Графиня также не была лишена артистических способностей — получив воспитание в Птичьем монастыре, она, как это принято в пансионах, по праздничным дням играла на сцене; высокий рост, низкий, почти мужской голос придавали ее жестам и речам налет наставнической важности; и я с удовольствием наблюдал за их репетициями, в особенности когда в добытых мною настоящих греческих одеяниях, оставляющих не совсем прикрытыми их обнаженные тела, они обе отдавались во власть страстей, таких пленительных и бурных у Расина.
Уверовав в способности Виолетты, я обратился к своему приятелю-драматургу с просьбой написать рекомендательное письмо к одному преподавателю драматического искусства.
Вручая мне конверт, приятель с усмешкой заметил, что нелишне предупредить Виолетту о возможных домогательствах со стороны г-на X.
Виолетта отправилась к г-ну X. в моем сопровождении, и я лично передал ему письмо своего друга. Прослушав три роли, он согласился со мной, что при ее способностях наибольших успехов она добьется, изображая смешное и забавное.
Он начал разучивать с ней роль Керубино. Три недели или месяц все шло как нельзя лучше, но однажды вечером Виолетта бросилась мне на шею и, покачав головой, решительно заявила:
— Я больше не хочу ходить к господину X.
Я стал ее расспрашивать.
Произошло то, что и предвидел мой друг. Четыре или пять первых уроков учитель обходился с ученицей как с сестрой, однако мало-помалу, под предлогом, что надо научить ее согласовывать жест со словом, стал давать волю рукам, и Виолетте пришлось отбиваться от нескромных прикосновений, позволительных любовнику, но никак не педагогу.
Виолетта расплатилась за полученные уроки и прекратила эти занятия.
Нашли другого преподавателя.
Этот начал подобно своему предшественнику, и кончилось все примерно так же.
Как-то зайдя в кабинет нового наставника, она обнаружила на письменном столе раскрытую книгу, лежавшую на месте Мольера, которого они обычно репетировали.
Книга была непристойная, с бесстыдными гравюрами, и взгляд Виолетты, естественно, остановился на ней. Она называлась «Тереза-философ».
Название ни о чем Виолетте не сказало, однако первая же встретившаяся в книге гравюра оказалась достаточно красноречивой.
Возможно, книга попалась ей на глаза случайно. Виолетта рассудила иначе и отказалась от услуг подобного наставника.
Виолетта была страстной, но не распутной. За три года знакомства мы с ней — то вдвоем, то втроем — исчерпали репертуар самых смелых любовных ласк, однако ни одной непристойности не сорвалось с ее губ.
Расплатившись со вторым преподавателем, мы задумались, как избегать впредь неприятностей такого рода.
Задача оказалась не из легких. Все обдумав, я решил подыскать педагога-женщину.
Я обратился за советом к одной своей знакомой — известной актрисе; та порекоменовала некую весьма одаренную особу, успешно выступавшую на подмостках Одеона и театра Порт-Сен-Мартен. Звали ее Флоранс. Правда, в данном случае приходилось выбирать между Сциллой и Харибдой, поскольку Флоранс слыла одной из самых пылких трибад Парижа.
Все знали, что она не желает выходить замуж и никогда не заводит любовников.
Полученные сведения я обсудил с графиней и Виолеттой.
Зная по опыту о всех неприятностях, которые несет любви рассеянный образ жизни, я ничуть не стремился расширять наш тесный союз. Но мне хотелось всячески содействовать артистической карьере своей юной возлюбленной.
После недолгих колебаний я обстоятельно побеседовал с графиней; огонек в ее глазах живо свидетельствовал, насколько взволнована она предметом нашего разговора. Итак, я склонял ее стать обожательницей знаменитой актрисы, затем представить Виолетту в качестве начинающей, в чьей судьбе она принимает участие, и, разыграв сцену ревности, строго-настрого предписать Флоранс быть сдержанной со своей ученицей.
В ту пору Флоранс была на вершине успеха — ей удалось создать сценический образ, как нельзя более соответствующий бурному разнообразию страстей, какими ее щедро наделила природа.
Графиня, не испытывавшая ни малейшего отвращения к роли, которую ей предстояло играть, сняла на месяц маленькую литерную ложу в театре Флоранс.
Там Одетта представала в мужском обличье — и настолько достоверно, что обмана не раскрыл бы и Лаферрьер; ложа была устроена так, что приподняв зеленую ширму, графиня оставалась скрытой от глаз зрителей, и ее видела только актриса.
Надо признать, что Одетта была восхитительна в своем оригинальном костюме, включавшем редингот из черного бархата на атласной подкладке, брюки цвета морской волны, замшевый жилет и вишневый галстук; в сочетании с черными усиками и черными бровями она вполне могла сойти за восемнадцатилетнего денди.
Рядом с ней на стуле неизменно покоился огромный букет от г-жи Баржу, модной тогда цветочницы, и в нужную минуту он летел к ногам Флоранс.
Получая в течение нескольких вечеров подряд букеты по тридцать — сорок франков, актриса наконец удостоила взором ложу, откуда они исходили.
Она обнаружила там миловидного юношу, судя по наружности ученика коллежа; он показался ей таким красивым и забавным, что у нее даже вырвалось сожаление: «Ах, не будь это мужчина!»
И на другой день, и на третий — тот же восторг со стороны поклонника, та же досада со стороны актрисы.
На пятый день в букет было вложено письмо.
Флоранс заметила его, но из безразличия к нашему полу решила, что вскроет конверт, лишь вернувшись домой.
Отужинав в грустном одиночестве, она, сидя у камина, предалась размышлениям, и тут ей вспомнилось письмо.
Вызвав горничную, она приказала:
— Мариетта, в том букете, что прислали сегодня вечером, была какая-то записка; разыщи ее.
Поскольку серебряного подноса не было, Мариетта принесла записку на фарфоровом блюде.
Флоранс развернула послание и стала читать. С первых же строк от ее былого равнодушия не осталось и следа. Вот что в нем было написано:
«По правде говоря, восхитительная Флоранс, я пишу Вам с краской стыда на лице, но участь каждого человеческого существа в некоторой степени предопределена. Мне было суждено встретить Вас и полюбить — не ждите, что я напишу: „Полюбить как безумцу «. Будьте снисходительны, ибо мне следует признаться, что я вовсе не то, за что себя выдаю, и сказать: «Я Вас полюбила как безумная“.
А теперь поднимайте меня на смех, презирайте, отвергайте: мне дорого все, что исходит от Вас, даже оскорбления!
Одетта».
Дойдя до слов «Я Вас полюбила как безумная», Флоранс вскрикнула.
Она вызвала горничную, от которой у нее не было секретов, и сказала ей, сияя от радости:
— Мариетта, Мариетта, это оказалась женщина!
— Я и раньше догадывалась, — ответила горничная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31