Джервас вошел в комнату, где ночевала его любимая, и застал ее сидящей на подушках, на кровати красного дерева. Распущенные волосы спутанными кольцами спускались ей на плечи.
– Вам не надо здесь появляться, – упрекнула она его и прикрылась простыней. – Если бы я знала, что вы способны устроить скандал в собственном доме, то ни за что не позволила бы вам оставить меня здесь.
– Какой же это скандал, я просто зашел в комнату к больной, – спокойно заметил он и присел на краешек кровати. – Как вы себя сегодня чувствуете?
– Пока что я запретила себе что-нибудь чувствовать, – сказала, она, и он понял, что она несколько натужно попыталась сострить. – Vraiment Джервас, нельзя, чтобы вас обнаружили среди простынь танцовщицы. – Она негромко рассмеялась и добавила: – Но я забыла, ведь я больше не имею права так себя именовать. Прошлой ночью мое недолгое сотрудничество с Королевским театром завершилось.
Желая ее поддразнить, он произнес:
– Не так уж это и плохо, нельзя все время рассчитывать на превосходные спектакли.
Она покачала головой и печально проговорила:
– Вы меня не поняли. Должно быть, ночью я не сумела вам это внятно разъяснить. Я больше никогда не буду выступать. Бекман похитил и увез меня прямо перед началом балета. Я была занята во всех массовых сценах, и никто не поверит, если я притворюсь и скажу, что мне внезапно стало плохо. Впрочем, если я расскажу правду, мне поверят еще меньше. В дирекции вспомнят о происшедшем со мной прошлой осенью. Мой поспешный уход из театра на Тотнем-стрит расценят как явное доказательство моей ненадежности.
– Ерунда. Не стоит придавать такого значения одной неудаче, да к тому же ничтожной.
– Но так все и произойдет, – продолжала настаивать Розали. – Мистер Келли выгонит меня, а синьор Росси, очевидно, уже сегодня готов меня уволить, потому что не выйти на сцену значит нарушить все профессиональные правила. Меня взяли в театр лишь на время, я даже не числюсь в составе труппы, поэтому мое увольнение не повлечет за собой никаких расходов. Джеймс д'Эгвилль навсегда отвернется от меня, да и Дибдин не примет меня снова в свой театр. Возможно, лишь через несколько лет какой-нибудь директор театра решится нанять танцовщицу со столь запятнанной репутацией. А у балерины очень мало лет в запасе, – заключила она, подчеркнув последнюю фразу.
На глазах у Розали выступили слезы, и это напомнило Джервасу, как она молода. Она начала готовиться к карьере танцовщицы еще маленькой девочкой и профессионально танцевала, толком не научившись читать. У нее не было нормального детства и отрочества, потому что театральное воспитание заставило ее как бы проскочить через годы.
Сейчас, когда рана свежа, она не понимает, что он не оставит ей причин для сожалений, тут он твердо убежден. Он непременно успокоит, утешит и обласкает ее, эту миниатюрную, смелую девушку. Он докажет ей свою любовь и преданность.
– Если от этого вы себя лучше почувствуете, – сказал он, вытерев ей щеки своим носовым платком, – я поговорю с Келли. Я даже отправлюсь в Королевскую скамью подсудимых и расскажу мистеру Тейлору, почему вы отсутствовали прошлым вечером.
– Это скорее повредит мне, чем поможет, – холодно отозвалась она. – А если вы чересчур увлечетесь моими делами, вокруг непременно начнут сплетничать. Только вообразите, в какой ужас придут ваши друзья и домашние, когда узнают, что этой ночью я спала у вас в комнате.
Джервас поднялся с кровати и двинулся к окну.
– Ну и что же вы собираетесь делать, если больше не сможете танцевать в Оперном театре?
– Все утро я только об этом и думала, – она улыбнулась краешком губ. – Лорд Свонборо как-то сказал, что выстроит для меня великолепный театр, когда получит наследство, но, боюсь, что я не смогу так долго ждать. У меня есть единственный выход – вернуться в Париж.
– В Париж? – переспросил он.
– Если мне удастся сразу уехать отсюда, то новость о скандале и моем увольнении не успеет перелететь через Ла-Манш. А Этьен Лемерсье поможет мне получить французский паспорт. – Она медленно перебирала пальцами вязаное покрывало, и ее глаза следили за их движениями. – Имя моей матери станет для меня пропуском в Оперу.
– Вы не поедете в Париж, – гневно возразил Джервас.
– Но если я не сумею быстро найти работу, мне остается лишь тайком добраться до Бибури и томиться там всю жизнь, мечтая о чем-то... недостижимом.
Он почувствовал, что она имела в виду не балет, и мелькнувшее подозрение позволило ему сказать смело и открыто:
– Представьте себе, я благодарен этому негодяю Бекману за то, что он разорвал все, связывавшее вас с оперным театром. Не знаю, смог бы я выдержать и дождаться момента, когда у вас заболят колени или вы снова растянете лодыжку. Розали, сможете ли вы жить без танцев?
– Когда-нибудь мне придется жить без них. Ни одна карьера не длится вечно.
– Нам нельзя больше оставлять все как есть, жить врозь и тосковать друг о друге. Розали, вы меня любите? Вы позволите мне заботиться о вас всю вашу жизнь?
Она наклонила голову.
– На первый вопрос я отвечу – да. А что касается второго, если бы я смогла остаться с вами навсегда, то считала бы себя самой счастливой на свете. Но этому не бывать, Джервас.
– Почему вы так думаете? Тогда я признаюсь вам, что я делал, ожидая, когда вы проснетесь. Я писал письма – моей матери в Хабердин и обеим моим сестрам. Я написал также моей кузине Миранде и ее мужу. Я даже написал моему брату Эдгару, хотя одному Богу известно, получит ли он письмо в Испании. Но я не мог больше откладывать. Я известил их всех, что безумно, страстно, преданно люблю вас и хочу, чтобы вы узнали об этом первая. Я также объяснил моим родственникам, что в скором времени намерен на вас жениться. Если вы примете мое предложение.
Она окинула его странным, загадочным взором.
– Je suis danseuse. Ваша семья предпочла бы для вас la grande alliance avec la princesse или девушку из знатного рода.
– Розали, – ласково произнес он и сел рядом с ней на кровать. – Я обожаю вашу привычку говорить по-французски в минуты душевного волнения, но мне неприятно слышать от вас подобную чепуху. Брак для нас – единственная возможность быть вместе. Если вы считаете для себя унижением стать моей любовницей, то, надеюсь, что не откажетесь от титула герцогини.
Он крепко прижал ее к себе и впился своим жадным ртом в ее нежные губы.
Потом он коснулся ее щек, плечей, округлых очертаний ее груди, ощущая под пальцами мраморно-гладкую и восхитительно теплую кожу. Смущение Розали привело его в восторг. Он испытал равное наслаждение от ее тихих вздохов и чуть слышных восклицаний.
Сжав ее плечи, он сказал:
– Теперь, когда я сделал вам столь лестное предложение, неужели вы по-прежнему желаете уехать в Париж?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63