Надеюсь, и о своем муже тоже…
ГЛАВА 30
На третий день своего заключения Джайлз с радостью приветствовал бы любое избавление. Комнатушка вся насквозь пропахла запахами выгребной ямы, и находиться в ней стало практически невозможно.
Сначала Джайлзу казалось, что его тюремщики не испытывали к нему враждебных чувств. Он ежедневно твердил себе: «Они мне не враги…» Но все оказалось иначе…
На все его просьбы убрать помещение мистер Жаба отвратительно смеялся ему в лицо и недвусмысленно прибавлял:
— Послушай, приятель, чем тут убирать за тобой, мы лучше не станем тебя ни кормить, ни поить. Дешевле будет…
Так они и сделали. На следующий день он едва дождался кувшина воды и скудного завтрака.
Когда Джайлз попросил книгу или хотя бы лист бумаги, его тюремщики покатились со смеху. Уиттон понял, что ему не остается ничего, как просто сидеть несколько дней в этом грязном темном подвале.
Еще никогда лорд Уиттон не чувствовал себя таким бессильным и находящимся во власти чьей-то прихоти. Он проводил время, стараясь вспомнить отрывки из поэм, которые когда-то учил наизусть, мерил шагами комнатушку, декламируя на греческом языке «Лягушек» Аристофана, что, учитывая физиономию Джорджа, казалось весьма к месту.
Ночью Джайлз пытался уснуть и не мог, потому что страх за свою жизнь становился все сильнее и сон не шел к нему. Его хитрость, казавшаяся вначале такой простой и ясной, теперь только удивляла его. Зачем он пошел на это? Раскрой Джайлз сейчас свое имя, где гарантия, что они поверят ему… По всей видимости, он сделал что-то не так. Конечно, Сабрина и Клер объявили розыск. Ну и что из этого? Все равно Джайлз лежит здесь, в темноте, теряя всякую надежду, задыхаясь в этой вони, от которой першит в горле и страшно хочется пить. Будь они прокляты!
Каждую ночь его мысли сами собой возвращались к Клер. Вспоминая известные ему стихи, он думал о ней. Джайзл снова видел ее маленькой, видел их первую встречу и робкое лицо девочки, которой он помог выйти из кареты. Уиттон видел, с каким восторгом смотрела Клер на него, когда он спас ее от Люси Киркман. С ней ему всегда было тепло. Но мысли убегали дальше, не подчинялись ему… Джайзл вспомнил тот восторг и трепет, с которым Клер смотрела на Джастина Рейнсборо, то счастье и любовь, сиявшие в ее глазах при бракосочетании…
Потом Уиттон видел Клер, вернувшуюся в Лондон, замученную, исхудавшую, похожую на привидение. Почему он тогда не понял всей правды? Как Джайзл мог подумать, впрочем, как и все остальные, что она просто не может поправиться после выкидыша? Он поклялся любить ее, но никогда не думал о том, чем на самом деле оказался ее брак.
Потом Клер на процессе… Вот она рассказывает правду, описывая, как ее били, пинали ногами, душили… Именно тогда Джайзл почувствовал, как его захватывает и уносит волна всепоглащающей любви к ней, любви-помощи, любви-защиты.
Но даже и тогда он не понимал Клер до конца. Даже тогда какая-то часть его злилась на нее и думала: «Если бы ты вышла за меня и смотрела, как на Джастина во время бракосочетания, никогда бы этого не случилось…»
Клер оказалась права… Джайзл никогда серьезно не думал о браке… Себя он считал ее другом и защитником… Тем другом, который всегда хотел, чтобы его любимая женщина была счастлива, даже с другим мужчиной. Здесь Джайзл признавался себе честно: он хотел ей счастья, настоящего счастья, пусть не с ним, но…
Он заставил себя представить в воображении сцену в библиотеке Рейнсборо. Вот Клер стоит там с каминными щипцами в руках, ее одежда забрызгана кровью, и боится, страшно боится, что ее муж еще жив.
Джайлз раньше должен был увидеть и полюбить эту Клер… Теперь он знал об этом. Уиттон мысленно побывал в библиотеке, настало время выйти из нее, вернуться назад, в то их первое лето, и начать все сначала.
Он и раньше должен был любить ее вот так, целиком и полностью. Если ему посчастливится выбраться из этой пропасти, он нежно возьмет руками ее лицо, заглянет глубоко ей в глаза и увидит все, и полюбит все в ней.
Еще в самом начале своей игры Клер махнула рукой на полицейских с Боу-стрит. Ясно, что владельцы с Сент-Джеймс-стрит не хотели никоим образом связываться с похитителями на глазах у многих. Скорее всего, их свидание состоится в игорном доме.
Одна она, конечно, никогда бы не пошла в это заведение; Клер надо устроить так, чтобы кто-нибудь из них встретился с ней. Если ее предположения верны и Джайлз не выдал своего имени, тогда она спокойна: фамилия Уиттон не будет для них значить ровно ничего.
Спустя день после покупки оружия и за день до судебного разбирательства Клер села за стол и, аккуратно выводя буквы, написала записку, которую тут же передала Джеймсу Футману.
— Передайте ее в руки мистера Олфилда, дом 75, по улице Сент-Джеймс-стрит. Я прошу его встретиться со мной сегодня в полдень… Прошу прислать ответ.
Джеймс взял записку, поклонился и вышел. Все слуги в доме знали о случившемся, знали, что это касается лорда Уигтона и его друга Эндрю Мора и что процесс начинается завтра.
«Да, не следовало бы допускать, чтобы хозяйка делала это», — спускаясь по лестнице, думал он. Увидев поднимающегося Эндрю, слуга совсем уже решил отдать записку ему — пусть он разбирается в этом. Но мысль о службе леди Уиттон и подчинении ей остановила его.
Нанятый полицейский, по-видимому, добился немногого. Может, слезы хозяйки сделают больше и смогут помочь лорду Уиттону? Вряд ли с ней может случится что-нибудь плохое.
Итак, когда Эндрю поравнялся с ним, слуга просто поклонился и поспешил дальше.
— У вас есть какие-либо новости, Эндрю? — спросила Клер, когда он вошел в гостиную. Всякий раз при его появлении женщины задавали один и тот же вопрос и получали тот же ответ:
— Нет, пока еще нет.
— Клер, Сабрина дома?
— Да… И я очень беспокоюсь о ней.
Эндрю бросил на нее тревожный взгляд.
— Думаю, ей нужно выйти из дома на свежий воздух… Может быть вы…
— Попытаюсь.
Клер вызвала Хенлея.
— Хенлей, поднимитесь, пожалуйста, наверх и сообщите леди Сабрине, что пришел мистер Мор.
— Да, миледи.
— Эндрю, завтра суд… Вы действительно думаете, что они отпустят Джайлза?
— Как только он скажет им, кто он…
«Вы и вправду так думаете? — удивилась про себя Клер. — Зачем же им подвергать себя такой опасности? Узнав, что они схватили пэра королевства, скорей всего, похитители захотят заставить его замолчать навеки, чем допустить, чтобы он обратился в полицию».
Взгляд Эндрю устремился на дверь, в которую входила Сабрина.
«Как они несчастны! — подумала Клер. — Впрочем, как и все мы».
— Сабрина, Эндрю только что спрашивал, не хочешь ли ты немного пройтись по парку… Я должна получить кое-какую корреспонденцию, составь, пожалуйста, ему компанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
ГЛАВА 30
На третий день своего заключения Джайлз с радостью приветствовал бы любое избавление. Комнатушка вся насквозь пропахла запахами выгребной ямы, и находиться в ней стало практически невозможно.
Сначала Джайлзу казалось, что его тюремщики не испытывали к нему враждебных чувств. Он ежедневно твердил себе: «Они мне не враги…» Но все оказалось иначе…
На все его просьбы убрать помещение мистер Жаба отвратительно смеялся ему в лицо и недвусмысленно прибавлял:
— Послушай, приятель, чем тут убирать за тобой, мы лучше не станем тебя ни кормить, ни поить. Дешевле будет…
Так они и сделали. На следующий день он едва дождался кувшина воды и скудного завтрака.
Когда Джайлз попросил книгу или хотя бы лист бумаги, его тюремщики покатились со смеху. Уиттон понял, что ему не остается ничего, как просто сидеть несколько дней в этом грязном темном подвале.
Еще никогда лорд Уиттон не чувствовал себя таким бессильным и находящимся во власти чьей-то прихоти. Он проводил время, стараясь вспомнить отрывки из поэм, которые когда-то учил наизусть, мерил шагами комнатушку, декламируя на греческом языке «Лягушек» Аристофана, что, учитывая физиономию Джорджа, казалось весьма к месту.
Ночью Джайлз пытался уснуть и не мог, потому что страх за свою жизнь становился все сильнее и сон не шел к нему. Его хитрость, казавшаяся вначале такой простой и ясной, теперь только удивляла его. Зачем он пошел на это? Раскрой Джайлз сейчас свое имя, где гарантия, что они поверят ему… По всей видимости, он сделал что-то не так. Конечно, Сабрина и Клер объявили розыск. Ну и что из этого? Все равно Джайлз лежит здесь, в темноте, теряя всякую надежду, задыхаясь в этой вони, от которой першит в горле и страшно хочется пить. Будь они прокляты!
Каждую ночь его мысли сами собой возвращались к Клер. Вспоминая известные ему стихи, он думал о ней. Джайзл снова видел ее маленькой, видел их первую встречу и робкое лицо девочки, которой он помог выйти из кареты. Уиттон видел, с каким восторгом смотрела Клер на него, когда он спас ее от Люси Киркман. С ней ему всегда было тепло. Но мысли убегали дальше, не подчинялись ему… Джайзл вспомнил тот восторг и трепет, с которым Клер смотрела на Джастина Рейнсборо, то счастье и любовь, сиявшие в ее глазах при бракосочетании…
Потом Уиттон видел Клер, вернувшуюся в Лондон, замученную, исхудавшую, похожую на привидение. Почему он тогда не понял всей правды? Как Джайзл мог подумать, впрочем, как и все остальные, что она просто не может поправиться после выкидыша? Он поклялся любить ее, но никогда не думал о том, чем на самом деле оказался ее брак.
Потом Клер на процессе… Вот она рассказывает правду, описывая, как ее били, пинали ногами, душили… Именно тогда Джайзл почувствовал, как его захватывает и уносит волна всепоглащающей любви к ней, любви-помощи, любви-защиты.
Но даже и тогда он не понимал Клер до конца. Даже тогда какая-то часть его злилась на нее и думала: «Если бы ты вышла за меня и смотрела, как на Джастина во время бракосочетания, никогда бы этого не случилось…»
Клер оказалась права… Джайзл никогда серьезно не думал о браке… Себя он считал ее другом и защитником… Тем другом, который всегда хотел, чтобы его любимая женщина была счастлива, даже с другим мужчиной. Здесь Джайзл признавался себе честно: он хотел ей счастья, настоящего счастья, пусть не с ним, но…
Он заставил себя представить в воображении сцену в библиотеке Рейнсборо. Вот Клер стоит там с каминными щипцами в руках, ее одежда забрызгана кровью, и боится, страшно боится, что ее муж еще жив.
Джайлз раньше должен был увидеть и полюбить эту Клер… Теперь он знал об этом. Уиттон мысленно побывал в библиотеке, настало время выйти из нее, вернуться назад, в то их первое лето, и начать все сначала.
Он и раньше должен был любить ее вот так, целиком и полностью. Если ему посчастливится выбраться из этой пропасти, он нежно возьмет руками ее лицо, заглянет глубоко ей в глаза и увидит все, и полюбит все в ней.
Еще в самом начале своей игры Клер махнула рукой на полицейских с Боу-стрит. Ясно, что владельцы с Сент-Джеймс-стрит не хотели никоим образом связываться с похитителями на глазах у многих. Скорее всего, их свидание состоится в игорном доме.
Одна она, конечно, никогда бы не пошла в это заведение; Клер надо устроить так, чтобы кто-нибудь из них встретился с ней. Если ее предположения верны и Джайлз не выдал своего имени, тогда она спокойна: фамилия Уиттон не будет для них значить ровно ничего.
Спустя день после покупки оружия и за день до судебного разбирательства Клер села за стол и, аккуратно выводя буквы, написала записку, которую тут же передала Джеймсу Футману.
— Передайте ее в руки мистера Олфилда, дом 75, по улице Сент-Джеймс-стрит. Я прошу его встретиться со мной сегодня в полдень… Прошу прислать ответ.
Джеймс взял записку, поклонился и вышел. Все слуги в доме знали о случившемся, знали, что это касается лорда Уигтона и его друга Эндрю Мора и что процесс начинается завтра.
«Да, не следовало бы допускать, чтобы хозяйка делала это», — спускаясь по лестнице, думал он. Увидев поднимающегося Эндрю, слуга совсем уже решил отдать записку ему — пусть он разбирается в этом. Но мысль о службе леди Уиттон и подчинении ей остановила его.
Нанятый полицейский, по-видимому, добился немногого. Может, слезы хозяйки сделают больше и смогут помочь лорду Уиттону? Вряд ли с ней может случится что-нибудь плохое.
Итак, когда Эндрю поравнялся с ним, слуга просто поклонился и поспешил дальше.
— У вас есть какие-либо новости, Эндрю? — спросила Клер, когда он вошел в гостиную. Всякий раз при его появлении женщины задавали один и тот же вопрос и получали тот же ответ:
— Нет, пока еще нет.
— Клер, Сабрина дома?
— Да… И я очень беспокоюсь о ней.
Эндрю бросил на нее тревожный взгляд.
— Думаю, ей нужно выйти из дома на свежий воздух… Может быть вы…
— Попытаюсь.
Клер вызвала Хенлея.
— Хенлей, поднимитесь, пожалуйста, наверх и сообщите леди Сабрине, что пришел мистер Мор.
— Да, миледи.
— Эндрю, завтра суд… Вы действительно думаете, что они отпустят Джайлза?
— Как только он скажет им, кто он…
«Вы и вправду так думаете? — удивилась про себя Клер. — Зачем же им подвергать себя такой опасности? Узнав, что они схватили пэра королевства, скорей всего, похитители захотят заставить его замолчать навеки, чем допустить, чтобы он обратился в полицию».
Взгляд Эндрю устремился на дверь, в которую входила Сабрина.
«Как они несчастны! — подумала Клер. — Впрочем, как и все мы».
— Сабрина, Эндрю только что спрашивал, не хочешь ли ты немного пройтись по парку… Я должна получить кое-какую корреспонденцию, составь, пожалуйста, ему компанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92