Часовой, стоявший у дверей столовой, щелкнул каблуками и вытянулся по стойке «смирно», когда Дитер проследовал мимо него в увешанную гобеленами столовую. Криво усмехнувшись, майор уселся за длинный стол и подумал: кого больше огорошит новость — графа или фельдмаршала?
Его незавершенный доклад для Роммеля лежал на столе. В нем Дитер высказывал свое мнение по поводу намерений союзников. Роммель должен ознакомиться с докладом, после чего он уйдет с еженедельной почтой армейской группы в штаб-квартиру фельдмаршала фон Рундштедта. Там его переработают, включат в состав общего доклада о состоянии театра военных действий и отправят дальше, в главный штаб вермахта и ставку Гитлера. И одному Богу известно, что произойдет впоследствии с этим докладом. Временами Дитеру казалось, что все отправленное в главный штаб вермахта уничтожается там без прочтения. Ведь не обращали же в штабе внимания на неоднократные требования Роммеля.
Дитер мрачно усмехнулся. Роммель требовал, чтобы в Нормандию перебросили танковые дивизии. Сколько бы мин и различных ловушек ни установили на пляжах, побережье невозможно удержать без поддержки танков. Однако командование оставляло танковые дивизии в резерве, вдали от побережья, и фюрер лично распорядился не трогать их. Поэтому фон Рундштедт не имел права распоряжаться ими; не мог вытребовать их и Роммель, так удачно использовавший танковые соединения в Северной Африке.
Озабоченность Дитера усилилась. Чтобы отразить вторжение союзников, им необходимо как минимум пять танковых дивизий. В начальной стадии операции они просто жизненно важны. Дитер без устали работал три часа, забыв о Лизетт, о своих личных проблемах. Он всецело сосредоточился на одном вопросе: когда и где произойдет высадка союзников и каким образом лучше всего разгромить противника.
Во время последнего визита в Вальми Роммель был утомлен и раздражен, поскольку тоже много и интенсивно работал, готовясь к высадке союзников.
— Никаких признаков подготовки высадки, — сообщил фельдмаршал, нервно расхаживая по столовой. — Мейер, я начинаю думать, что англичане и американцы разуверились в успехе своего плана.
Дитер придерживался иной точки зрения. Нет, союзники не потеряли уверенность. Они выжидают. И когда наступит подходящий момент, нанесут удар. Но где? Дитер сжал кулаки. Гитлер дал понять, что склоняется к мысли о Нормандии, и на этот раз Дитер был полностью согласен с фюрером. А Роммель и другие представители ставки предполагали, что это произойдет в Па-де-Кале.
Откинувшись на спинку кресла, Дитер позвонил в колокольчик и приказал принести кофе. Уже в тысячный раз он начал внимательно изучать разложенные перед ним фотографии и данные воздушной разведки. Где бы союзники ни собирались высадиться, им потребуется поддержка с воздуха, а эффективный радиус боевых действий их «спитфайров» составляет сто пятьдесят миль. Значит, появление союзников западнее Шербура исключается. Нельзя высадить десант у подножия обрывистых скал, поэтому следует исключить еще несколько обширных участков побережья. Ширина водной преграды должна быть минимальной, поэтому все указывает на Па-де-Кале. Однако…
Дитер прищурился. Па-де-Кале — слишком простой, слишком очевидный вариант. Но пляжи Нормандии представляют собой идеальное место для высадки десанта. Они не так сильно укреплены, как Па-де-Кале, и союзникам это прекрасно известно. Дитер все более убеждался в этом, теперь у него уже не осталось ни малейших сомнении в том, что высадка союзников произойдет в Нормандии.
Но когда и где конкретно?
В январе немецкая разведка проинформировала командование о том, что ей известен двойной сигнал, которым участников Сопротивления предупредят непосредственно перед высадкой. Роммель с презрением отнесся к этой информации, однако адмирал Канарис уверял, что она достоверна. Он обещал также, что разведка будет тщательно следить за всеми радиопередачами союзников. Дитер подумал о том, какое странное сообщение по радио должно означать начало вторжения союзников. Первым сигналом станет начальная строчка «Осенней песни» Поля Верлена: «Издалека льется тоска скрипки осенней», а вторым — следующая строчка того же стихотворения: «И, не дыша, стынет душа в оцепененьи».
Отыскав в библиотеке замка томик Верлена, майор с удовольствием прочитал стихи. И все же ему не верилось, что строки Верлена возвестят о решающем для рейха сражении. Несмотря на поздний час, Дитер взял ручку и продолжил работу над докладом.
Между тем Лизетт каждый час вставала с кровати, подходила к окну, стояла возле него и возвращалась в постель. Ей не давала покоя мысль о необходимости поговорить с Полем. Она должна удержать Элизу от опрометчивых поступков. Ведь если девушка попытается осуществить свой план, ее схватят. Тогда уже никакая информация из Вальми не поступит к союзникам, а обитателей замка постигнет ужасная участь. Лизетт прижалась лбом к оконному стеклу, понимая, что, служа своей стране, предает Дитера.
— Но я не желаю ему смерти, — в отчаянии прошептала девушка. — Господи, прошу тебя, только не это!
Информация обеспечит победу союзников, а только эта победа позволит им свободно и открыто жить вместе.
В Вальми? Да разве она сможет когда-нибудь свободно и открыто жить здесь с немецким офицером? С болью в сердце Лизетт медленно вернулась в постель. Гравюра Рембрандта тускло поблескивала в лунном свете. Элиза, принеся поднос с ужином, злобно сказала, что все немцы грабители и варвары. Лизетт промолчала, хотя прекрасно знала о вывезенных из Франции сокровищах. Но пока Дитер здесь, за сокровища Вальми нечего опасаться.
Лизетт казалось, что слово «пособница» буквально витает в воздухе. Но это не так, она не пособница и не помогает врагу порабощать ее страну. Лизетт скорее умрет, чем пойдет на это. Но и любовь к Дитеру грозит ей смертью.
Она бросила взгляд на книги, оставленные Дитером на прикроватном столике. «Нана» Золя, томик стихов Поля Верлена, «Отцы и дети» Тургенева. Странный выбор для офицера. Лизетт взяла томик Верлена в кожаном переплете и, полистав его, заметила карандашную пометку над стихотворением «Осенняя песня». Интересно, почему Дитера так привлекли стихи о неразделенной любви? Погрузившись в чтение, Лизетт незаметно уснула.
* * *
Элиза поднялась рано. Тихо, но быстро двигаясь по кухне и готовя завтрак, она услышала отдаленный звон колокола деревенской церкви. Закончилась еще одна ночь действия комендантского часа, и наступил тысяча триста шестьдесят третий день оккупации. Элиза понимала, что Лизетт считает ее план очень рискованным и непродуманным, но другого она предложить не могла. Ей необходимо проникнуть в главную столовую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97