Царственная вдова леди Брентмор, однако, всего лишь сделала шаг в коридор.
Прямая, как копье, она стояла в салоне и ждала свою семью. Она одарила хмурым взглядом Вариана, когда он внес Эсме на руках, внимательно посмотрела на внучку, которую муж опустил на диван, посветлевшими глазами встретила Персиваля, трусившего на шаг впереди дяди. Самый черный взгляд достался Джейсону — непокорному сыну, изгнанному ею двадцать пять лет назад.
Джейсон улыбнулся, поставил на пол саквояж, в котором лежали шахматы, подошел к ней, крепко обнял и звонко поцеловал в щеку. Потом отстранился и посмотрел на нее с искренним восхищением:
— Мама, как ты хорошо выглядишь, дорогая.
Острый взгляд ореховых глаз пробежался по его фигуре сверху вниз.
— Не могу сказать того же о тебе. Подрался в порту, как всегда? С кучей моряков и безбожников? Не говоря о том, что девочку ранили, а ее болвана мужа избили в кровяную колбасу. И твой брат-висельник отправился на высший суд. Одно утешает — нам не придется смотреть, как его повесят, расстреляют или четвертуют.
После этой приветственной речи она бухнулась в кресло, приказала Джейсону послать за бренди и потребовала объяснений.
Она получила крайне сжатую версию того, что Джейсон поведал в карете. Рассказ ее удовлетворил — пока, как она сказала. Потом она обратила каменный взгляд на Эсме:
— Твой папа не видел меня двадцать пять лет, но даже он знал, что я такое. Ты о чем думала, черт тебя побери?
— Я разозлилась, — спокойно ответила Эсме. — Я плохо соображала.
— Если рассердилась, должна была прийти ко мне и поругаться. Раньше ты не очень-то придерживала язычок! Удержать тебя! — Старуха хмыкнула. — Легче посадить в клетку стаю галок.
— Бабушка, я знаю, я невозможная. Но если вы хотите меня ругать, то пусть хотя бы мужчины пойдут спать. Они оба очень устали, но слишком горды, чтобы это сказать.
Вдова внимательно посмотрела на сына, сидевшего у камина, потом на Вариана, который присел на ручку дивана возле Эсме.
— Вид неважный, — проворчала она. — Тогда марш спать. — Она резко кивнула Персивалю: — И ты тоже. И не подслушивать у замочной скважины! По-моему, ты достаточно этим занимался за свою недолгую жизнь.
Персиваль вспыхнул.
Вариан просверлил вдову холодным взглядом серых глаз:
— Надеюсь, это был комплимент, миледи. Каждый из нас имеет причины благодарить вашего внука.
— Только по милости Божьей! — рявкнула вдова. — Все могло пойти по-другому…
— Но не пошло. А если бы и так, ни один здравомыслящий человек не будет винить его в том, что он пытался выполнить свой долг. — Он встал и подошел к мальчику: — История твоего дяди говорит сама за себя. Если кому-то не ясно, я объясню. Мы все глубоко благодарны тебе, Персиваль, за мужество и ум.
Персиваль покраснел еще сильнее.
— О Боже. Нет… о, но это не так. То есть я вам лгал и держал в секрете… Но я очень сожалею.
— Не могу себе представить, чтобы ты мог действовать иначе. — Вариан протянул ему руку.
Мальчик слегка расслабился и пожал протянутую руку.
«Спасибо», — мысленно сказала Эсме мужу. Даже она забыла о Персивале. Ей тоже нужно было вспомнить, скольким она обязана кузену; ей следовало благодарить и просить прощения, потому что она постоянно судила о нем неверно.
Она слышала, как отец выразил Персивалю те же чувства, что Вариан, и даже бабушка пробурчала, что в конце концов мальчик сделал все, что мог, и нельзя просить большего. Все, что могла бы сказать Эсме, было лишним. Она просто подошла к кузену и обняла его.
Он смущенно приник к ней.
— Этой ночью я ужасно беспокоился, — тихо проговорил он. — Но я знал, что его светлость тебя найдет.
Мама говорила, что он умнее, чем представляется. Она говорила… — Он заморгал и умолк. Эсме заметила, что Джейсон и бабушка тоже затихли. Они смотрели на Вариана.
Достав из саквояжа шахматы, Вариан расставлял их на низком столике возле дивана. Он выпрямился и посмотрел на всех невинным взором.
— Я думала, ты устал, — сказала вдова. — Не собираешься же ты играть в шахматы?
— Терпеть не могу шахматы, — улыбнулся Вариан. — Слишком сложная игра. От одного вида прихожу в бешенство.
— Тебе не надо их любить, — нетерпеливо сказал Джейсон. — Все, что тебе надо, — это их продать.
Вариан вскинул брови.
— Сент-Джорджи не занимаются торговлей. В любом случае я не могу продать наследство Персиваля.
— Мое… о Боже. Но оно не мое. Оно Эсме, сэр. Так мама сказала и написала в завещании.
Вариан посмотрел на Эсме. Он не сказал ни слова, да это и Не требовалось. Она смотрела на шахматы.
— Ко мне они не имеют отношения, — решительно заявила она. — Приданое переходит к мужу, он распоряжается им так, как захочет.
— Что я и сделал прошлой ночью, — сказал Вариан. — Я пообещал их сэру Джеральду. Он принял условия сделки, но не дожил до получения награды. Теперь они переходят к его наследнику, как и все остальное имущество.
Персиваль с трудом проглотил ком в горле.
— Спасибо, сэр, но я… то есть не надо было подкупать папу. Вы не должны думать, что я… — Он несколько раз сморгнул. — Мама хотела, чтобы они достались кузине Эсме.
— Только чтобы она получила мужа. Твоя мама не могла знать, что Эсме сама его найдет. Иначе она бы оставила шахматы тебе.
Персиваль попытался возразить, но замолчал из опасения расплакаться.
— С-спасибо, сэр. Они очень…
— Старые, — оборвал его Вариан. — Может, поищешь для них приличный футляр? Я надеюсь, ты не хочешь и дальше держать их в белье Эсме?
Мальчик опрометью выскочил из комнаты. Из-за закрытой двери Эсме услышала сдавленные рыдания. У нее самой сдавило горло. Она заметила, что глаза отца подозрительно блестят. Позади него сморкалась вдова — Вариан даже очерствевшую старуху довел до слез. Точнее, до двух слезинок, которые она сердито смахнула с лица.
Она, как и все, поняла, что этот дар означает для Персиваля. У него ничего не осталось на память о любимой матери. Об этом позаботился отец. Все, что осталось от Дианы, — это набор шахмат. Который стоил целое состояние.
Эсме утерла слезы и встретилась с утомленным взглядом мужа.
Его светлость зевнул.
— Прошу прощения. Был длинный день. Пойду-ка я спать. Всем спокойной ночи.
— Ты заставил меня устыдиться, — сказала Эсме. Вариан раскинулся на кровати, подложив руки под голову.
Он из-под век изучал жену, сидевшую рядом с ним, скрестив ноги.
— Думаю, тебе ничего другого не оставалось. Я такой благородный, такой невыразимо праведный. Естественно, ты меня обожаешь. Благословляешь землю, по которой я ступаю. И вообще я свет очей и твое прекрасное божество.
Взгляд жалобных зеленых глаз проследовал по его голому торсу и остановился на руках. Она вздохнула:
— Это правда. Так я и чувствую.
— Временами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Прямая, как копье, она стояла в салоне и ждала свою семью. Она одарила хмурым взглядом Вариана, когда он внес Эсме на руках, внимательно посмотрела на внучку, которую муж опустил на диван, посветлевшими глазами встретила Персиваля, трусившего на шаг впереди дяди. Самый черный взгляд достался Джейсону — непокорному сыну, изгнанному ею двадцать пять лет назад.
Джейсон улыбнулся, поставил на пол саквояж, в котором лежали шахматы, подошел к ней, крепко обнял и звонко поцеловал в щеку. Потом отстранился и посмотрел на нее с искренним восхищением:
— Мама, как ты хорошо выглядишь, дорогая.
Острый взгляд ореховых глаз пробежался по его фигуре сверху вниз.
— Не могу сказать того же о тебе. Подрался в порту, как всегда? С кучей моряков и безбожников? Не говоря о том, что девочку ранили, а ее болвана мужа избили в кровяную колбасу. И твой брат-висельник отправился на высший суд. Одно утешает — нам не придется смотреть, как его повесят, расстреляют или четвертуют.
После этой приветственной речи она бухнулась в кресло, приказала Джейсону послать за бренди и потребовала объяснений.
Она получила крайне сжатую версию того, что Джейсон поведал в карете. Рассказ ее удовлетворил — пока, как она сказала. Потом она обратила каменный взгляд на Эсме:
— Твой папа не видел меня двадцать пять лет, но даже он знал, что я такое. Ты о чем думала, черт тебя побери?
— Я разозлилась, — спокойно ответила Эсме. — Я плохо соображала.
— Если рассердилась, должна была прийти ко мне и поругаться. Раньше ты не очень-то придерживала язычок! Удержать тебя! — Старуха хмыкнула. — Легче посадить в клетку стаю галок.
— Бабушка, я знаю, я невозможная. Но если вы хотите меня ругать, то пусть хотя бы мужчины пойдут спать. Они оба очень устали, но слишком горды, чтобы это сказать.
Вдова внимательно посмотрела на сына, сидевшего у камина, потом на Вариана, который присел на ручку дивана возле Эсме.
— Вид неважный, — проворчала она. — Тогда марш спать. — Она резко кивнула Персивалю: — И ты тоже. И не подслушивать у замочной скважины! По-моему, ты достаточно этим занимался за свою недолгую жизнь.
Персиваль вспыхнул.
Вариан просверлил вдову холодным взглядом серых глаз:
— Надеюсь, это был комплимент, миледи. Каждый из нас имеет причины благодарить вашего внука.
— Только по милости Божьей! — рявкнула вдова. — Все могло пойти по-другому…
— Но не пошло. А если бы и так, ни один здравомыслящий человек не будет винить его в том, что он пытался выполнить свой долг. — Он встал и подошел к мальчику: — История твоего дяди говорит сама за себя. Если кому-то не ясно, я объясню. Мы все глубоко благодарны тебе, Персиваль, за мужество и ум.
Персиваль покраснел еще сильнее.
— О Боже. Нет… о, но это не так. То есть я вам лгал и держал в секрете… Но я очень сожалею.
— Не могу себе представить, чтобы ты мог действовать иначе. — Вариан протянул ему руку.
Мальчик слегка расслабился и пожал протянутую руку.
«Спасибо», — мысленно сказала Эсме мужу. Даже она забыла о Персивале. Ей тоже нужно было вспомнить, скольким она обязана кузену; ей следовало благодарить и просить прощения, потому что она постоянно судила о нем неверно.
Она слышала, как отец выразил Персивалю те же чувства, что Вариан, и даже бабушка пробурчала, что в конце концов мальчик сделал все, что мог, и нельзя просить большего. Все, что могла бы сказать Эсме, было лишним. Она просто подошла к кузену и обняла его.
Он смущенно приник к ней.
— Этой ночью я ужасно беспокоился, — тихо проговорил он. — Но я знал, что его светлость тебя найдет.
Мама говорила, что он умнее, чем представляется. Она говорила… — Он заморгал и умолк. Эсме заметила, что Джейсон и бабушка тоже затихли. Они смотрели на Вариана.
Достав из саквояжа шахматы, Вариан расставлял их на низком столике возле дивана. Он выпрямился и посмотрел на всех невинным взором.
— Я думала, ты устал, — сказала вдова. — Не собираешься же ты играть в шахматы?
— Терпеть не могу шахматы, — улыбнулся Вариан. — Слишком сложная игра. От одного вида прихожу в бешенство.
— Тебе не надо их любить, — нетерпеливо сказал Джейсон. — Все, что тебе надо, — это их продать.
Вариан вскинул брови.
— Сент-Джорджи не занимаются торговлей. В любом случае я не могу продать наследство Персиваля.
— Мое… о Боже. Но оно не мое. Оно Эсме, сэр. Так мама сказала и написала в завещании.
Вариан посмотрел на Эсме. Он не сказал ни слова, да это и Не требовалось. Она смотрела на шахматы.
— Ко мне они не имеют отношения, — решительно заявила она. — Приданое переходит к мужу, он распоряжается им так, как захочет.
— Что я и сделал прошлой ночью, — сказал Вариан. — Я пообещал их сэру Джеральду. Он принял условия сделки, но не дожил до получения награды. Теперь они переходят к его наследнику, как и все остальное имущество.
Персиваль с трудом проглотил ком в горле.
— Спасибо, сэр, но я… то есть не надо было подкупать папу. Вы не должны думать, что я… — Он несколько раз сморгнул. — Мама хотела, чтобы они достались кузине Эсме.
— Только чтобы она получила мужа. Твоя мама не могла знать, что Эсме сама его найдет. Иначе она бы оставила шахматы тебе.
Персиваль попытался возразить, но замолчал из опасения расплакаться.
— С-спасибо, сэр. Они очень…
— Старые, — оборвал его Вариан. — Может, поищешь для них приличный футляр? Я надеюсь, ты не хочешь и дальше держать их в белье Эсме?
Мальчик опрометью выскочил из комнаты. Из-за закрытой двери Эсме услышала сдавленные рыдания. У нее самой сдавило горло. Она заметила, что глаза отца подозрительно блестят. Позади него сморкалась вдова — Вариан даже очерствевшую старуху довел до слез. Точнее, до двух слезинок, которые она сердито смахнула с лица.
Она, как и все, поняла, что этот дар означает для Персиваля. У него ничего не осталось на память о любимой матери. Об этом позаботился отец. Все, что осталось от Дианы, — это набор шахмат. Который стоил целое состояние.
Эсме утерла слезы и встретилась с утомленным взглядом мужа.
Его светлость зевнул.
— Прошу прощения. Был длинный день. Пойду-ка я спать. Всем спокойной ночи.
— Ты заставил меня устыдиться, — сказала Эсме. Вариан раскинулся на кровати, подложив руки под голову.
Он из-под век изучал жену, сидевшую рядом с ним, скрестив ноги.
— Думаю, тебе ничего другого не оставалось. Я такой благородный, такой невыразимо праведный. Естественно, ты меня обожаешь. Благословляешь землю, по которой я ступаю. И вообще я свет очей и твое прекрасное божество.
Взгляд жалобных зеленых глаз проследовал по его голому торсу и остановился на руках. Она вздохнула:
— Это правда. Так я и чувствую.
— Временами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98