— Например, по пути в Долину Духов? — спросил Дункан.
Эмбер кивнула.
— А твоя лошадь еще не научилась доверять тебе так, как мне моя. К тому же раньше ей не приходилось бывать внутри Каменного Кольца. Поэтому она и не могла сама найти дорогу.
В задумчивости Дункан осматривал это древнее сооружение. Как перед тем его лошадь, он тоже чувствовал, что в этом месте есть не только то, что видят глаза.
И, как в случае с лошадью, внутреннее ощущение опасности перестало его беспокоить. Словно уснуло, оказавшись в надежном месте.
— Удивительно, — сказал Дункан. — Какое-то заколдованное место.
— Нет. Просто оно — другое. Здесь мир и покой тех, кто умеет видеть сквозь камни.
— Наделенных Знанием.
— Раньше и я так думала. Но теперь… — Эмбер пожала плечами.
— Что же заставило тебя думать теперь иначе? — Ты.
— Может, и я был одним из Наделенных — в то время, которого я не помню.
В улыбке Эм§ер сквозила печаль. Она знала, что Шотландский Молот не принадлежал к Наделенным Знанием.
— Может быть, — сказала она спокойным голосом, — ты просто человек, наделенный необычным даром к восприятию Знания.
Дункан чуть усмехнулся и стал внимательно осматривать это убежище, заключенное внутри Каменного Кольца. Между тем над тропой, по которой они только что проехали, разразилась ужасная буря.
Расположенный в центре Кольца холм имел полных тридцать шагов в длину и половину этого в высоту. Когда-то вся его поверхность была выложена камнями. Однако время, непогода и солнце совершенно изменили его облик. Теперь на холме, в промежутках между камнями и в трещинах, вырос целый сад из обычных и редких растений.
Если не считать самого холма, то это место, на взгляд Дункана, было чересчур открытым. Здесь негде было спрятаться, не говоря уже о том, чтобы обороняться. Хотя всего в нескольких ярдах от камней внешнего кольца начинался лес, внутреннее пространство напоминало собой луг. Внутри росло лишь одно дерево, но и под ним едва ли можно было бы укрыться от грозы. Несмотря на это, глаза Дункана то и дело возвращались к дереву. Стоя на самой высокой части холма, стройная красавица-рябина была похожа на танцовщицу.
— Что случилось? — спросила Эмбер, видя Дункана притихшим.
— Это дерево. Мне кажется, что я… знаю его.
— Может, и знаешь. Эрик нашел тебя под этой рябиной.
Дункан повернулся к Эмбер и посмотрел на нее глазами, в которых клубились тени и смутные воспоминания.
— Она охраняла меня, пока я спал, — медленно произнес Дункан. — Я в этом уверен так же, как в том, что вижу тебя перед собой. Рябина охраняла меня.
Дункан спешился и стал подниматься вверх по склону холма к рябине. Сердце Эмбер сжалось от страха. Преодолевая страх, зная, что так надо, она пошла следом за ним. Когда она догнала его, он уже стоял под деревом, уперев руки в бока, и внимательно рассматривал рябину, как будто надеялся узнать, враг это или друг.
— Ты вспоминаешь? — тихо спросила Эмбер. Сначала Дункан не ответил. Потом медленно разжал один кулак и протянул ей руку.
— Я вспоминаю? — спросил он в свою очередь. Как только рука Эмбер легла ему на ладонь, все сложное переплетение чувств, грез, опасений и надежд, которое было Дунканом Максуэллским, хлынуло через прикосновение. Никогда еще его восприятие не было столь ярким.
Опьянение победой после битвы.
Страх за Эмбер при приближении грозы.
Желание во что бы то ни стало вспомнить прошлое.
Гнев на то, что лишило его памяти.
И потом, когда тепло ее тела было им воспринято, накатила такая могучая волна желания, что Эмбер едва. удержалась на ногах. Она не ощущала уже ничего, кроме страсти Дункана к ней, ничего больше не видела, ничего не чувствовала. Он наполнил ее душу и тело чувственным голодом, подобного которому она никогда раньше не испытывала.
Дункан.
Хотя Эмбер не окликнула его по имени вслух, он открыл глаза и впился в нее пылающим взглядом.
Словно стальные браслеты, пальцы Дункана охватили запястье Эмбер. Он притянул ее к себе с силой, которой невозможно было сопротивляться. Да она и не хотела сопротивляться. Она хотела лишь ответить на его необоримое желание, которое взывало к ней из каждой частицы существа ее темного воина.
Когда Дункан обнял Эмбер, она не стала противиться, хотя он так крепко прижал ее к себе, что у нее от нехватки воздуха закружилась голова.
Она ничего не сказала, но Дункан понял.
— Я буду дышать за тебя, — прошептал он.
Он впился в ее губы поцелуем, который получился бы грубым, если бы она сама не старалась еще теснее прижаться к нему, еще глубже ощутить его вкус, проникнуть к нему под кожу.
То же самое чувствовал и Дункан; ему хотелось оказаться еще ближе к Эмбер, ощутить еще более полное соприкосновение плоти с плотью, утолить терзавший его тело голод единственно возможным путем.
Дункан смутно понимал, что повалил Эмбер на землю и что ее руки отталкивают его.
— Прошу тебя, — сказал он. — Ты нужна мне.
Из горла Эмбер вырвался какой-то нечленораздельный звук. С усилием, от которого его охватила дрожь, Дункан отпустил Эмбер.
В то же мгновение Эмбер вскрикнула, словно от удара. Дункан протянул к ней руки, чтобы успокоить, но тут же понял, что не доверяет самому себе.
— Дункан? — окликнула его Эмбер.
Голос ее дрожал, как и рука, которую она ему протягивала.
— Ты — как огонь в моей крови, в моей плоти, в моей душе, — резко сказал Дункан. — Если я еще раз прикоснусь к тебе, то возьму тебя.
— Так прикоснись ко мне.
— Эмбер…
— Возьми меня.
Одно долгое мгновение Дункан смотрел в золотистые глаза и на протянутую руку девушки, которую желал так, как не желал даже самой жизни.
Потом он коснулся ее, ощутил снедающий ее жар, увидел у нее в глазах неукротимый огонь желания, пожиравшего и его тело.
Свирепый мужской голод Дункана излился на Эмбер, словно огненная река. Она стала искрой, подхваченной вихрем, безрассудно горящей, беспомощно уносящейся ввысь, навстречу неведомой судьбе. Повинуясь инстинкту женщины, она стремилась найти в теле Дункана и убежище, и пищу для огня, чтобы он разгорелся еще жарче.
Дункан притянул Эмбер к себе с силой, которая едва повиновалась его воле. Прикосновение к ее губам, их вкус заставил его застонать от нахлынувшего с удвоенной мощью желания. Своим телом он пригвоздил ее к земле, а его язык скользнул между ее зубами, подчиняя ее рот настойчивым, изначальным ритмам.
С такой же неуемной, как и у Дункана, страстью Эмбер старалась оказаться еще ближе к нему, облегчить себе и ему эту пытку обоюдным возбуждением, эту муку, которая была одновременно и острым наслаждением. Ее руки ощупывали его тело, ища возможность пробраться под одежду.
Ощущение рук Эмбер на лице, на груди, на бедрах было для Дункана одновременно и райским блаженством, и адской мукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96