— Я все время думал о вас.
— А я — о вас, — призналась она, осторожно отводя с его лба прядь волос. — Я и мечтать, не смела, что вы ко мне вернетесь.
Его взгляд упал на ее губы.
— Много раз смотрел я на вас в Гленбейдене, и дивился вашей красоте, и мечтал, чтобы эта красота была моей, чтобы я мог всегда держать ее в объятиях. — Он потеребил ее нижнюю губку, а потом забрал ее в свои губы целиком.
Его руки скользили по ее телу нетерпеливо и настойчиво, и от этих прикосновений Керри почувствовала, что к ней возвращается жизнь. Она погрузила пальцы в его волосы и неистово поцеловала его, и тело ее выгнулось навстречу его телу.
Желание поглотило ее целиком, ее рука принялась ласкать его плоть, гладить с таким же нетерпением, с каким он ласкал ее, и, в конце концов, Артур сдался. Он взял ее так же плавно, как прилив омывает берег. Она ощутила свое тело так, как никогда не ощущала раньше. Ее словно объяло пламя, каждая пора горела, воздух вокруг нее был полон запахом и телом Артура.
Каждым ударом, каждым поцелуем, он возвращал ей себя. Все было таким текучим, таким не имеющим ни начала, ни конца, что она едва могла сказать, где кончается ее тело и начинается его. Он втекал в нее, как вода, потом уходил прочь, как отлив, для того чтобы вернуться и проникнуть еще глубже. Керри отзывалась на каждый его удар, но уже теряла голову, предчувствуя телесное освобождение, такое восхитительное, что от предвкушения его у нее захватывало дух.
— Никто никогда не соблазнял меня так, как вы, — хрипло проговорил он. — Вы вызываете у меня сумасшедшее желание, Керри Маккиннон. — Он пылко поцеловал ее, его рука легко скользила по ее телу.
Он прижался щекой к ее щеке и зарылся рукой в путаницу ее волос. Другой рукой он продолжал поглаживать ее в одном ритме со своими ударами. Все произошло внезапно — ощущение, что она быстро погрузилась, а потом всплыла на поверхность, и вот снова начался отлив. Восхитительное ощущение заставило ее закричать от радости; руки ее безвольно упали по обе стороны тела.
Его удары стали еще сильнее; вдруг он содрогнулся с задавленным всхлипом — и Керри охватило ощущение безумной радости.
Она лежали, обнявшись и тяжело дышали. Спустя какое-то время Артур привлек Керри к себе и перевернулся на бок, так что теперь они оказались лицом к лицу. Она почувствовала, как он выскользнул из нее. Отдышавшись, он отвел с ее лба влажную прядь и прошептал:
— Вы, сударыня, украли у меня сердце.
Ах, но ведь он-то украл у нее сердце много недель назад, сорвал его, точно зрелый плод. Внезапно, подавленная нахлынувшими чувствами, она уткнулась ему в шею — ей показалось, что в эту минуту здесь, в открытом море, они просто мужчина и женщина, и близость их так огромна, как бывает только в сказках, и она любит его сейчас за полноту их близости.
Они лежали, сплетясь в объятии, и почти не разговаривали, наслаждаясь прикосновением, запахом и созерцанием друг друга при мерцающем свете лампы. Керри знала, что сохранит до конца дней своих воспоминание о том, как они ласкали друг друга в эту ночь, как стали одним целым в сером ночном море.
На следующее утро руки и губы Артура пробудили ее от спокойного, глубокого сна, который посетил ее впервые за много суток. Он ласкал ее нарочито медленно, старательно довел до высшей точки, еще старательней довел до высшей точки себя, сохраняя на лице веселую улыбку. Он больше не выходил из каюты до тех пор, пока они не пристали в доке Хок-ван-Холланда, разве что пару раз, чтобы раздобыть еду и дать Керри возможность побыть одной. За исключением этих редких отлучек, они лежали на узкой койке, заменявшей кровать, тщательно и всесторонне изучая тела, друг друга, тихонько смеялись интимным шуткам и негромко говорили о жизни, надеждах и своих мечтах.
И нежно шептали друг другу о своей любви.
Даже лишающее сил чувство вины начало исчезать в том покое и безопасности, которые она ощущала в объятиях Артура. Казалось, что все произошло когда-то давно, десятилетия назад, и порой у нее возникала мысль, что, скорее всего ничего и не было. В этой каюте не существовало ни Шотландии, ни Монкриффа, ни предательства Фрейзера. Ничего, кроме нее и Артура и их любви.
Но когда во второй половине дня судно причалило к Кингстону-на-Холме, первый сквознячок омерзительной реальности проник в их каюту. Картины и звуки оживленной маленькой гавани холодной правдой ворвались в мир, сотворенный ими, безжалостно заставив Керри вспомнить обо всем, что с ней случилось.
Артур вышел из каюты, а Керри, безжизненно двигаясь по ней, надела простую юбку и блузку, вынутые из сумки, уложила волосы строгим пучком на затылке.
Из глаз ее заструились слезы, они были быстрыми и тихими, и с ними ушло волшебство этих немногих дней. То, что случилось между ними в этой каюте, кончилось, кончилось навсегда, и Керри была уверена, что больше никогда не изведает такого покоя.
Когда вернулся Артур, ей удалось держаться спиной к нему, чтобы он не увидел ее покрасневших глаз. Но присущее чутье подсказало ему, как сильно она расстроена. Он подошел к ней сзади — она укладывала свои немногочисленные пожитки — и, обняв за талию, привлек ее к себе на грудь.
— Все будет хорошо, — пообещал он. — Я не позволю никакому злу коснуться вас, пока я жив.
Ей стало теплее от этих слов, и она повернулась в его объятиях и жадно поцеловала его, положив конец дальнейшим обещаниям, потому что слышать их ей было невыносимо.
Невыносимо было смотреть в лицо реальности — Керри страшило не преступление, совершенное ею, но преступление, которое совершил он.
О, в сердце своем она не сомневалась, что каждое сказанное им слово говорилось искренне. Он продемонстрировал ей свою чудесную любовь, полную и самозабвенную, и, радостно поклявшись своей жизнью, пообещал обеспечить ее безопасность. Но она боялась именно его жизни, его имени, его положения среди британской аристократии, всего того, что их разделяет.
Это же совсем другой мир, подумала она, когда Артур взял ее за руку и повел мимо скупщиков рыбы, моряков и всяких торговцев по оживленным улицам Кингстона, — мир, не похожий на то выдуманное царство, которое они сотворили для себя в последние дни. И когда она смотрела, как он договаривается о найме экипажа — крытого экипажа, пояснил он, поскольку ему не хочется подвергать леди буйству стихий, — она притворилась, будто смотрит на человека, который всегда будет любить ее и всегда лелеять.
А потом сглотнула горький вкус реальности, подступивший к горлу.
Глава 17
Если бы Артур не знал, что этого не может быть, он готов был бы поклясться, что они все еще в Шотландии. Процедура найма подходящего экипажа оказалась почти такой же вульгарной здесь, как и покупка лошади в Северном нагорье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— А я — о вас, — призналась она, осторожно отводя с его лба прядь волос. — Я и мечтать, не смела, что вы ко мне вернетесь.
Его взгляд упал на ее губы.
— Много раз смотрел я на вас в Гленбейдене, и дивился вашей красоте, и мечтал, чтобы эта красота была моей, чтобы я мог всегда держать ее в объятиях. — Он потеребил ее нижнюю губку, а потом забрал ее в свои губы целиком.
Его руки скользили по ее телу нетерпеливо и настойчиво, и от этих прикосновений Керри почувствовала, что к ней возвращается жизнь. Она погрузила пальцы в его волосы и неистово поцеловала его, и тело ее выгнулось навстречу его телу.
Желание поглотило ее целиком, ее рука принялась ласкать его плоть, гладить с таким же нетерпением, с каким он ласкал ее, и, в конце концов, Артур сдался. Он взял ее так же плавно, как прилив омывает берег. Она ощутила свое тело так, как никогда не ощущала раньше. Ее словно объяло пламя, каждая пора горела, воздух вокруг нее был полон запахом и телом Артура.
Каждым ударом, каждым поцелуем, он возвращал ей себя. Все было таким текучим, таким не имеющим ни начала, ни конца, что она едва могла сказать, где кончается ее тело и начинается его. Он втекал в нее, как вода, потом уходил прочь, как отлив, для того чтобы вернуться и проникнуть еще глубже. Керри отзывалась на каждый его удар, но уже теряла голову, предчувствуя телесное освобождение, такое восхитительное, что от предвкушения его у нее захватывало дух.
— Никто никогда не соблазнял меня так, как вы, — хрипло проговорил он. — Вы вызываете у меня сумасшедшее желание, Керри Маккиннон. — Он пылко поцеловал ее, его рука легко скользила по ее телу.
Он прижался щекой к ее щеке и зарылся рукой в путаницу ее волос. Другой рукой он продолжал поглаживать ее в одном ритме со своими ударами. Все произошло внезапно — ощущение, что она быстро погрузилась, а потом всплыла на поверхность, и вот снова начался отлив. Восхитительное ощущение заставило ее закричать от радости; руки ее безвольно упали по обе стороны тела.
Его удары стали еще сильнее; вдруг он содрогнулся с задавленным всхлипом — и Керри охватило ощущение безумной радости.
Она лежали, обнявшись и тяжело дышали. Спустя какое-то время Артур привлек Керри к себе и перевернулся на бок, так что теперь они оказались лицом к лицу. Она почувствовала, как он выскользнул из нее. Отдышавшись, он отвел с ее лба влажную прядь и прошептал:
— Вы, сударыня, украли у меня сердце.
Ах, но ведь он-то украл у нее сердце много недель назад, сорвал его, точно зрелый плод. Внезапно, подавленная нахлынувшими чувствами, она уткнулась ему в шею — ей показалось, что в эту минуту здесь, в открытом море, они просто мужчина и женщина, и близость их так огромна, как бывает только в сказках, и она любит его сейчас за полноту их близости.
Они лежали, сплетясь в объятии, и почти не разговаривали, наслаждаясь прикосновением, запахом и созерцанием друг друга при мерцающем свете лампы. Керри знала, что сохранит до конца дней своих воспоминание о том, как они ласкали друг друга в эту ночь, как стали одним целым в сером ночном море.
На следующее утро руки и губы Артура пробудили ее от спокойного, глубокого сна, который посетил ее впервые за много суток. Он ласкал ее нарочито медленно, старательно довел до высшей точки, еще старательней довел до высшей точки себя, сохраняя на лице веселую улыбку. Он больше не выходил из каюты до тех пор, пока они не пристали в доке Хок-ван-Холланда, разве что пару раз, чтобы раздобыть еду и дать Керри возможность побыть одной. За исключением этих редких отлучек, они лежали на узкой койке, заменявшей кровать, тщательно и всесторонне изучая тела, друг друга, тихонько смеялись интимным шуткам и негромко говорили о жизни, надеждах и своих мечтах.
И нежно шептали друг другу о своей любви.
Даже лишающее сил чувство вины начало исчезать в том покое и безопасности, которые она ощущала в объятиях Артура. Казалось, что все произошло когда-то давно, десятилетия назад, и порой у нее возникала мысль, что, скорее всего ничего и не было. В этой каюте не существовало ни Шотландии, ни Монкриффа, ни предательства Фрейзера. Ничего, кроме нее и Артура и их любви.
Но когда во второй половине дня судно причалило к Кингстону-на-Холме, первый сквознячок омерзительной реальности проник в их каюту. Картины и звуки оживленной маленькой гавани холодной правдой ворвались в мир, сотворенный ими, безжалостно заставив Керри вспомнить обо всем, что с ней случилось.
Артур вышел из каюты, а Керри, безжизненно двигаясь по ней, надела простую юбку и блузку, вынутые из сумки, уложила волосы строгим пучком на затылке.
Из глаз ее заструились слезы, они были быстрыми и тихими, и с ними ушло волшебство этих немногих дней. То, что случилось между ними в этой каюте, кончилось, кончилось навсегда, и Керри была уверена, что больше никогда не изведает такого покоя.
Когда вернулся Артур, ей удалось держаться спиной к нему, чтобы он не увидел ее покрасневших глаз. Но присущее чутье подсказало ему, как сильно она расстроена. Он подошел к ней сзади — она укладывала свои немногочисленные пожитки — и, обняв за талию, привлек ее к себе на грудь.
— Все будет хорошо, — пообещал он. — Я не позволю никакому злу коснуться вас, пока я жив.
Ей стало теплее от этих слов, и она повернулась в его объятиях и жадно поцеловала его, положив конец дальнейшим обещаниям, потому что слышать их ей было невыносимо.
Невыносимо было смотреть в лицо реальности — Керри страшило не преступление, совершенное ею, но преступление, которое совершил он.
О, в сердце своем она не сомневалась, что каждое сказанное им слово говорилось искренне. Он продемонстрировал ей свою чудесную любовь, полную и самозабвенную, и, радостно поклявшись своей жизнью, пообещал обеспечить ее безопасность. Но она боялась именно его жизни, его имени, его положения среди британской аристократии, всего того, что их разделяет.
Это же совсем другой мир, подумала она, когда Артур взял ее за руку и повел мимо скупщиков рыбы, моряков и всяких торговцев по оживленным улицам Кингстона, — мир, не похожий на то выдуманное царство, которое они сотворили для себя в последние дни. И когда она смотрела, как он договаривается о найме экипажа — крытого экипажа, пояснил он, поскольку ему не хочется подвергать леди буйству стихий, — она притворилась, будто смотрит на человека, который всегда будет любить ее и всегда лелеять.
А потом сглотнула горький вкус реальности, подступивший к горлу.
Глава 17
Если бы Артур не знал, что этого не может быть, он готов был бы поклясться, что они все еще в Шотландии. Процедура найма подходящего экипажа оказалась почти такой же вульгарной здесь, как и покупка лошади в Северном нагорье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91