Он чувствовал, что она готова бороться не на жизнь, а на смерть. Она пообещала Сент-Энтони стать его женой. Это означает, что она не имеет права спать ни с кем другим. А Кейт не из тех, кто бросает слова на ветер. Но Рэнд тоже поклялся, что Кейт станет его, и был намерен выполнить свою клятву. Поцелуй стал более нежным, потом Рэнд принялся покрывать легкими поцелуями лицо Кейт, после чего жадно приник к ее губам. Губы Кейт стали мягкими, послушными, и, издав слабый стон, она прильнула к Рэнду всем телом, сдавшись на милость победителя.
– О Господи, Кейт... – прошептал Рэнд.
Он и забыл, какое это наслаждение – целовать ее, как мягки ее груди, прижимавшиеся сейчас к его груди. Он вновь поцеловал ее, на сей раз еще крепче, и губы Кейт приоткрылись, впуская его язык в свой рот. Рэнд почувствовал, как у него голова пошла кругом. Он хотел Кейт страстно, неистово, как хотел всегда. Рука его заскользила вверх, пока наконец не добралась до ее грудей.
Рэнд принялся ласково поглаживать сначала одну, потом другую. Они показались ему более полными, чем раньше, и едва помещались у него в руке. Коснувшись большим пальцем соска, Рэнд принялся будоражить его, и он тотчас же затвердел.
Внезапно Рэнд почувствовал, как Кейт замерла и, вырвавшись из его объятий, отступила в тень, прерывисто дыша.
– Этого... не должно было случиться, – прошептала она.
– Ты так считаешь? А мне кажется, это должно было случиться, только раньше.
– Убирайся отсюда, Рэнд. Между нами все кончено. И не возвращайся больше никогда.
Рэнд до боли стиснул зубы. Ему хотелось крикнуть ей, что он непременно вернется, что скоро она станет его женой и он будет целовать ее, пока у нее голова не пойдет кругом, станет заниматься с ней любовью до тех пор, пока она не запросит пощады. Но он молчал. Лишь смотрел на нее – трепещущую, с глазами, полными слез, – и молчал.
Наконец, чертыхнувшись, Рэнд повернулся, выскочил из палатки в прохладную тропическую ночь и вздохнул поглубже, пытаясь успокоиться. Нужно набраться терпения, уговаривал он себя. Еще есть время. Оказывается, он скучал по ней больше, чем предполагал, но ему хотелось, чтобы она сама пришла к нему, рассказала про ребенка. Если же она этого не сделает... что ж, он потом подумает, как поступить в этом случае.
А пока он добился того, чего хотел: получил ответы на свои вопросы. Кейт не спит с Сент-Энтони и не любит его. Ее тело без слов сказало Рэнду, что она никогда не сможет полюбить этого придурка и что она по-прежнему любит его, Рэнда.
Ее по-прежнему влечет к нему.
И одному Богу известно, как велико его желание близости с ней.
Сидя в своей палатке за штабелем перевернутых ящиков, служивших ему письменным столом, Филипп Радерфорд заканчивал заполнять в гроссбухе графу поступлений. Он даже не рассчитывал на такое счастье, что ему поручат ведать всеми доходами и расходами экспедиции. Поскольку большинство туземцев говорили на смеси французского с португальским, а сам он отлично говорил по-французски, работы у него было полным-полно. Уже много лет он не был так занят.
Однако эта работа предоставляла огромные возможности.
Филипп улыбнулся про себя. Ведая всеми финансами экспедиции, включая заработную плату, он отлично знал, на что расходовались деньги, и мог присвоить себе столько, сколько считал нужным, чтобы не вызвать подозрений. Он знал, без каких товаров члены экспедиции не смогут обойтись, а потому их необходимо приобрести, а без каких смогут вполне.
Донован Хармон – наивный старый осел – доверял ему безгранично, а это означало, что остальные тоже ему доверяли. Все, за исключением Кейтлин. Даже по прошествии стольких месяцев в отношении его эта девица держалась настороже.
В первые несколько недель после отъезда из Англии он не раз пытался приударить за ней, но с каждой новой попыткой она, казалось, отдалялась от него все больше. Большинство женщин не оставались равнодушными к его чарам, и то, что Кейтлин не относится к их числу, раздражало Филиппа. В конце концов, он решил – по крайней мере, на данный момент, – что Кейт Хармон не стоит затраченных на нее усилий.
И обратил свое внимание на поиски женщины, которая с готовностью подчинялась бы ему, с радостью выполняла бы все его прихоти и могла бы скрасить его существование на этом убогом острове на то сравнительно короткое время, которое он собирался здесь пробыть.
Вскоре его поиски увенчались успехом, что весьма его порадовало. Был у Филиппа Радерфорда и еще один повод для радости: раскопки принесли весьма ощутимые плоды. Коллекция уже добытых вещей пополнилась другими ценностями: очередной партией серебряных монет, десятью серебряными слитками, крестом из цельного куска золота, украшенным изумрудами и рубинами, золотым кубком, несколькими ценными серебряными цепями, резной золотой шкатулкой. Все эти предметы были обнаружены в полуразвалившихся ящиках, выброшенных на берег неподалеку от того места, где корабль, предположительно, налетел на риф и пошел ко дну.
Правда, ящик, в котором находилось ожерелье Клеопатры, пока еще не был найден. Но все равно уже добытые предметы стоили целого состояния.
Он улыбнулся, вспомнив о ценностях, аккуратно упакованных в коробку, стоявшую сейчас в углу палатки.
Единственный неприятный момент в безмятежном до сих пор существовании Филипп Радерфорд усматривал в несвоевременном приезде герцога. Пока Белдон только-только начал устраиваться и обживаться на острове и понятия не имеет, что уже найдено. А когда узнает, у него в отличие от остальных членов экспедиции наверняка зародятся подозрения. Филипп никогда не любил этого человека и не доверял ему. Похоже, тот испытывал по отношению к нему точно такие же чувства.
Однако Филипп не думал, что герцог задержится на острове надолго. Деньги ему не нужны, а острота ощущений от приезда в такую глухомань скоро пройдет. Так что если вести себя осторожно, беспокоиться нечего.
Вытащив из кармана сюртука дорогие золотые часы, Филипп щелкнул крышкой и взглянул на циферблат. Почти полночь. Захлопнув гроссбух, он задул лампу, и палатка погрузилась в темноту. В лагере уже царила полная тишина. Слышен был лишь стрекот цикад да тихий шорох пальмовых ветвей.
Полог с шуршанием распахнулся, и в палатке возник темный силуэт.
– Господин Филипп, – послышался девичий шепот.
Девушка была гибкая, стройная, с необыкновенно гладкой кожей цвета кофе со сливками, с маленькими упругими грудями и тугой попкой.
– Ты заставила меня ждать, – строго сказал Филипп. – Где ты была?
– Но вы же сами просили прийти, когда погаснет лампа...
– Я не люблю ждать, Маруба, запомни это. – В голосе его, звучавшем твердо, зазвучала нотка предвкушения. – Надеюсь, ты сумеешь загладить свою вину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– О Господи, Кейт... – прошептал Рэнд.
Он и забыл, какое это наслаждение – целовать ее, как мягки ее груди, прижимавшиеся сейчас к его груди. Он вновь поцеловал ее, на сей раз еще крепче, и губы Кейт приоткрылись, впуская его язык в свой рот. Рэнд почувствовал, как у него голова пошла кругом. Он хотел Кейт страстно, неистово, как хотел всегда. Рука его заскользила вверх, пока наконец не добралась до ее грудей.
Рэнд принялся ласково поглаживать сначала одну, потом другую. Они показались ему более полными, чем раньше, и едва помещались у него в руке. Коснувшись большим пальцем соска, Рэнд принялся будоражить его, и он тотчас же затвердел.
Внезапно Рэнд почувствовал, как Кейт замерла и, вырвавшись из его объятий, отступила в тень, прерывисто дыша.
– Этого... не должно было случиться, – прошептала она.
– Ты так считаешь? А мне кажется, это должно было случиться, только раньше.
– Убирайся отсюда, Рэнд. Между нами все кончено. И не возвращайся больше никогда.
Рэнд до боли стиснул зубы. Ему хотелось крикнуть ей, что он непременно вернется, что скоро она станет его женой и он будет целовать ее, пока у нее голова не пойдет кругом, станет заниматься с ней любовью до тех пор, пока она не запросит пощады. Но он молчал. Лишь смотрел на нее – трепещущую, с глазами, полными слез, – и молчал.
Наконец, чертыхнувшись, Рэнд повернулся, выскочил из палатки в прохладную тропическую ночь и вздохнул поглубже, пытаясь успокоиться. Нужно набраться терпения, уговаривал он себя. Еще есть время. Оказывается, он скучал по ней больше, чем предполагал, но ему хотелось, чтобы она сама пришла к нему, рассказала про ребенка. Если же она этого не сделает... что ж, он потом подумает, как поступить в этом случае.
А пока он добился того, чего хотел: получил ответы на свои вопросы. Кейт не спит с Сент-Энтони и не любит его. Ее тело без слов сказало Рэнду, что она никогда не сможет полюбить этого придурка и что она по-прежнему любит его, Рэнда.
Ее по-прежнему влечет к нему.
И одному Богу известно, как велико его желание близости с ней.
Сидя в своей палатке за штабелем перевернутых ящиков, служивших ему письменным столом, Филипп Радерфорд заканчивал заполнять в гроссбухе графу поступлений. Он даже не рассчитывал на такое счастье, что ему поручат ведать всеми доходами и расходами экспедиции. Поскольку большинство туземцев говорили на смеси французского с португальским, а сам он отлично говорил по-французски, работы у него было полным-полно. Уже много лет он не был так занят.
Однако эта работа предоставляла огромные возможности.
Филипп улыбнулся про себя. Ведая всеми финансами экспедиции, включая заработную плату, он отлично знал, на что расходовались деньги, и мог присвоить себе столько, сколько считал нужным, чтобы не вызвать подозрений. Он знал, без каких товаров члены экспедиции не смогут обойтись, а потому их необходимо приобрести, а без каких смогут вполне.
Донован Хармон – наивный старый осел – доверял ему безгранично, а это означало, что остальные тоже ему доверяли. Все, за исключением Кейтлин. Даже по прошествии стольких месяцев в отношении его эта девица держалась настороже.
В первые несколько недель после отъезда из Англии он не раз пытался приударить за ней, но с каждой новой попыткой она, казалось, отдалялась от него все больше. Большинство женщин не оставались равнодушными к его чарам, и то, что Кейтлин не относится к их числу, раздражало Филиппа. В конце концов, он решил – по крайней мере, на данный момент, – что Кейт Хармон не стоит затраченных на нее усилий.
И обратил свое внимание на поиски женщины, которая с готовностью подчинялась бы ему, с радостью выполняла бы все его прихоти и могла бы скрасить его существование на этом убогом острове на то сравнительно короткое время, которое он собирался здесь пробыть.
Вскоре его поиски увенчались успехом, что весьма его порадовало. Был у Филиппа Радерфорда и еще один повод для радости: раскопки принесли весьма ощутимые плоды. Коллекция уже добытых вещей пополнилась другими ценностями: очередной партией серебряных монет, десятью серебряными слитками, крестом из цельного куска золота, украшенным изумрудами и рубинами, золотым кубком, несколькими ценными серебряными цепями, резной золотой шкатулкой. Все эти предметы были обнаружены в полуразвалившихся ящиках, выброшенных на берег неподалеку от того места, где корабль, предположительно, налетел на риф и пошел ко дну.
Правда, ящик, в котором находилось ожерелье Клеопатры, пока еще не был найден. Но все равно уже добытые предметы стоили целого состояния.
Он улыбнулся, вспомнив о ценностях, аккуратно упакованных в коробку, стоявшую сейчас в углу палатки.
Единственный неприятный момент в безмятежном до сих пор существовании Филипп Радерфорд усматривал в несвоевременном приезде герцога. Пока Белдон только-только начал устраиваться и обживаться на острове и понятия не имеет, что уже найдено. А когда узнает, у него в отличие от остальных членов экспедиции наверняка зародятся подозрения. Филипп никогда не любил этого человека и не доверял ему. Похоже, тот испытывал по отношению к нему точно такие же чувства.
Однако Филипп не думал, что герцог задержится на острове надолго. Деньги ему не нужны, а острота ощущений от приезда в такую глухомань скоро пройдет. Так что если вести себя осторожно, беспокоиться нечего.
Вытащив из кармана сюртука дорогие золотые часы, Филипп щелкнул крышкой и взглянул на циферблат. Почти полночь. Захлопнув гроссбух, он задул лампу, и палатка погрузилась в темноту. В лагере уже царила полная тишина. Слышен был лишь стрекот цикад да тихий шорох пальмовых ветвей.
Полог с шуршанием распахнулся, и в палатке возник темный силуэт.
– Господин Филипп, – послышался девичий шепот.
Девушка была гибкая, стройная, с необыкновенно гладкой кожей цвета кофе со сливками, с маленькими упругими грудями и тугой попкой.
– Ты заставила меня ждать, – строго сказал Филипп. – Где ты была?
– Но вы же сами просили прийти, когда погаснет лампа...
– Я не люблю ждать, Маруба, запомни это. – В голосе его, звучавшем твердо, зазвучала нотка предвкушения. – Надеюсь, ты сумеешь загладить свою вину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91