На пропускных пунктах неприятностей у вас не будет.
— У нас не будет, — поправил граф.
Лизетт отстранилась от отца и покачала головой:
— Нет, папа, я не поеду с вами. Дождусь в Вальми возвращения Дитера.
— Ты не можешь остаться здесь одна, — возразил граф. — Это неразумно! Надо ехать всем вместе либо не ехать никому.
Лизетт устремила на отца твердый взгляд.
— Нет, папа, — решительно повторила она. — Я не уеду из Вальми, не попрощавшись с Дитером. И не проси меня об этом. Я останусь здесь до его возвращения, а потом сама доберусь до Баллеру.
— Но твоя мать ни за что не пойдет на это, — возразил граф. — Если высадка начнется до твоего отъезда, ты окажешься в центре боевых действий.
— Не рассказывай маме об этом сообщении. Просто убеди ее поехать в Баллеру, в гости, и отправиться рано утром, чтобы не попасть в пробку военных машин, следующих к побережью.
Граф поник, поняв, что спорить с дочерью бесполезно.
— Нам надо попытаться связаться с кем-то, чтобы передать сообщение? — спросил он, смирившись.
Лизетт покачала головой:
— Нет. Те, кому оно предназначено, сами получили его и будут действовать по плану. Неделю назад Дитер приказал эвакуировать население Сент-Мари-де-Пон. Так что нам остается только ждать.
У графа защемило сердце. Он понимал, что дочь думает о Дитере. В ходе предстоящего сражения, как выяснилось, уже неизбежного, мог погибнуть ее любимый. Анри вздохнул. До чего же все осложнилось!
— Пойду поговорю с твоей матерью и с Мари. — Он и не подозревал о том, какое облегчение доставляет своим решением дочери. — Господи, помоги, чтобы эта битва стала последней.
Лизетт взглянула на карту Франции.
— Очень надеюсь на это. Всем сердцем надеюсь, папа.
* * *
В эту ночь Лизетт почти не спала. В два часа она услышала уже знакомые ей отдаленные разрывы бомб, падающих на Шербур. Оцепенев, девушка ждала начала высадки, гула самолетов над Ла-Маншем. Но ничего не произошло. Самолеты отбомбились и вернулись в Англию, провожаемые стрельбой зениток.
Родители и Мари уехали в семь утра. Лизетт ожидала, что лейтенант Гальдер и его солдаты предпримут какие-то действия, готовясь к высадке союзников, однако во дворе замка не было никакой суеты. Если ночью немцев и проинформировали о предстоящей высадке, то они не выказывали осведомленности.
— Анри, я уверена, мне незачем ехать с вами, — сказала графиня, когда граф усаживал Мари и ставил большую корзину с яйцами на заднее сиденье старенького «ситроена».
— И все же, дорогая, ты поедешь с нами, — твердо заявил граф, удовлетворенный тем, что сохраняет власть хоть над одной женщиной из своей семьи. — Люди предложили нам приют, и мы просто обязаны поблагодарить их за это.
— Но Лизетт целыми днями будет одна.
— До свидания, мама. — Лизетт распахнула переднюю дверцу «ситроена» и поцеловала мать. — За меня не волнуйся, все будет в порядке.
Граф захлопнул заднюю дверцу машины и с болью посмотрел на дочь.
— Лизетт… прошу тебя, поедем с нами.
— Нет, папа, — твердо возразила Лизетт. — Здесь со мной ничего не случится. И очень скоро мы будем вместе, обещаю.
Графиня опустила стекло в машине и с любопытством взглянула на дочь. Чтобы не возбуждать подозрений матери, Лизетт ослепительно улыбнулась, отошла от машины и помахала рукой.
— До свидания, папа… мама. До свидания, Мари.
Граф вздохнул и завел двигатель. Дочь приняла решение, и ничто на свете не заставит ее изменить его. Хорошо, что Элоиза согласилась уехать из Вальми, а Лизетт, возможно, вскоре присоединится к ним.
«Ситроен», которым не пользовались уже почти два года, со скрипом тронулся с места, подпрыгивая на мощеных плитах двора, направился к каменной арке, а затем выехал на подъездную дорожку.
Лизетт махала рукой, пока машина не скрылась из виду. Как и в то утро, когда провожала Дитера. Но на этот раз она осталась совсем одна, теперь ей не с кем даже поговорить. Опустив голову, она пошла к замку. Лейтенант Гальдер знает, что родители и Мари уехали. Это не нравилось Лизетт. Интересно, скоро ли вернется Дитер? Вчера он, конечно, тоже слышал сообщения по радио и, если все будет хорошо, вернется к обеду, а может, и раньше.
Зайдя на кухню, Лизетт приготовила себе чашку цикория. Ничего особенного пока не происходило. Никаких признаков тревоги — ни скопления штабных машин, ни телефонных звонков.
Прошло время обеда, но Дитер так и не вернулся.
Из комнаты в башне открывался самый лучший вид на море. Лизетт час за часом стояла у окна, но не видела кораблей в Ла-Манше. С наступлением сумерек она вернулась на кухню, сделала себе омлет, а затем, утомленная ожиданием, включила радиоприемник, чтобы послушать передачи Би-би-си.
Сквозь помехи Лизетт прослушала сводку новостей, а затем знакомый голос диктора произнес на прекрасном французском:
— А теперь передаем частные сообщения.
Лизетт опустилась на пол и обхватила руками колени. И вот наконец прозвучало: «Издалека льется тоска скрипки осенней». Девушка слушала, затаив дыхание, но второй части сообщения не последовало. Повторив первую строчку стихотворения, диктор перешел к другим сообщениям.
Лизетт выключила приемник. Вторую строчку не передали. А что, если немецкая разведка ошиблась? Может, в сообщении и не должна прозвучать вторая строка? Или это сообщение означает не то, о чем они думали? У нее разболелась голова, и она спустилась по винтовой каменной лестнице в свою комнату. Она сама сказала отцу, что им остается только ждать. Значит, надо подождать еще немного.
Но ожидание затянулось. Весь следующий день, длинный и тоскливый, немцы вели себя в Вальми и его окрестностях как обычно. Вечером снова прозвучала по радио первая строка стихотворения Поля Верлена, а затем обращение к французам, проживающим на побережье: «Настоятельно советуем временно покинуть свои дома и перебраться в безопасные места в глубь страны».
Дитер до сих пор не вернулся, а немцы не проявляли признаков тревоги.
Вечером в воскресенье разразился сильный шторм. С крыши замка посрывало черепичные плитки. От ураганного ветра дребезжали оконные рамы, непрерывно хлестал дождь. Охваченная отчаянием, Лизетт лежала в постели. Корабли не выйдут в море в такую погоду, но, если через пару дней Ла-Манш все же успокоится, высадке могут помешать приливы и отливы. Дитер говорил, что за месяц бывает лишь несколько идеальных для высадки дней. Может, он не возвращается в Вальми, понимая, что, несмотря на сообщения по радио, высадка невозможна?
Лизетт взбила подушку и снова попыталась заснуть. Не удалось. Дитер уехал в Париж, намереваясь ускорить осуществление плана по уничтожению Гитлера. Но за эти три дня его могли арестовать, даже убить. Лизетт знала, что ей остается только ждать… ждать… и ждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— У нас не будет, — поправил граф.
Лизетт отстранилась от отца и покачала головой:
— Нет, папа, я не поеду с вами. Дождусь в Вальми возвращения Дитера.
— Ты не можешь остаться здесь одна, — возразил граф. — Это неразумно! Надо ехать всем вместе либо не ехать никому.
Лизетт устремила на отца твердый взгляд.
— Нет, папа, — решительно повторила она. — Я не уеду из Вальми, не попрощавшись с Дитером. И не проси меня об этом. Я останусь здесь до его возвращения, а потом сама доберусь до Баллеру.
— Но твоя мать ни за что не пойдет на это, — возразил граф. — Если высадка начнется до твоего отъезда, ты окажешься в центре боевых действий.
— Не рассказывай маме об этом сообщении. Просто убеди ее поехать в Баллеру, в гости, и отправиться рано утром, чтобы не попасть в пробку военных машин, следующих к побережью.
Граф поник, поняв, что спорить с дочерью бесполезно.
— Нам надо попытаться связаться с кем-то, чтобы передать сообщение? — спросил он, смирившись.
Лизетт покачала головой:
— Нет. Те, кому оно предназначено, сами получили его и будут действовать по плану. Неделю назад Дитер приказал эвакуировать население Сент-Мари-де-Пон. Так что нам остается только ждать.
У графа защемило сердце. Он понимал, что дочь думает о Дитере. В ходе предстоящего сражения, как выяснилось, уже неизбежного, мог погибнуть ее любимый. Анри вздохнул. До чего же все осложнилось!
— Пойду поговорю с твоей матерью и с Мари. — Он и не подозревал о том, какое облегчение доставляет своим решением дочери. — Господи, помоги, чтобы эта битва стала последней.
Лизетт взглянула на карту Франции.
— Очень надеюсь на это. Всем сердцем надеюсь, папа.
* * *
В эту ночь Лизетт почти не спала. В два часа она услышала уже знакомые ей отдаленные разрывы бомб, падающих на Шербур. Оцепенев, девушка ждала начала высадки, гула самолетов над Ла-Маншем. Но ничего не произошло. Самолеты отбомбились и вернулись в Англию, провожаемые стрельбой зениток.
Родители и Мари уехали в семь утра. Лизетт ожидала, что лейтенант Гальдер и его солдаты предпримут какие-то действия, готовясь к высадке союзников, однако во дворе замка не было никакой суеты. Если ночью немцев и проинформировали о предстоящей высадке, то они не выказывали осведомленности.
— Анри, я уверена, мне незачем ехать с вами, — сказала графиня, когда граф усаживал Мари и ставил большую корзину с яйцами на заднее сиденье старенького «ситроена».
— И все же, дорогая, ты поедешь с нами, — твердо заявил граф, удовлетворенный тем, что сохраняет власть хоть над одной женщиной из своей семьи. — Люди предложили нам приют, и мы просто обязаны поблагодарить их за это.
— Но Лизетт целыми днями будет одна.
— До свидания, мама. — Лизетт распахнула переднюю дверцу «ситроена» и поцеловала мать. — За меня не волнуйся, все будет в порядке.
Граф захлопнул заднюю дверцу машины и с болью посмотрел на дочь.
— Лизетт… прошу тебя, поедем с нами.
— Нет, папа, — твердо возразила Лизетт. — Здесь со мной ничего не случится. И очень скоро мы будем вместе, обещаю.
Графиня опустила стекло в машине и с любопытством взглянула на дочь. Чтобы не возбуждать подозрений матери, Лизетт ослепительно улыбнулась, отошла от машины и помахала рукой.
— До свидания, папа… мама. До свидания, Мари.
Граф вздохнул и завел двигатель. Дочь приняла решение, и ничто на свете не заставит ее изменить его. Хорошо, что Элоиза согласилась уехать из Вальми, а Лизетт, возможно, вскоре присоединится к ним.
«Ситроен», которым не пользовались уже почти два года, со скрипом тронулся с места, подпрыгивая на мощеных плитах двора, направился к каменной арке, а затем выехал на подъездную дорожку.
Лизетт махала рукой, пока машина не скрылась из виду. Как и в то утро, когда провожала Дитера. Но на этот раз она осталась совсем одна, теперь ей не с кем даже поговорить. Опустив голову, она пошла к замку. Лейтенант Гальдер знает, что родители и Мари уехали. Это не нравилось Лизетт. Интересно, скоро ли вернется Дитер? Вчера он, конечно, тоже слышал сообщения по радио и, если все будет хорошо, вернется к обеду, а может, и раньше.
Зайдя на кухню, Лизетт приготовила себе чашку цикория. Ничего особенного пока не происходило. Никаких признаков тревоги — ни скопления штабных машин, ни телефонных звонков.
Прошло время обеда, но Дитер так и не вернулся.
Из комнаты в башне открывался самый лучший вид на море. Лизетт час за часом стояла у окна, но не видела кораблей в Ла-Манше. С наступлением сумерек она вернулась на кухню, сделала себе омлет, а затем, утомленная ожиданием, включила радиоприемник, чтобы послушать передачи Би-би-си.
Сквозь помехи Лизетт прослушала сводку новостей, а затем знакомый голос диктора произнес на прекрасном французском:
— А теперь передаем частные сообщения.
Лизетт опустилась на пол и обхватила руками колени. И вот наконец прозвучало: «Издалека льется тоска скрипки осенней». Девушка слушала, затаив дыхание, но второй части сообщения не последовало. Повторив первую строчку стихотворения, диктор перешел к другим сообщениям.
Лизетт выключила приемник. Вторую строчку не передали. А что, если немецкая разведка ошиблась? Может, в сообщении и не должна прозвучать вторая строка? Или это сообщение означает не то, о чем они думали? У нее разболелась голова, и она спустилась по винтовой каменной лестнице в свою комнату. Она сама сказала отцу, что им остается только ждать. Значит, надо подождать еще немного.
Но ожидание затянулось. Весь следующий день, длинный и тоскливый, немцы вели себя в Вальми и его окрестностях как обычно. Вечером снова прозвучала по радио первая строка стихотворения Поля Верлена, а затем обращение к французам, проживающим на побережье: «Настоятельно советуем временно покинуть свои дома и перебраться в безопасные места в глубь страны».
Дитер до сих пор не вернулся, а немцы не проявляли признаков тревоги.
Вечером в воскресенье разразился сильный шторм. С крыши замка посрывало черепичные плитки. От ураганного ветра дребезжали оконные рамы, непрерывно хлестал дождь. Охваченная отчаянием, Лизетт лежала в постели. Корабли не выйдут в море в такую погоду, но, если через пару дней Ла-Манш все же успокоится, высадке могут помешать приливы и отливы. Дитер говорил, что за месяц бывает лишь несколько идеальных для высадки дней. Может, он не возвращается в Вальми, понимая, что, несмотря на сообщения по радио, высадка невозможна?
Лизетт взбила подушку и снова попыталась заснуть. Не удалось. Дитер уехал в Париж, намереваясь ускорить осуществление плана по уничтожению Гитлера. Но за эти три дня его могли арестовать, даже убить. Лизетт знала, что ей остается только ждать… ждать… и ждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97