– Старое тряпье? Вы хотите, чтобы я надел старое тряпье хозяина гостиницы?
– Вы произнесли это с таким благородным негодованием, словно какой-нибудь герцог. Беднякам не приходится выбирать, мистер Браун. Если вы хотите купить себе новую одежду, то придется вам отправиться в Морпет. А сейчас мне предстоит покопаться в обносках, чтобы найти для вас брюки, и вы наденете то, что я смогу найти. Вы ведь очень высокий и довольно крепкий мужчина.
Йель не сдержался и самодовольно улыбнулся. Ему нравился ее мягкий северный акцент, то, как она, слегка картавя, произнесла слово «крепкий».
– Вы только что сделали мне комплимент, мисс Нортрап?
К его удивлению, она улыбнулась.
Он не ошибся. Улыбаясь, она становится очаровательной. Улыбка просто преображает ее лицо.
– Если мужчина воспринимает мои слова о том, что ему трудно подобрать подходящие брюки, потому что он высокий и крепкий, как комплимент, то будем считать, сэр, что так оно и есть, – сказала она и, открыв дверь, вышла из дома.
Очарованный, Йель подошел к окну и долго наблюдал за тем, как она осторожно ступала по твердому, превратившемуся в ледяную корку снегу. Он почесал свой заросший густой щетиной подбородок. Да, ведь он не брился с тех пор, как уехал из Лондона.
Открыв дверь, он крикнул ей вслед:
– Не забудьте принести лезвия!
Она помахала ему рукой, давая понять, что услышала его просьбу.
Он плотно закрыл дверь.
Все небо было затянуто свинцово-серыми тучами. Однако они стояли высоко, а значит, в ближайшее время снега не будет. Йель все еще чувствовал слабость, но ему не терпелось вернуться в Лондон, к своей привычной жизни.
Ему вообще не следовало сюда приезжать.
Или ему следовало вернуться еще много лет назад, когда был жив его отец. Ему нужно было вернуться в Англию три года назад, однако тогда он считал, что накопил еще недостаточно денег и был еще недостаточно влиятельным человеком, чтобы поразить великого герцога Эйлборо. Так ему, во всяком случае, казалось.
Йель посмотрел на себя в зеркало. Он, богатый человек, владелец собственной корабельной компании, стоит сейчас в кухне дома викария, завернутый в простыню, где-то на краю света, в крошечной деревушке Спраул.
Да он просто дурак!
Он, конечно же, мог остаться в Лондоне и встретиться со своим братом Вейландом и сестрой Твайлой.
Однако Йель сразу же отказался от этой идеи. Он просто не посмел бы посмотреть им в глаза. Может быть, он сделает это позже, но не сейчас, ведь он совсем недавно узнал о смерти отца.
Он жестоко оскорбил свою семью, не приехав к отцу, когда тот умирал. Не он провел с отцом последние часы его жизни. Кроме того, его отношения с братом и сестрой всегда были довольно натянутыми из-за разницы в возрасте, а также из-за того, что их произвели на свет разные матери.
Вейланд и Твайла всегда были примерными и послушными, а Йель вечно бунтовал.
Просто невозможно припомнить, из скольких школ его выгнали за недостойное поведение. А еще он был ужасным эгоистом. Все дело в том, что его отец не обращал на Йеля никакого внимания. Он больше любил детей от первого брака.
И это причиняло ему сильную боль. Одно время ему казалось, что, если он будет вести себя из рук вон плохо, то отец, в конце концов, обратит на него внимание.
Йель даже вздрогнул, вспомнив некоторые из своих проделок.
Как раз после одной такой выходки его и лишили наследства. Его выгнали из очередной школы, на этот раз навсегда, но вместо того, чтобы вернуться домой, в Нортумберленд, он нанял экипаж и кучера.
Даже сейчас, по прошествии стольких лет, Йель не мог не улыбнуться, вспоминая, как он, совсем еще сопливый мальчишка с непомерной гордостью и просто невероятным нахальством, поселился в столице, изображая из себя взрослого и самостоятельного мужчину. Ему тогда едва исполнилось восемнадцать. Ни торговцы, ни мамаши, искавшие выгодных женихов для своих дочерей, его ни о чем не спрашивали.
Он арендовал апартаменты, купил лошадь, заказал новый гардероб и жил на широкую ногу, окруженный толпой женщин, жаждущих его внимания, и вновь приобретенных друзей, возивших его по всем злачным местам Лондона. Меньше чем за полтора месяца он промотал все свое небольшое состояние, включая и наследство, доставшееся ему от матери.
Он смотрел из окна кухни на покрытые снегом могилы и надгробные плиты. С того места, где он стоял, ему был даже виден фамильный склеп Эйлборо.
Холодное окно запотело от его горячего дыхания. Коснувшись стекла пальцем, он вспомнил тот день, когда его отец приехал в Лондон и, наведавшись в его апартаменты, застал Йеля мертвецки пьяным. Рядом с ним лежала голая оперная танцовщица.
Герцог пришел в бешенство. В школе ему сообщили, что Йель отправился домой. Отец от беспокойства не находил себе места, не понимая, куда он запропастился. Однако в один прекрасный день кто-то из его друзей известил герцога о том, что его сын в Лондоне.
Отец принялся отчитывать его, а Йель, все еще находившийся под действием винных паров, вне себя от гордости, потребовал, чтобы отец немедленно выделил ему долю наследства, чтобы он имел возможность жить так, как ему хочется.
Услышав его требование, отец тут же прервал свою нравоучительную лекцию.
К огромному удивлению Йеля, отец согласился.
– Это сделает из тебя мужчину, – сказал он, а потом достал из кармана все долговые расписки Йеля. Он выкупил эти расписки и теперь размахивал ими перед его лицом.
– Вот твое наследство, – сказал он. – Двадцать семь тысяч фунтов растаяли, как прошлогодний снег.
А потом заявил, что лишает наследства своего младшего сына.
Йель отвернулся от окна. Теперь-то он знает, как это тяжело – заработать своим трудом такую сумму. Да и весь этот мир он теперь понимает гораздо лучше.
Но в то время он был очень оскорблен, когда его новые друзья отвернулись от него. После того как в газетах опубликовали известие о том, что его лишили наследства, двери многих лондонских домов, где он раньше был желанным гостем, закрылись для него навсегда.
Он отправился в портовую таверну для того, чтобы развеять грусть и напиться как следует. Ему удалось и то, и другое. После этого он нанялся матросом на торговый корабль, подписав соответствующий контракт.
Когда он пришел в себя, корабль был уже далеко в море. У него хватило дерзости потребовать, чтобы контракт аннулировали, после чего его хорошенько отдубасили за неповиновение.
Таким образом началось его перевоспитание.
Ему пришлось остаться на корабле, потому что у него не было другого выбора. Он бы скорее отрубил себе руку, чем стал просить прощения у своего отца. Когда корабль бросил якорь в порту Неаполя, слегка протрезвевший и поумневший Йель сошел на берег и, найдя в городе маленькую церквушку, дал там клятву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82