Торопясь, Нугри поранил себе
руку.
Он работал, выбиваясь из сил, задыхаясь, с удивительным упорством.
Наконец он пробил отверстие и очутился перед второй опускной дверью.
Предстояла работа, подобная предыдущей. А факел, потрескивая, уменьшался,
и горячая смола капала на землю.
Усталый, Нугри сел у двери, отломив кусок хлеба и съел его.
Недостатка в еде не было - он брал еду в покоях фараона.
Окликнув еще несколько раз Кени и Тинро и не получив ответа, он
закричал громче, отчаяннее.
- Гибну с голоду... - донесся слабый голос Кени.
- Тинро, Тинро! - звал Нугри. - Отвечай! Где ты?
В это время Тинро сидел на корточках перед сокровищами, разложенными
на полу. Факел, воткнутый в горлышко золотого сосуда, освещал
драгоценности. Старик сошел с ума. Ему казалось, что перед ним находятся
люди. Он обращался к ним, размахивая руками:
- Знаете вы, кто я? Я сам Рамзес-Миамун, повелитель земель и народов.
Я богат и могущественен. Я все могу сделать... Число моих сокровищ
несметно, как песок морской...
А далеко от него, в другом коридоре, лежал обессилевший Кени,
подложив себе под голову жесткий мешок с драгоценностями.
Кени давно уже ни на что не надеялся. Он больше не слышал голоса
Нугри. Ему становилось жарко и холодно. Он бредил, и видения сменялись
видениями. То ему казалось, что он выбрался из гробницы... шел по пустыне
с мешком на плечах... входил в деревушку... Выбегала из хижины старая мать
и спрашивала: "Что несешь?" - "Золото, - отвечал сын, - теперь будем жить
хорошо"... То ему представлялось, что он и Нугри подходят к мумии Рамзеса.
Мумия встает из саркофага. Она указывает длинным, острым, как копье,
пальцем на драгоценные камни. Они всюду: под ногами, дождем сыплются с
потолка, наполняют покои... Кени стоит по колени в камнях, их становится
больше и больше... Они уже доходят ему до пояса, до груди, шеи... Выше и
выше...
Задыхаясь, Кени шептал:
- Я иду, Нугри, иду... Подожди...

16
Факел зашипел и потух. Нугри остался в темноте. Время, казалось,
остановилось. Руки болели. Он расшатывал опускную дверь с отчаянием, не
надеясь уже на спасение. Но в голове продолжала биться упрямая мысль.
Она неотвязно стучала, как молоточек: "Отдай сокровища беднякам".
Так он работал долго-долго. Ему казалось, что прошла целая вечность.
Но он готов был работать годы, лишь бы пробиться к свету.
"Солнце, пресветлый Ра! Как можно жить без его света!"
Пищи и питья уже не было. Небольшой запас продовольствия, оставленный
фараону, пришел к концу. И Нугри давно уже ничего не ел. Голод терзал его.
Хоть бы кусочек хлеба, хоть бы глоток воды!
Нугри перетащил мешок поближе к двери и сел около него. Мысли
путались. Обрывками пролетала жизнь - сплошное мучение! Перед глазами
мелькали Мимута, сын-писец, дети... О, как хотелось бы увидеться с сыном и
детьми, пойти на могилу жены!
Потом представилась деревня - бедные хижины, оборванные, полуголодные
женщины, нагие дети... И золото, сыплющееся из его мешка... Вот деревня
становится богатой: возвышаются красивые домики, идут нарядные женщины,
бегут веселые, сытые дети...
Нугри встал и ощупью направился к двери. И вдруг пошатнулся -
закружилась голова. Цепляясь за стену, он пытался итти. Желтые круги
замелькали перед глазами. Он прислонился к стене - ноги подкосились.
Когда Нугри очнулся, он лежал на земле. В голове была тяжесть, есть
уже не хотелось. Во рту пересохло, язык казался шершавым и лишним.
Нугри попытался встать, но голова опять закружилась.
- Неужели я так и не кончу работы? - с трудом выговорил он.
Кругом - темнота и молчание. Спит вечным сном гробница Рамзеса,
тишина жадно глотает каждый звук. И нет надежды выбраться из каменной
могилы; входы и выходы преграждены, чертог вечности крепко заперт хитрым
царским писцом.
Так лежал Нугри, обессилев от голода. Смерть медленно приближалась.
Но что такое смерть в сравнении с его подвигом? Он отдал свою жизнь, желая
облегчить участь бедняков. Разве он виноват, что попытка его не удалась.
Он сделал все, что в силах был сделать бедный каменотес. И так же
поступили друзья, умирающие где-то в коридорах гробницы.
Долго лежал Нугри, - дней и ночей не было. Все стало темнотой,
черной, как сажа. Только тишина назойливо звенела в ушах.
За несколько часов до смерти, когда он бредил, ему почудились два
луча, блеснувших в темноте. Лучи исходили от женщины, подходившей к нему.
Это была она, добрая жена и мать его детей, с любящим сердцем.
Со стоном он протянул к ней руки:
- Мимута, как я рад, что ты пришла за мною!

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14