Его розовое и опухшее от сытой жизни лицо внушило ей отвращение. Она отодвинулась в сторону.
– Вы сошли с ума!
– Если и сошел, то по вашей вине, – возразил он. – Вы месяцами играли со мной, и теперь настал мой черед поменять правила игры.
Он ударил палкой по крыше экипажа, и карета ускорила свой ход.
– Вам не удастся меня подкупить. Вы действуете слишком грубо, – с яростью проговорила она и, взглянув в окно, залитое дождем, увидела, что они уже далеко отъехали от здания Королевского театра.
– Немедленно вернитесь назад, – потребовала Розали. – Если я сегодня не выйду на сцену, меня уволят из труппы.
Мистер Бекман пригладил свои завитые бакенбарды.
– Вы чересчур высоко метили, моя дорогая, и герцог Солуэй со временем должен был вами пресытиться. А, может быть, вы от него слишком многого ждали. Вряд ли вы всерьез рассчитывали, что такой знатный господин предложит руку и сердце незаконной дочери французской танцовщицы?
Щеки Розали покраснели, а глаза сверкнули от гнева. Ударить бы его по голове этой палкой, и он бы живо образумился, решила она, но палка была далеко. И Розали бросилась на него с крепко сжатыми кулаками.
Однако он успел отпрянуть.
– Какая вы вспыльчивая, – выкрикнул он. – Мне это по вкусу. Люблю, когда дама не только хорошенькая, но и живая, как огонь.
Мысли Розали путались, она попыталась сосредоточиться и понять, что сейчас следует сделать. Она во что бы то ни стало должна выбраться из кареты и сбежать от него. Если он ее изнасилует, она не выдержит этого ужаса. Он считает себя победителем, но ум и находчивость всегда способны взять верх над грубой силой.
Когда экипаж резко свернул с Палл-Малл на Сент-Джеймс, она вцепилась рукой в кожаный ремень, желая предотвратить контакт со своим наглым похитителем.
– Почему вы внушили себе, что я вам не нравлюсь? – уныло спросил он и перехватил ее руку. – Карманы у меня большие, и я не жаден. Я осыплю вас драгоценностями, и вам не нужно будет танцевать ради заработка. Мы сможем часто бывать на бегах и в Брайтоне. Вы отлично проведете время и скоро забудете своего герцога.
Он погладил ее по руке, и по телу Розали поползли мурашки.
Толстые пальцы ощупывали ее легкое платье, а затем начали неуклюже развязывать темно-зеленые ленты на ее корсаже. Бекман стонал от нетерпения, дергая и разрывая тонкую ткань.
«Пусть я ушибусь или вновь растяну ногу, что угодно, лишь бы он меня не изнасиловал», – подумала Розали, схватившись за ручку дверцы и распахнув ее. Но возможность падения из кареты на полном ходу привела ее в ужас, и выдержка чуть было не изменила ей как раз в тот момент, когда кучер приостановил лошадь, чтобы пешеходы смогли перейти улицу. Она собралась с силами и, прежде чем лошадь вновь ускорила бег, выпрыгнула из экипажа.
Ошеломленная и еле дышащая, Розали упала на мокрые булыжники. Ей показалось, что у нее сломаны все кости.
Откуда-то издалека до нее донесся строгий приказ лежать на месте и не двигаться.
– Прошу вас, не говорите ни слова, – посоветовал ей другой голос.
Она увидела наблюдавших за ней джентльменов и попробовала сесть. Чтобы смахнуть слезы, Розали заморгала и увидела шрам на руке. Бедро, на которое она упала, покрылось синяками и болело.
– Я должна идти, – задыхаясь, проговорила она. – Он... он может вернуться.
– Желал бы я этого, – проворчал незнакомец. – Хотел бы я его как следует проучить. Посмотри, Руперт, – произнес он, указав на Розали. – У нее порвано платье.
– Да, Аллингем, я заметил.
К ним присоединился еще один джентльмен, вышедший из клуба. «Интересно, как они отнеслись к моему загримированному лицу и легкому наряду», – подумала Розали.
– В жизни не видел ничего подобного, – проговорил человек, которого назвали Аллингемом. – Харбуртон и я переходили через Уайт в тот момент, когда эта женщина выпала из кареты.
Его приятель помог Розали подняться, и она поняла, что ее бедные колени на сей раз не пострадали.
– Который час? – с беспокойством спросила она.
– Полагаю, уже за полночь.
Балет начался и действие, должно быть, в самом разгаре. Когда Розали осознала это, ее тело обмякло от боли и, если бы неизвестный не поддержал ее, она бы снова упала.
– Нельзя ли нам проводить вас домой? – осведомился он. Голос этого человека вполне соответствовал глуповато-недоуменному выражению его лица.
– Non, о, нет, – торопливо сказала она.
У нее не хватит духа вернуться на Пентон-стрит, где ее может ждать Бенджамен Бекман. Она поблагодарила джентльмена и заверила его, что сумеет дойти без посторонней помощи, а потом, прихрамывая, двинулась по Сент-Джеймс-стрит. Танцевальные туфли мешали ей ступать по скользкому тротуару и каждый шаг давался ей с трудом.
Она пропустила спектакль. Это непростительный грех, и наказание будет суровым и неотвратимым. При всей своей любезности синьор Росси выгонит ее со сцены Королевского театра. И никто, даже Джеймс д'Эгвилль или Арман Вестрис не выступят в ее защиту. Ее карьере танцовщицы в опере настал конец.
Она шла, не понимая толком, куда и зачем ей нужно идти, и поминутно оглядывалась, нет ли поблизости наемного экипажа мистера Бекмана. Розали сравнила его грубый напор с неизменным благородством манер Джерваса и расплакалась. Даже если намерения герцога ничем не отличались от устремлений ее похитителя, как счастлива она могла быть с ним. Но она поклялась Дэвиду Лавгроуву, что никогда не станет тем, чем была ее мать для Этьена Лемерсье. Розали часто поддразнивала себя парадоксальностью сложившегося положения – ради уважения любимого человека она вынуждена отвергать его ласки. А она от всего сердца желала бы соединить с ним свою судьбу, стать частью его жизни, и в то же время сохранить собственную честь.
Дойдя до Пиккадилли, она увидела, что улица закружена бесчисленными экипажами, от их огней по мостовой протянулась длинная полоса света. Грива лошади, впряженной в стоявшую рядом карету, блестела от влаги, а кучер то и дело поправлял свою треугольную шляпу и смахивал с лица капли, дождя.
В карете сидели двое. Розали заметила сверкнувшее бриллиантовое колье на шее дамы и снежно-белое жабо джентльмена, сидевшего напротив. Очевидно, их рассердила задержка по пути из Девоншир-Хаус.
Был ли на этом балу герцог Солуэй? Почему-то ей сделалось больно, когда она представила, как он там пил шампанское, танцевал и флиртовал. А ее в это время ждало тяжелое испытание. Нет, он не привык флиртовать, поправила она себя, и ему не по душе большое общество. Наверное, он провел этот вечер дома, готовя политическую речь. А может быть, писал письмо своей матери, которая так презирает танцовщиц из оперы. И хотя она знала, что он не смог бы ей помочь – от ударов судьбы, обрушившихся на нее сегодня вечером, ее никто бы не защитил и не исцелил, – Джервас по-прежнему олицетворял для нее безопасность и достоинство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63