амазонки раз в год позволяли мужьям посещать их остров, последовательницы же Сапфо давали присягу навек исторгнуть мужчин из своих объятий, выбирая возлюбленных и любовниц исключительно среди представительниц собственного пола.
— Что же они делают между собой, эти женщины? — бесхитростно спросила Виолетта.
— Они доставляют друг другу то же удовольствие, что и я тебе, вчера — пальцем, а позавчера — языком, а слово, которым обозначают таких женщин, указывает на приемы, которыми они пользуются. Их называют трибадами, от глагола, означающего «тереться».
Сапфо изобрела инструмент наслаждения в форме мужского полового органа с приспособлением, выпускающим сок камедного дерева.
Пророк Иезекииль, живший через триста лет после Сапфо, укоряет женщин Иерусалима в использовании такого рода орудий, изготовленных из золота и серебра.
Скандал, учиненный Сапфо, оказался настолько громким, что докатился до самой Венеры. Богиня решила, что пора пресечь распространение лесбийской религии на другие острова Греции, иначе ее собственные алтари весьма рискуют остаться без почитателей.
В Митилене жил прекрасный юноша по имени Фаон, перевозивший путников с одного берега гавани на другой. Венера нарядилась старой нищенкой и попросила перевозчика переправить ее бесплатно. Сжалившись над ней, тот согласился. Пристав к другому берегу, юноша разглядел, что вместо старой нищенки в его лодке находится богиня красоты.
Явление Венеры в ее истинном обличье произвело столь сильное впечатление на красавца-перевозчика, что богиня была тронута и вознаградила его. Она дунула, и от ее дыхания родилось облачко, окутавшее их обоих.
Через час облачко рассеялось. Венера исчезла, оставив Фаону в подарок душистое масло — стоило им намазаться, и тебя любили все женщины. Фаон не преминул воспользоваться доставшимся ему маслом, и, когда случайно проходившая мимо него Сапфо вдохнула исходящий от его волос аромат, она влюбилась в прекрасного юношу со всем неистовством страсти, на которое только была способна.
Фаон ею пренебрег. Свершилось божественное мщение. Убедившись в неприступности Фаона и будучи не в силах повторить чуда, удавшегося Салмакиде, она отправилась на Левкаду, чтобы броситься со скалы.
— Зачем же бросаться со скалы? — спросила Виолетта.
— Несчастливые влюбленные спрыгивали с утеса в море. Кто доплывал до берега — тот избавлялся от своего недуга, кто тонул — исцелялся еще вернее.
— Значит, ты говоришь, что такие женщины существуют?
— И их немало.
— Видишь ли…
— Ты о чем?
— Кажется, я припоминаю…
— Вот как! Неужели ты уже столкнулась с подобным пристрастием?
— Ладно, послушай, со мной это чуть не произошло.
— Черт возьми! Как занятно, рассказывай. Она уселась мне на колени.
— Представь себе, — начала она, — у госпожи Берюше есть одна знатная клиентка, все ее называют «госпожа графиня». Эта дама приезжает в богатом экипаже, запряженном двумя лошадьми, и со слугой-негром. Что бы она ни покупала — корсеты, пеньюары, панталоны, — ей всегда хочется, чтобы я сопровождала ее в примерочную. Поначалу она ничуть не выделяла меня, но мало-помалу стала предпочитать именно мои изделия. Доходило до смешного — если о предметах туалета, которых я и не касалась, говорили, что они изготовлены мною, графиня покупала их с закрытыми глазами.
Четыре дня назад она сделала заказ с доставкой на дом — знаешь, я и не думала об этом, лишь сейчас вспомнила, — прислала свой экипаж и настояла, чтобы товар привезла только я, и никто другой. Я приехала; она приняла меня в небольшом будуаре, обитом узорчатым атласом и уставленном фарфоровыми вазами, которые были украшены цветочками и птичками. Присутствовавшая там горничная предложила графине свои услуги, но та отослала ее, сказав, что достаточно будет и меня. Когда мы остались одни, графиня заявила, что доставленные предметы туалета следует примерить, но только не на ней: так не узнаешь, к лицу ли белье, и ей хотелось взглянуть, как оно сидит на мне!
Я возражала, ибо была на голову ниже ее ростом и по такой примерке нельзя ни о чем судить, но графиня упорствовала и начала меня раздевать.
От стыда и смущения я даже не осмеливалась сопротивляться; снимая с меня платье, шейный платок, корсаж, она всякий раз вскрикивала: «Ах, хорошенькая шейка! Ах, прелестные плечи! Ах, очаровательные сосочки!» Она исцеловала мне шею и грудь, пройдясь по ним то руками, то губами. Внезапно она приостановилась:
«А теперь примерим панталоны!»
Речь шла об изящных батистовых панталонах с кружевом; она стащила с меня прямо через туфли мои собственные панталоны и запустила руки мне под сорочку, приговаривая:
«Ах, какая у нее атласная кожа! Как-нибудь мы вместе примем ванну, моя милочка, я натру тебя миндальной пастой, и ты станешь белоснежной, как горностай, — и, усмехнувшись, она добавила: — И с прелестным черненьким хвостиком, как у него».
Тут она попыталась положить руку на мой пушок, но я отпрянула назад.
«Что приключилось, маленькая дикарка, отчего ты отворачиваешься, неужели я внушаю тебе страх?» — спросила она.
И, схватив меня в охапку, крепко прижала к себе; но, увидев, как я покраснела и задрожала, решила отступить:
«Ладно, примерь эти панталоны сама».
Я примерила. Панталоны были непомерно широки и велики для меня, что дало ей повод подтянуть их, просунув руку между моими ляжками. На какой-то миг рука ее застыла, вернее, нежно затрепетала.
Наконец, вдоволь расцеловав и ощупав меня со всех сторон, она промолвила:
«Уверена, все будет впору».
Потом она сама одела меня, осыпая теми же ласками, что при раздевании, и, расставаясь, прошептала:
«Предупреждаю заранее, все воскресенье мы проведем вдвоем, вместе примем ванну, пообедаем и сходим на спектакль. Принарядись, я зайду за тобой в два часа дня».
— Но воскресенье это же завтра!
— Ну и что! Она не застанет меня в магазине, только и всего!
— Как же ты молчала об этом до сих пор?
— За последние три дня мне столько довелось испытать, что было не до графини. Пусть она теперь помучается!
И шальная девчонка захлопала в ладоши. В голову мне пришла одна мысль:
— Скажи-ка, тебя бы сильно испугали ухаживания со стороны женщины?
— А чего мне бояться?
— Тебе виднее.
— Теперь совсем не страшно, я уже подготовлена и знаю, о чем речь. А что ты придумал?
— Ничего особенного. Все же, признаться, забавно было бы понаблюдать, как одна женщина добивается расположения другой.
— Словно такой распутник, как ты, никогда этого не видел!..
— Отчего же, видел, как-то при мне две девицы упражнялись в таких занятиях, но за деньги, а ты понимаешь, что это не по-настоящему.
— Вот чего тебе хочется, надо же!
— Возможно ли восстановить отношения с графиней?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Что же они делают между собой, эти женщины? — бесхитростно спросила Виолетта.
— Они доставляют друг другу то же удовольствие, что и я тебе, вчера — пальцем, а позавчера — языком, а слово, которым обозначают таких женщин, указывает на приемы, которыми они пользуются. Их называют трибадами, от глагола, означающего «тереться».
Сапфо изобрела инструмент наслаждения в форме мужского полового органа с приспособлением, выпускающим сок камедного дерева.
Пророк Иезекииль, живший через триста лет после Сапфо, укоряет женщин Иерусалима в использовании такого рода орудий, изготовленных из золота и серебра.
Скандал, учиненный Сапфо, оказался настолько громким, что докатился до самой Венеры. Богиня решила, что пора пресечь распространение лесбийской религии на другие острова Греции, иначе ее собственные алтари весьма рискуют остаться без почитателей.
В Митилене жил прекрасный юноша по имени Фаон, перевозивший путников с одного берега гавани на другой. Венера нарядилась старой нищенкой и попросила перевозчика переправить ее бесплатно. Сжалившись над ней, тот согласился. Пристав к другому берегу, юноша разглядел, что вместо старой нищенки в его лодке находится богиня красоты.
Явление Венеры в ее истинном обличье произвело столь сильное впечатление на красавца-перевозчика, что богиня была тронута и вознаградила его. Она дунула, и от ее дыхания родилось облачко, окутавшее их обоих.
Через час облачко рассеялось. Венера исчезла, оставив Фаону в подарок душистое масло — стоило им намазаться, и тебя любили все женщины. Фаон не преминул воспользоваться доставшимся ему маслом, и, когда случайно проходившая мимо него Сапфо вдохнула исходящий от его волос аромат, она влюбилась в прекрасного юношу со всем неистовством страсти, на которое только была способна.
Фаон ею пренебрег. Свершилось божественное мщение. Убедившись в неприступности Фаона и будучи не в силах повторить чуда, удавшегося Салмакиде, она отправилась на Левкаду, чтобы броситься со скалы.
— Зачем же бросаться со скалы? — спросила Виолетта.
— Несчастливые влюбленные спрыгивали с утеса в море. Кто доплывал до берега — тот избавлялся от своего недуга, кто тонул — исцелялся еще вернее.
— Значит, ты говоришь, что такие женщины существуют?
— И их немало.
— Видишь ли…
— Ты о чем?
— Кажется, я припоминаю…
— Вот как! Неужели ты уже столкнулась с подобным пристрастием?
— Ладно, послушай, со мной это чуть не произошло.
— Черт возьми! Как занятно, рассказывай. Она уселась мне на колени.
— Представь себе, — начала она, — у госпожи Берюше есть одна знатная клиентка, все ее называют «госпожа графиня». Эта дама приезжает в богатом экипаже, запряженном двумя лошадьми, и со слугой-негром. Что бы она ни покупала — корсеты, пеньюары, панталоны, — ей всегда хочется, чтобы я сопровождала ее в примерочную. Поначалу она ничуть не выделяла меня, но мало-помалу стала предпочитать именно мои изделия. Доходило до смешного — если о предметах туалета, которых я и не касалась, говорили, что они изготовлены мною, графиня покупала их с закрытыми глазами.
Четыре дня назад она сделала заказ с доставкой на дом — знаешь, я и не думала об этом, лишь сейчас вспомнила, — прислала свой экипаж и настояла, чтобы товар привезла только я, и никто другой. Я приехала; она приняла меня в небольшом будуаре, обитом узорчатым атласом и уставленном фарфоровыми вазами, которые были украшены цветочками и птичками. Присутствовавшая там горничная предложила графине свои услуги, но та отослала ее, сказав, что достаточно будет и меня. Когда мы остались одни, графиня заявила, что доставленные предметы туалета следует примерить, но только не на ней: так не узнаешь, к лицу ли белье, и ей хотелось взглянуть, как оно сидит на мне!
Я возражала, ибо была на голову ниже ее ростом и по такой примерке нельзя ни о чем судить, но графиня упорствовала и начала меня раздевать.
От стыда и смущения я даже не осмеливалась сопротивляться; снимая с меня платье, шейный платок, корсаж, она всякий раз вскрикивала: «Ах, хорошенькая шейка! Ах, прелестные плечи! Ах, очаровательные сосочки!» Она исцеловала мне шею и грудь, пройдясь по ним то руками, то губами. Внезапно она приостановилась:
«А теперь примерим панталоны!»
Речь шла об изящных батистовых панталонах с кружевом; она стащила с меня прямо через туфли мои собственные панталоны и запустила руки мне под сорочку, приговаривая:
«Ах, какая у нее атласная кожа! Как-нибудь мы вместе примем ванну, моя милочка, я натру тебя миндальной пастой, и ты станешь белоснежной, как горностай, — и, усмехнувшись, она добавила: — И с прелестным черненьким хвостиком, как у него».
Тут она попыталась положить руку на мой пушок, но я отпрянула назад.
«Что приключилось, маленькая дикарка, отчего ты отворачиваешься, неужели я внушаю тебе страх?» — спросила она.
И, схватив меня в охапку, крепко прижала к себе; но, увидев, как я покраснела и задрожала, решила отступить:
«Ладно, примерь эти панталоны сама».
Я примерила. Панталоны были непомерно широки и велики для меня, что дало ей повод подтянуть их, просунув руку между моими ляжками. На какой-то миг рука ее застыла, вернее, нежно затрепетала.
Наконец, вдоволь расцеловав и ощупав меня со всех сторон, она промолвила:
«Уверена, все будет впору».
Потом она сама одела меня, осыпая теми же ласками, что при раздевании, и, расставаясь, прошептала:
«Предупреждаю заранее, все воскресенье мы проведем вдвоем, вместе примем ванну, пообедаем и сходим на спектакль. Принарядись, я зайду за тобой в два часа дня».
— Но воскресенье это же завтра!
— Ну и что! Она не застанет меня в магазине, только и всего!
— Как же ты молчала об этом до сих пор?
— За последние три дня мне столько довелось испытать, что было не до графини. Пусть она теперь помучается!
И шальная девчонка захлопала в ладоши. В голову мне пришла одна мысль:
— Скажи-ка, тебя бы сильно испугали ухаживания со стороны женщины?
— А чего мне бояться?
— Тебе виднее.
— Теперь совсем не страшно, я уже подготовлена и знаю, о чем речь. А что ты придумал?
— Ничего особенного. Все же, признаться, забавно было бы понаблюдать, как одна женщина добивается расположения другой.
— Словно такой распутник, как ты, никогда этого не видел!..
— Отчего же, видел, как-то при мне две девицы упражнялись в таких занятиях, но за деньги, а ты понимаешь, что это не по-настоящему.
— Вот чего тебе хочется, надо же!
— Возможно ли восстановить отношения с графиней?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31