– но мгновенно успокаивается, взглянув ему в лицо. На ее взгляд, великан некрасив – лицо его пересечено шрамом; но глаза у него синие, как море в солнечный день, и добрые-предобрые, и Джейми понимает, что этот человек ни за что ее не уронит. Голос его грохочет, как гром: Джейми с трудом разбирает смысл слов, произносимых со странным акцентом, но догадывается о сути сказанного. Добрый великан обещает любить ее и Элизабет и заботиться о них до конца своих дней. Он никогда-никогда не позволит Элизабет уйти на небеса! Великана зовут Эмброуз Макферсон, но Джейми скоро начнет называть его папой.
Джейми почувствовала, что дрожит все сильнее. Нет, Генрих Английский – ей не отец. Ее отец – Эмброуз, который много лет любил ее и заботился о ней как о родной дочери.
Малкольм привлек Джейми к себе, и она спрятала лицо у него на груди, радуясь, что может разделить свое горе с самым близким человеком на свете.
Он крепко прижал ее к себе и погладил по спине.
– Мне жаль, Джейми, – прошептал он ей на ухо. – Очень жаль, что правда вышла на свет таким образом.
Джейми подняла на него полные слез глаза. – Но это действительно правда, хоть Макферсоны много лет скрывали ее от всех, включая и тебя. Я очень давно знаю твоих приемных родителей, и, поверь, Джейми, они делали это, чтобы защитить тебя.
Малкольм грустно замолчал, и тогда Джейми произнесла: – Да, понимаю. Ведь мир, с которым мне теперь предстоит встретиться, жесток. От опасностей, которым я подвергла себя добровольно, покинув Шотландию они и пытались меня оградить.
Малкольм осторожно заправил ей за ухо выбившуюся прядь.
– Ты сердишься на них? На Эмброуза и Элизабет?
– Что ты! – воскликнула пораженная Джейми. – Как можно? Как можно сердиться на них за то, что они защищали, берегли и любили меня как родную дочь! – Она прижалась ухом к его груди, слушая, как бьется сильное большое сердце. – Они никогда не делали различий между мной и своими детьми, и за это я любила их еще больше. Ведь я всегда знала, что я – не родная дочь Макферсонов.
– Так ты знала?
– Только часть правды, – ответила Джейми. – Я всегда знала, что моя настоящая мать – Мэри. Я даже помнила, как мы с ней странствовали по Европе, но понятия не имела, отчего она умерла.
– Теперь знаешь, – глухо ответил Малкольм.
Глаза Джейми снова затуманились слезами; совладав с собой, она взглянула Малкольму в лицо.
– Что же до отца – ни в детстве, ни позже я не спрашивала, кто мой настоящий отец. Да и что значит «настоящий»? Эмброуз Макферсон всегда заботился обо мне, и я полюбила его как родного. Для меня настоящий отец он и никто иной.
– Ты всегда называла их отцом и матерью…
– Потому что так оно и было! Я хотела, чтобы они были моими родителями, и молила бога об одном: чтобы они любили меня как дочь! – Волнение сдавило ей горло; она не могла продолжать.
– И господь внял твоим молитвам, – тихо и нежно ответил Малкольм.
– Есть кое-что еще. Даже сейчас мне трудно в этом признаваться. Еще при жизни Мэри я втайне мечтала, чтобы моей матерью была Элизабет. – Она смахнула набежавшую слезу. – Воспоминания о Мэри неразрывно связаны для меня с жизнью во Флоренции, когда она… когда она отвергала меня. А Элизабет никогда не стыдилась дарить мне свою любовь. Тетка дала мне то, чего не смогла дать родная мать.
Еще несколько слез скатились по щекам, и Джейми смущенно опустила голову.
– Как глупо с моей стороны в чем-то обвинять бедную маму, погибшую совсем молодой!
Малкольм заставил ее взглянуть себе в лицо.
– Глупо только одно – стыдиться своих чувств!
– Перед смертью она очень изменилась, – шепотом продолжала Джейми. – По целым дням не выпускала меня из рук, словно пыталась загладить свою былую холодность. Я знаю, что должна помнить эти дни, а не то, что было раньше.
– Милая моя, не нам решать, что помнить, а что забывать. Главное – что ты простила ее.
Джейми согласно кивнула, наслаждаясь нежностью его объятий.
– Значит, ты не знала, кто твой настоящий отец?
Джейми покачала головой.
– И жалею о том, что узнала. Для меня Генрих Английский – жестокий и бесчестный развратник. Всем женщинам, которых он любит, он приносит только горе! Да и любовь ли это? Способен ли он вообще кого-нибудь любить?
– Но все же ты – его дочь.
– Малкольм, для меня это ничего не значит! Если бы моим отцом оказался разбойник с большой дороги, для меня ничего бы не изменилось! – Джейми решительно уперлась кулачками ему в грудь. – Истинный отец – не тот, что зачал и забыл, а тот, кто вырастил. Для меня это так и никак иначе.
Малкольм крепко прижал ее к груди.
– Жаль, что Элизабет не слышит этих слов! Провожая меня в путь, она сходила с ума от беспокойства – что скажешь ты, когда узнаешь правду о себе?
Джейми вопросительно взглянула на Малкольма.
– Ты перед отъездом разговаривал с моими родителями?
– Да, Джейми. – Казалось, Малкольм замялся, подыскивая подходящее объяснение. – Элизабет полагала возможным, что наши пути пересекутся.
– Ты ведь плыл в Роттердам, а не в Англию! Как паши пути могли пересечься?
Лицо Малкольма расплылось в знакомой плутоватой улыбке.
– Малкольм Маклеод! Признавайся, что ты от меня скрываешь?
– Да с чего ты взяла? – отбивался он.
Джейми чувствительно ткнула его кулачком в грудь. – Хватит с меня недомолвок, Малкольм! Довольно обращаться со мной как с полоумной!
Малкольм поймал ее руку и поднес к губам.
– Что ты, Джейми, как я могу. Ты одна из умнейших женщин, каких я встречал в жизни!
– И не пытайся купить меня лестью, Малкольм Маклеод! Говори правду! Почему мама вдруг решила доверить эту тайну тебе? Я хорошо знаю Элизабет: она не станет делиться своими секретами без причины, и причина должна быть очень веской. Чем ты заслужил ее доверие?
Шотландец положил руки ей на плечи.
– Перед моим отъездом Эмброуз и Элизабет рассказали мне все, потому что, – он взглянул ей в глаза и глубоко вздохнул, словно перед тем, как прыгнуть в воду, – потому что они смотрели на меня как на сына.
– Сына?!
– Точнее, как на зятя, – пояснил Малкольм. – Мужа их дочери. Они сочли, что я вправе узнать правду, и попросили меня все рассказать тебе перед тем, как мы оба покинем Англию.
Сердце Джейми замерло в груди, потрясенное этими словами.
– Так Элизабет и Эмброуз знали о нашей будущей свадьбе раньше, чем узнала я? Ты сначала спросил их разрешения и только потом заговорил о свадьбе со мной?
Шотландец взял ее за обе руки.
– Милая, не ищи в наших приключениях логики или здравого смысла! В конце концов, ты в свое время тоже объявила всему свету, что мы помолвлены, и даже не удосужилась спросить моего мнения! А ведь тебе и пяти лет не было!
– Врешь, было!
– Хорошо, хорошо, – пожал плечами Малкольм. – Четыре, пять – какая разница?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Джейми почувствовала, что дрожит все сильнее. Нет, Генрих Английский – ей не отец. Ее отец – Эмброуз, который много лет любил ее и заботился о ней как о родной дочери.
Малкольм привлек Джейми к себе, и она спрятала лицо у него на груди, радуясь, что может разделить свое горе с самым близким человеком на свете.
Он крепко прижал ее к себе и погладил по спине.
– Мне жаль, Джейми, – прошептал он ей на ухо. – Очень жаль, что правда вышла на свет таким образом.
Джейми подняла на него полные слез глаза. – Но это действительно правда, хоть Макферсоны много лет скрывали ее от всех, включая и тебя. Я очень давно знаю твоих приемных родителей, и, поверь, Джейми, они делали это, чтобы защитить тебя.
Малкольм грустно замолчал, и тогда Джейми произнесла: – Да, понимаю. Ведь мир, с которым мне теперь предстоит встретиться, жесток. От опасностей, которым я подвергла себя добровольно, покинув Шотландию они и пытались меня оградить.
Малкольм осторожно заправил ей за ухо выбившуюся прядь.
– Ты сердишься на них? На Эмброуза и Элизабет?
– Что ты! – воскликнула пораженная Джейми. – Как можно? Как можно сердиться на них за то, что они защищали, берегли и любили меня как родную дочь! – Она прижалась ухом к его груди, слушая, как бьется сильное большое сердце. – Они никогда не делали различий между мной и своими детьми, и за это я любила их еще больше. Ведь я всегда знала, что я – не родная дочь Макферсонов.
– Так ты знала?
– Только часть правды, – ответила Джейми. – Я всегда знала, что моя настоящая мать – Мэри. Я даже помнила, как мы с ней странствовали по Европе, но понятия не имела, отчего она умерла.
– Теперь знаешь, – глухо ответил Малкольм.
Глаза Джейми снова затуманились слезами; совладав с собой, она взглянула Малкольму в лицо.
– Что же до отца – ни в детстве, ни позже я не спрашивала, кто мой настоящий отец. Да и что значит «настоящий»? Эмброуз Макферсон всегда заботился обо мне, и я полюбила его как родного. Для меня настоящий отец он и никто иной.
– Ты всегда называла их отцом и матерью…
– Потому что так оно и было! Я хотела, чтобы они были моими родителями, и молила бога об одном: чтобы они любили меня как дочь! – Волнение сдавило ей горло; она не могла продолжать.
– И господь внял твоим молитвам, – тихо и нежно ответил Малкольм.
– Есть кое-что еще. Даже сейчас мне трудно в этом признаваться. Еще при жизни Мэри я втайне мечтала, чтобы моей матерью была Элизабет. – Она смахнула набежавшую слезу. – Воспоминания о Мэри неразрывно связаны для меня с жизнью во Флоренции, когда она… когда она отвергала меня. А Элизабет никогда не стыдилась дарить мне свою любовь. Тетка дала мне то, чего не смогла дать родная мать.
Еще несколько слез скатились по щекам, и Джейми смущенно опустила голову.
– Как глупо с моей стороны в чем-то обвинять бедную маму, погибшую совсем молодой!
Малкольм заставил ее взглянуть себе в лицо.
– Глупо только одно – стыдиться своих чувств!
– Перед смертью она очень изменилась, – шепотом продолжала Джейми. – По целым дням не выпускала меня из рук, словно пыталась загладить свою былую холодность. Я знаю, что должна помнить эти дни, а не то, что было раньше.
– Милая моя, не нам решать, что помнить, а что забывать. Главное – что ты простила ее.
Джейми согласно кивнула, наслаждаясь нежностью его объятий.
– Значит, ты не знала, кто твой настоящий отец?
Джейми покачала головой.
– И жалею о том, что узнала. Для меня Генрих Английский – жестокий и бесчестный развратник. Всем женщинам, которых он любит, он приносит только горе! Да и любовь ли это? Способен ли он вообще кого-нибудь любить?
– Но все же ты – его дочь.
– Малкольм, для меня это ничего не значит! Если бы моим отцом оказался разбойник с большой дороги, для меня ничего бы не изменилось! – Джейми решительно уперлась кулачками ему в грудь. – Истинный отец – не тот, что зачал и забыл, а тот, кто вырастил. Для меня это так и никак иначе.
Малкольм крепко прижал ее к груди.
– Жаль, что Элизабет не слышит этих слов! Провожая меня в путь, она сходила с ума от беспокойства – что скажешь ты, когда узнаешь правду о себе?
Джейми вопросительно взглянула на Малкольма.
– Ты перед отъездом разговаривал с моими родителями?
– Да, Джейми. – Казалось, Малкольм замялся, подыскивая подходящее объяснение. – Элизабет полагала возможным, что наши пути пересекутся.
– Ты ведь плыл в Роттердам, а не в Англию! Как паши пути могли пересечься?
Лицо Малкольма расплылось в знакомой плутоватой улыбке.
– Малкольм Маклеод! Признавайся, что ты от меня скрываешь?
– Да с чего ты взяла? – отбивался он.
Джейми чувствительно ткнула его кулачком в грудь. – Хватит с меня недомолвок, Малкольм! Довольно обращаться со мной как с полоумной!
Малкольм поймал ее руку и поднес к губам.
– Что ты, Джейми, как я могу. Ты одна из умнейших женщин, каких я встречал в жизни!
– И не пытайся купить меня лестью, Малкольм Маклеод! Говори правду! Почему мама вдруг решила доверить эту тайну тебе? Я хорошо знаю Элизабет: она не станет делиться своими секретами без причины, и причина должна быть очень веской. Чем ты заслужил ее доверие?
Шотландец положил руки ей на плечи.
– Перед моим отъездом Эмброуз и Элизабет рассказали мне все, потому что, – он взглянул ей в глаза и глубоко вздохнул, словно перед тем, как прыгнуть в воду, – потому что они смотрели на меня как на сына.
– Сына?!
– Точнее, как на зятя, – пояснил Малкольм. – Мужа их дочери. Они сочли, что я вправе узнать правду, и попросили меня все рассказать тебе перед тем, как мы оба покинем Англию.
Сердце Джейми замерло в груди, потрясенное этими словами.
– Так Элизабет и Эмброуз знали о нашей будущей свадьбе раньше, чем узнала я? Ты сначала спросил их разрешения и только потом заговорил о свадьбе со мной?
Шотландец взял ее за обе руки.
– Милая, не ищи в наших приключениях логики или здравого смысла! В конце концов, ты в свое время тоже объявила всему свету, что мы помолвлены, и даже не удосужилась спросить моего мнения! А ведь тебе и пяти лет не было!
– Врешь, было!
– Хорошо, хорошо, – пожал плечами Малкольм. – Четыре, пять – какая разница?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79