У него даже перехватило дыхание. Боже, как ему не хватает кавалерии! Он тосковал по утренней побудке и добродушному ворчанию своих солдат. Скучал по лошадям, по терпкому запаху мыла и полировки для седел. С болью в душе капитан вспоминал голубые мундиры, сверкавшие медью на военных смотрах, и чувство гордости своим подразделением. Из его жизни ушла радость, которую приносили порядок, армейская дисциплина и строгий комфорт военного мундира. Горечь невосполнимой утраты разъедала Боуи изнутри.
— Может, через несколько дней, — проговорил Боуи, поглаживая лоснящуюся шею Айвенго. Он сознавал, что слишком слаб и истощен для той бешеной скачки, о которой мечтал. Прекрасный конь заслуживал достойного наездника. Капитан на минуту прижался лбом к шее Айвенго, впитывая его тепло и запах, затем вышел из стойла, остановился рядом с Джоном Хоукинзом и прислушался к посвистыванию струй молока, равномерно ударявших в стенки ведра.
— Во дворе могила матери Рози?
— Нет, Фрэнка Блевинза, отчима Рози.
— Расскажите мне о нем.
— Когда белый человек умирает, все забывают о его грехах и говорят не о том, каким он был, а каким мог быть. Я много размышлял об обычае белых людей не поминать умерших недобрым словом. Это странный обычай, но в нем есть свой смысл. Мертвых белых либо превозносят, либо о них молчат. Может, это не так уж и плохо.
— Иными словами, вам нечего сказать о Блевинзе?
— Этот фермер был вторым мужем Сэди Малви. Ферма принадлежала ему. — Джон Хоукинз выпрямился на табурете и задумался. — Если следовать обычаю, это все, что я могу сказать.
— Вчера вечером вы говорили, что Фрэнк Блевинз бил Сэди Малви.
— Прошу извинить меня за то, что отозвался плохо о мертвом белом человеке.
— Он бил Рози?
Джон Хоукинз молча посмотрел на Боуи.
— Видимо, это значит «да».
— Боюсь, мое молчание красноречивее слов. Следовательно, я нарушил обычай. В некоторых отношениях индейцем быть легче. Впрочем, я согласен с вами — у индейцев нет будущего.
Боуи снял стул с гвоздя, вбитого в стену конюшни, и поставил его рядом с одной из коров.
— Давненько я этого не делал. — Он прислонился щекой к теплому боку коровы. — И когда же вы перестали быть индейцем?
— Уже много лет я не более чем мужчина. Иногда бываю в резервациях или выкуриваю трубку с городскими индейцами. С ними есть о чем поговорить. Индейцы замечают многое, чего не видит белый человек. Можно только сожалеть, что время индейцев прошло.
Двое мужчин в молчании закончили дойку коров, затем Джон Хоукинз сходил за цилиндром и теплым шерстяным пончо в комнатушку рядом со стойлом Айвенго.
— Я еду в город, надо купить вам одежду. Может, еще что-нибудь захватить?
— Я бы не отказался от зеркала для бритья.
Нерешительность промелькнула на изборожденном морщинами лице.
— Роуз Мэри не допустит, чтобы в доме появилось зеркало.
Боуи понял, что поставил Джона Хоукинза в неловкое положение, заставляя выбирать между порядками, заведенными Рози, и желаниями новоявленного мужа.
— Не стоит беспокоиться. Я куплю зеркало сам, как только выберусь в город.
Стараясь скрыть облегчение, Джон Хоукинз поспешно повернулся к стене, снял с полки «винчестер» и протянул его Боуи.
— Если, конечно, вы в силах, Лодиша с удовольствием приготовит жаркое из зайца.
Примериваясь к «винчестеру» и ощущая в руках его тяжесть, Боуи угрюмо смотрел на тусклые блики, скользившие по стволу в полумраке амбара. Выстрелив в последний раз, он убил Лютера Рэдисона.
— Вы возьмете Айвенго? — спросил Боуи, опустив ружье.
— Пойду пешком. До Пэшн-Кроссинга всего пять миль.
Давно уже Боуи не чувствовал себя таким бодрым, как в тот момент, когда вернулся с двумя подстреленными зайцами. Впервые, с тех пор как увел свое подразделение из ущелья Стоун-Тоус, он ощутил, что занимался полезным делом и преуспел в нем. Лодиша получит своих зайцев на ужин, а главное — два выстрела отделяли теперь Боуи от того, последнего, который стоил жизни Лютеру Рэдисону.
Подходя к дому, он заметил Рози и замер в изумлении. Она колола на дрова кругляки из тополя, размахивая топором с неожиданной для женщины ловкостью. Понаблюдав за ней несколько минут, Боуи пришел в восхищение. Рози не только успешно справлялась с тяжелой, изнурительной работой, но, даже страдая от похмелья, заставляла себя трудиться, хотя все в ней, несомненно, сопротивлялось этому. Удары топора, врубавшегося в дерево, отзывались дрожью в руках, а в мозгу оглушительными взрывами.
Прервавшись, чтобы утереть пот со лба и шеи, Рози неприязненно посмотрела на него:
— Чего тебе?
— Ты решила наконец, где мне спать? — Воодушевленный удачной охотой, Боуи хотел благополучно разрешить свою самую насущную проблему.
— Займись этим сам. У меня слишком много дел, чтобы тратить время на тебя.
— Рози, что касается прошлой ночи…
Краска залила ее лицо.
— Забудь об этом.
— Думаю, нам нужно поговорить.
— Не о чем тут говорить, Стоун. — Она бросила на него свирепый взгляд. — Просто пойми… это ненастоящий брак. Мне нужны были рабочие руки, а тебе — избавление от петли. Мы заключили сделку, вот и все. Так что выбрось из головы дурацкие мысли.
Подняв топор, Рози занесла его над головой и с размаху обрушила на толстое полено. Боуи постоял с минуту, наблюдая за ней, затем вошел в дом.
Оказавшись в обволакивающем тепле кухни, капитан почувствовал, как силы покидают его: колени подкосились, в голове стало пусто и легко. Видимо, он переоценил свои силы, отправившись на охоту.
Поднявшись из-за маслобойки, Лодиша взяла зайцев и внимательно посмотрела на его побледневшее лицо.
— На вашем месте, кэптин, я бы немного погодила. Вы пока не в лучшей форме. — Пожевав нижнюю губу, она нехотя решилась. — Думаю, вам надо соснуть часок-другой на моей постели.
Вопрос о том, где и на чьей постели ему спать, вдруг показался Боуи до смешного нелепым. И все это при том, что в доме есть никому не нужная отличная кровать.
— Не дадите ли мне корзину? — попросил он.
— Конечно, дам. — Озадаченная Лодиша зашла в кладовую и вскоре вернулась с большой плетеной корзиной в руках. Взяв у нее корзину, Боуи направился к двери во вторую спальню. Поняв, куда он идет, она ахнула, прижала руки ко рту и бросилась за ним. — Кэптин, кэптин, туда нельзя! Даже не думайте, эта кровать не годится. Кэптин…
Боуи распахнул дверь и нахмурился, услышав скрип петель.
— Дайте мне немного масла.
— Господи спаси и помилуй! — С вытаращенными от ужаса глазами Лодиша заламывала руки и бессознательно комкала в руках передник.
Увидев, что она приросла к полу, Боуи сам сходил на кухню за тряпкой и кусочком только что взбитого масла.
— Господи, что же это делается! — причитала Лодиша, беспомощно наблюдая, как Боуи смазывает петли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— Может, через несколько дней, — проговорил Боуи, поглаживая лоснящуюся шею Айвенго. Он сознавал, что слишком слаб и истощен для той бешеной скачки, о которой мечтал. Прекрасный конь заслуживал достойного наездника. Капитан на минуту прижался лбом к шее Айвенго, впитывая его тепло и запах, затем вышел из стойла, остановился рядом с Джоном Хоукинзом и прислушался к посвистыванию струй молока, равномерно ударявших в стенки ведра.
— Во дворе могила матери Рози?
— Нет, Фрэнка Блевинза, отчима Рози.
— Расскажите мне о нем.
— Когда белый человек умирает, все забывают о его грехах и говорят не о том, каким он был, а каким мог быть. Я много размышлял об обычае белых людей не поминать умерших недобрым словом. Это странный обычай, но в нем есть свой смысл. Мертвых белых либо превозносят, либо о них молчат. Может, это не так уж и плохо.
— Иными словами, вам нечего сказать о Блевинзе?
— Этот фермер был вторым мужем Сэди Малви. Ферма принадлежала ему. — Джон Хоукинз выпрямился на табурете и задумался. — Если следовать обычаю, это все, что я могу сказать.
— Вчера вечером вы говорили, что Фрэнк Блевинз бил Сэди Малви.
— Прошу извинить меня за то, что отозвался плохо о мертвом белом человеке.
— Он бил Рози?
Джон Хоукинз молча посмотрел на Боуи.
— Видимо, это значит «да».
— Боюсь, мое молчание красноречивее слов. Следовательно, я нарушил обычай. В некоторых отношениях индейцем быть легче. Впрочем, я согласен с вами — у индейцев нет будущего.
Боуи снял стул с гвоздя, вбитого в стену конюшни, и поставил его рядом с одной из коров.
— Давненько я этого не делал. — Он прислонился щекой к теплому боку коровы. — И когда же вы перестали быть индейцем?
— Уже много лет я не более чем мужчина. Иногда бываю в резервациях или выкуриваю трубку с городскими индейцами. С ними есть о чем поговорить. Индейцы замечают многое, чего не видит белый человек. Можно только сожалеть, что время индейцев прошло.
Двое мужчин в молчании закончили дойку коров, затем Джон Хоукинз сходил за цилиндром и теплым шерстяным пончо в комнатушку рядом со стойлом Айвенго.
— Я еду в город, надо купить вам одежду. Может, еще что-нибудь захватить?
— Я бы не отказался от зеркала для бритья.
Нерешительность промелькнула на изборожденном морщинами лице.
— Роуз Мэри не допустит, чтобы в доме появилось зеркало.
Боуи понял, что поставил Джона Хоукинза в неловкое положение, заставляя выбирать между порядками, заведенными Рози, и желаниями новоявленного мужа.
— Не стоит беспокоиться. Я куплю зеркало сам, как только выберусь в город.
Стараясь скрыть облегчение, Джон Хоукинз поспешно повернулся к стене, снял с полки «винчестер» и протянул его Боуи.
— Если, конечно, вы в силах, Лодиша с удовольствием приготовит жаркое из зайца.
Примериваясь к «винчестеру» и ощущая в руках его тяжесть, Боуи угрюмо смотрел на тусклые блики, скользившие по стволу в полумраке амбара. Выстрелив в последний раз, он убил Лютера Рэдисона.
— Вы возьмете Айвенго? — спросил Боуи, опустив ружье.
— Пойду пешком. До Пэшн-Кроссинга всего пять миль.
Давно уже Боуи не чувствовал себя таким бодрым, как в тот момент, когда вернулся с двумя подстреленными зайцами. Впервые, с тех пор как увел свое подразделение из ущелья Стоун-Тоус, он ощутил, что занимался полезным делом и преуспел в нем. Лодиша получит своих зайцев на ужин, а главное — два выстрела отделяли теперь Боуи от того, последнего, который стоил жизни Лютеру Рэдисону.
Подходя к дому, он заметил Рози и замер в изумлении. Она колола на дрова кругляки из тополя, размахивая топором с неожиданной для женщины ловкостью. Понаблюдав за ней несколько минут, Боуи пришел в восхищение. Рози не только успешно справлялась с тяжелой, изнурительной работой, но, даже страдая от похмелья, заставляла себя трудиться, хотя все в ней, несомненно, сопротивлялось этому. Удары топора, врубавшегося в дерево, отзывались дрожью в руках, а в мозгу оглушительными взрывами.
Прервавшись, чтобы утереть пот со лба и шеи, Рози неприязненно посмотрела на него:
— Чего тебе?
— Ты решила наконец, где мне спать? — Воодушевленный удачной охотой, Боуи хотел благополучно разрешить свою самую насущную проблему.
— Займись этим сам. У меня слишком много дел, чтобы тратить время на тебя.
— Рози, что касается прошлой ночи…
Краска залила ее лицо.
— Забудь об этом.
— Думаю, нам нужно поговорить.
— Не о чем тут говорить, Стоун. — Она бросила на него свирепый взгляд. — Просто пойми… это ненастоящий брак. Мне нужны были рабочие руки, а тебе — избавление от петли. Мы заключили сделку, вот и все. Так что выбрось из головы дурацкие мысли.
Подняв топор, Рози занесла его над головой и с размаху обрушила на толстое полено. Боуи постоял с минуту, наблюдая за ней, затем вошел в дом.
Оказавшись в обволакивающем тепле кухни, капитан почувствовал, как силы покидают его: колени подкосились, в голове стало пусто и легко. Видимо, он переоценил свои силы, отправившись на охоту.
Поднявшись из-за маслобойки, Лодиша взяла зайцев и внимательно посмотрела на его побледневшее лицо.
— На вашем месте, кэптин, я бы немного погодила. Вы пока не в лучшей форме. — Пожевав нижнюю губу, она нехотя решилась. — Думаю, вам надо соснуть часок-другой на моей постели.
Вопрос о том, где и на чьей постели ему спать, вдруг показался Боуи до смешного нелепым. И все это при том, что в доме есть никому не нужная отличная кровать.
— Не дадите ли мне корзину? — попросил он.
— Конечно, дам. — Озадаченная Лодиша зашла в кладовую и вскоре вернулась с большой плетеной корзиной в руках. Взяв у нее корзину, Боуи направился к двери во вторую спальню. Поняв, куда он идет, она ахнула, прижала руки ко рту и бросилась за ним. — Кэптин, кэптин, туда нельзя! Даже не думайте, эта кровать не годится. Кэптин…
Боуи распахнул дверь и нахмурился, услышав скрип петель.
— Дайте мне немного масла.
— Господи спаси и помилуй! — С вытаращенными от ужаса глазами Лодиша заламывала руки и бессознательно комкала в руках передник.
Увидев, что она приросла к полу, Боуи сам сходил на кухню за тряпкой и кусочком только что взбитого масла.
— Господи, что же это делается! — причитала Лодиша, беспомощно наблюдая, как Боуи смазывает петли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92