Сердце колотилось у него в груди, и плоть требовала, чтобы он вынес ее на берег, стащил с нее рубашку и испил до конца наслаждение ее девственным телом. А вместо этого он оторвался от ее губ и, застонав, отказался от ожидавших его радостей. Прошло несколько минут, прежде чем он вернул себе власть над своими чувствами.
Не этого он хотел от нее. Он не мог обесчестить ее, взять ее невинное тело, не сказав ни слова любви, не дав клятвы быть ей верным до гроба. Ему самому было неясно, сможет ли он решиться на это. Он не знал, чего он хочет от нее и что привело его обратно в Сили-Гроув. Не знал до последней минуты. Зато теперь он понял, что ей опасно оставаться с ним наедине.
— Глория… — прошептал он, глядя на ее раскрасневшееся лицо и на распухшие от его поцелуев губы.
Глория судорожно вздохнула и открыла глаза. Она смотрела на склоненное к ней красивое лицо и чувствовала, что не удержится на ногах, если он вдруг отпустит ее. Его взгляд обжигал ее, и она слышала, как колотится его сердце у ее груди. Словно молния сверкнула у нее в голове, когда она осознала, что произошло между ними. Тихо застонав, она отшатнулась от него. Ее голые груди с затвердевшими сосками так же откровенно заявляли о ее желании, как его страсть являла себя, несмотря на кожаные штаны.
Дрожащими пальцами она завязала тесемки на рубашке, чтобы прикрыть наготу, хотя толку в этом было мало, потому что мокрая ткань лишь подчеркивала то, что ей хотелось спрятать. Куэйд не отрывал глаз от ее груди, и Глория чувствовала, как еще сильнее затвердевают соски, поэтому, прикрывшись руками, она повернулась к нему спиной и бросилась прочь, — Мне надо одеться, — крикнула она, выскочив на берег и бросившись к лежавшему на траве платью.
На ней была только нижняя юбка, когда Куэйд вновь подошел к ней. Глория вся затрепетала, боясь, что, если он опять поцелует ее, она ни в чем не сможет ему отказать.
— Я не хочу, чтобы ты стыдилась себя, — сказал он, беря ее за худенькие плечи.
Оглядев ее всю, он нашел, что она прекрасна в любом наряде. Сверкающие голубые глаза были опущены долу, но он заставил ее поднять их, взяв ее за подбородок.
— А что же мне делать? — жалобно пролепетала она, не смея смотреть ему прямо в глаза теперь, когда она немножко пришла в себя. Он еще не надел рубашку и все так же хотел ее. Капли воды блестели на его коже и в черных волосах на груди. Голос у нее дрогнул. — Я была почти голая и позволила тебе…
— Замолчи, девочка, — он тихонько встряхнул ее, и черные волосы рассыпались у нее по плечам, щекоча ему руки. — Разве я не видел тебя всю, когда ты была маленькой?
Он улыбнулся, вспомнив, как она малышкой с кудрявыми волосенками плескалась в лохани, а потом, не ведая стыда, выскакивала из нее и бегала вокруг стола, пока мать не настигала ее с полотенцем в руках.
— Да, — ответила она, — но это было совсем другое. И теперь совсем другое.
— Правильно, — сказал он, надеясь рассмешить ее. — И должен заметить, что разница мне очень по душе. Ты женщина. Я мужчина. И сейчас все совсем другое. Что из этого может получиться, одному Богу известно.
— Ты смеешься надо мной.
Она отвернулась, чтобы он не увидел слезы у нее на глазах, и принялась торопливо одеваться.
— Нет, Глория Уоррен, — он вновь взял ее за плечи и повернул к себе лицом, желая, чтобы она выслушала его до конца. — Это ты смеешься надо мной. Два долгих года я бежал подальше отсюда, был в таких местах, где не ступала нога человека, охотился там, где никто еще не охотился, сотни раз подвергал свою жизнь смертельной опасности, чтобы забыть черноволосую девчонку, — он отпустил ее, чтобы опять не сорваться. — Да, девочка. Ты измучила меня. Извела меня. Лишила мою жизнь радости. Даже во сне ты не давала мне покоя, дразнила меня своей красотой, манила своими голубыми глазами. Ты была словно камень у меня на шее, хотя я любил этот камень, и звала меня в жизнь, которая совсем не по мне.
Глория тихонько вздохнула. Его слова тревожили ее не меньше его поцелуев. Она была доброй девочкой, и ей было тяжело думать, что она может кому-то причинить боль.
— Я не хотела… — пробормотала она. — Я не знала.
— Откуда тебе знать? — он тряхнул головой, и во все стороны полетели брызги. — Ты же была совсем ребенком, когда я уходил. Да, ребенком, а я уже тогда хотел тебя и хотел все время, пока ты превращалась во взрослую женщину, которую я вижу перед собой. Ведь не случайно же я пришел сюда, — его голос звучал все тише. Потом он протянул руку и погладил нежную шейку девушки:
— Ты ведь тоже пришла сюда не случайно, — он улыбнулся и костяшками пальцев коснулся ее подбородка. Они долго молчали, и, когда стало ясно, что Глория ничего не скажет, он нахмурился. — Глория Уоррен, ты не знаешь, нужен ли я тебе?
Он не сказал ей, что не хотел возвращаться сюда, но какая-то сила тянула его против его воли, и у него не было сил противостоять ей.
Если б он мог, он бы нанял кого-нибудь приглядеть за благополучием ее и ее матери и тем самым исполнил бы свою клятву. Он не должен менять свою жизнь ради женщины. Это было для него так же свято, как слово, данное Ноблу Уоррену. И все же он здесь, рядом с ней, и его тень падает ей на лицо, закрывая ее от жаркого солнца.
Что же сказать ей о второй клятве? Теперь, когда он увидел ее, обнял ее, поцеловал ее, ему почти невозможно уйти от нее и он искренне ждал, что она облегчит ему отступление. Вот сейчас возьмет и скажет, что он ей не нужен и напрасно возвратился в Сили-Гроув.
Глория сцепила мокрые руки. Как ни крути, а он в чем-то прав. Она действительно не представляла, как ей быть с ним и с тем, что так стремительно закрутилось, стоило им прикоснуться друг к другу. Не зная, как справиться с противной слабостью, она оглянулась в поисках какого-нибудь поваленного дерева и, найдя одно, пошла к нему. Куэйд поднял свою рубашку, надел ее и встал рядом с ней, теребя бахрому.
Нахмурив брови, Глория всматривалась в высокого стройного охотника, с ураганной силой ворвавшегося в ее жизнь. «В чем-то прав» означает, что «в чем-то он не прав». Она понимала, как ни была юна и неопытна, что он страстно желает ее, видела это в его глазах, горевших голодным огнем.
Сверкая голубыми глазами, Глория сделала свой последний шаг от детства к взрослой жизни.
— Я ни с кем не могу сравнить тебя, Куэйд Уилд, — откровенно заявила она— Мое сердце открыто для тебя.
Теперь настал его черед потерять дар речи, хотя он быстро пришел в себя, несмотря на то что мгновенно осознал, в какое трудное положение поставил себя. Дороги назад нет. Надо честно посмотреть правде в глаза. Он и так слишком долго бежал от нее и от себя тоже.
— Пора домой, — улыбнулся он, когда вспомнил, что еще Моди-Лэр не сказала своего слова. Как она скажет, так и будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69