Самая противная вещь на свете – это когда тебе припоминают твои же слова.
– Мне бы не хотелось, чтобы он женился в таком возрасте. Господи, ведь если бы он сделал неправильный выбор, ему бы пришлось всю жизнь жить с ним – то есть с ней!
– А если он сделал неправильный выбор, поступив во флот, сколько времени ему придется жалеть об этом? – Маргарет подняла к нему лицо. Глаза на этом лице казались невероятно большими. – Он ведь может погибнуть, Ангус. Где-нибудь какой-нибудь глупый человек захочет подраться с каким-нибудь другим глупым человеком, а моего брата пошлют это улаживать.
– Маргарет, любой из нас может умереть хоть завтра. Я могу выйти из этого трактира, и меня забодает бешеная корова. Вы можете выйти из этого трактира, и вас убьет молнией. Нельзя жить и бояться таких вещей.
– Да, но мы можем свести риск к минимуму.
Ангус поднял руку, чтобы провести ею по своим жестким волосам – он часто повторял этот жест, когда уставал или был раздражен. Но почему-то его рука двинулась слегка влево, и он коснулся волос Маргарет. Они были прямые и тонкие, шелковистые на ощупь, и их, оказывается, было гораздо больше, чем ему представлялось сначала. Шпильки, поддерживающие прядь, выпали, и волосы каскадом упали ему на руку.
Прикосновение этих волос доставляло ему истинное наслаждение. Оба сидели, затаив дыхание.
Взгляды их встретились. Зеленые глаза встретились с темными, совершенно черными глазами. Никто не сказал ни слова, но Ангус наклонился вперед, медленно сокращая разделяющее их расстояние, и оба поняли, что сейчас произойдет.
Он ее поцелует.
И она не будет противиться.
Глава 5
Он прикоснулся к ее губам очень легко. Если бы он прижал Маргарет к себе, впился бы в ее губы, она, быть может, и оттолкнула бы его, но эта легкая, как перышко, ласка покорила ее душу.
Внезапно Маргарет охватило странное чувство – как будто тело, которое принадлежало ей двадцать четыре года, больше ей не принадлежит. Кожа словно натянулась, сердце чего-то страстно ждало, а руки… ах, как хотелось ее рукам прикоснуться к тому, кто ее целовал.
Она знала, что он горячий, что мышцы у него как у статуи, а не как у человека, ведущего сидячий образ жизни. Он мог бы уничтожить ее одним ударом кулака… и почему-то при мысли об этом она испытывала восторженный трепет… быть может, потому, что теперь он обнимал ее так осторожно, с таким уважением.
Она на миг отодвинулась, чтобы заглянуть ему в глаза. В них пылала жажда чего-то ей неведомого, но она поняла, чего он жаждет.
– Ангус, – прошептала она и подняла руку, чтобы погладить его по загрубевшей щеке. Его темная щетина, густая и жесткая, была совершенно не похожа на щетинку ее брата в тех редких случаях, когда она видела его небритым.
Ангус накрыл рукой ее руку, а потом слегка повернул голову и коснулся губами ладони. Она видела его глаза над кончиками своих пальцев. И эти глаза задавали вопрос и ждали ее ответа.
– Как это могло случиться? – прошептала она. – Я никогда… я никогда не хотела…
– А теперь хотите, – тоже шепотом ответил он. – Теперь вы хотите меня.
Она кивнула, изумленная его предположением, но не в состоянии солгать. Он смотрел на нее, и его глаза проникали, казалось, прямо ей в душу, это было необыкновенно. Она поняла, что в этот момент никакая ложь между ними невозможна. Не в этой комнате, не в эту ночь.
Она облизнула губы.
– Я не могу…
Ангус коснулся пальцем ее губ.
– Не можете?
От его насмешливого тона ее сопротивление растаяло, и она припала к нему, отдалась его сильным объятиям. Больше всего ей хотелось отбросить все свои принципы, все идеалы и нравственные ценности, которым она хранила верность до сих пор. Она могла бы сейчас забыть, кто она такая, забыть обо всем, что ей дорого, и остаться с этим человеком. Она перестала бы быть Маргарет Пеннипейкер, сестрой и опекуншей Эдварда и Алисии Пеннипейкер, дочерью покойных Эдмунда и Кэтрин Пеннипейкер. Она перестала бы быть девушкой, которая носит пищу беднякам, каждое воскресенье посещает церковь и каждую весну засаживает цветами аккуратные ровные грядки в своем саду.
Она могла бы перестать быть той, которой была, и стать, наконец, женщиной.
Искушение было очень сильным.
Ангус провел загрубевшим пальцем по ее сдвинутым бровям.
– Какая вы серьезная, – пробормотал он и коснулся губами ее лба. – Я хочу разгладить поцелуями эти морщинки, прогнать ваши тревоги.
– Ангус, – быстро сказала она, чтобы успеть высказаться прежде, чем утратит способность соображать, – есть вещи, сделать которые я не могу. Вещи, которые мне хочется сделать или мне кажется, что хочется. Я не уверена, потому что никогда этого не делала, но я не могу… Почему вы улыбаетесь?
– Разве?
Вот пройдоха, ведь знает же, что улыбается. Он беспомощно пожал плечами:
– Это только потому, что я никогда не встречал человека, настолько сбитого с толку, как вы, Маргарет Пеннипейкер, и настолько при этом очаровательного.
Она собралась было возразить, потому что не знала, понимать ли его слова в хвалебном смысле, но он положил палец ей на губы.
– Ах-ах-ах, – сказал он. – Теперь помолчите и выслушайте меня. Я собираюсь поцеловать вас, вот и все.
Сердце у нее воспарило и тут же рухнуло.
– Только поцеловать?
– Нет, это никак не может быть просто поцелуем.
От его слов ее бросило в дрожь, она подняла голову и протянула к нему губы.
Ангус шумно втянул в себя воздух и посмотрел на ее губы, словно в них заключались все искушения ада и все райское блаженство. Он поцеловал ее еще раз, но на этот раз уже не сдерживал себя. Его губы вовлекли ее в алчный, властный танец желания и страсти.
Он понимал, что нужно действовать медленно, и как бы тело его ни кричало от вожделения, он знал, что эта ночь ничем не кончится. Но он не мог отказать себе в удовольствии ощутить ее маленькое тело под собой и опустил ее на кровать, не отрывая от Маргарет своих губ.
Он собирался только поцеловать ее, раз уж ему ничего другого не остается, а потом будь он проклят, если этот поцелуй не продлится всю ночь.
– Ох, Маргарет, – простонал он, проводя рукам по ее стану, бедрам. – Моя милая Маргарет…
Он осекся и поднял голову. И спросил, усмехнувшись кривой мальчишеской улыбкой:
– Можно, я буду называть вас Мегги? Маргарет – это так трудно произносить.
Она смотрела на него, тяжело дыша, не в состоянии что-либо сказать.
– Маргарет, – продолжал он, проводя пальцем по ее щеке, – это такая женщина, которую мужчина хочет иметь рядом с собой. А вот Мегги… Мегги мужчине хочется иметь под собой.
Понадобилась восьмая доля секунды, чтобы она сказала:
– Вы можете называть меня Мегги.
Он нашел губами ее ухо, его руки обняли ее.
– Добро пожаловать в мои объятия, Мегги.
Она вздохнула, глубже уйдя в матрас от этого движения, и отдалась моменту, мерцанию свечи и сладкому запаху кранахана, отдалась сильному и властному человеку, покрывающему ее своим телом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Мне бы не хотелось, чтобы он женился в таком возрасте. Господи, ведь если бы он сделал неправильный выбор, ему бы пришлось всю жизнь жить с ним – то есть с ней!
– А если он сделал неправильный выбор, поступив во флот, сколько времени ему придется жалеть об этом? – Маргарет подняла к нему лицо. Глаза на этом лице казались невероятно большими. – Он ведь может погибнуть, Ангус. Где-нибудь какой-нибудь глупый человек захочет подраться с каким-нибудь другим глупым человеком, а моего брата пошлют это улаживать.
– Маргарет, любой из нас может умереть хоть завтра. Я могу выйти из этого трактира, и меня забодает бешеная корова. Вы можете выйти из этого трактира, и вас убьет молнией. Нельзя жить и бояться таких вещей.
– Да, но мы можем свести риск к минимуму.
Ангус поднял руку, чтобы провести ею по своим жестким волосам – он часто повторял этот жест, когда уставал или был раздражен. Но почему-то его рука двинулась слегка влево, и он коснулся волос Маргарет. Они были прямые и тонкие, шелковистые на ощупь, и их, оказывается, было гораздо больше, чем ему представлялось сначала. Шпильки, поддерживающие прядь, выпали, и волосы каскадом упали ему на руку.
Прикосновение этих волос доставляло ему истинное наслаждение. Оба сидели, затаив дыхание.
Взгляды их встретились. Зеленые глаза встретились с темными, совершенно черными глазами. Никто не сказал ни слова, но Ангус наклонился вперед, медленно сокращая разделяющее их расстояние, и оба поняли, что сейчас произойдет.
Он ее поцелует.
И она не будет противиться.
Глава 5
Он прикоснулся к ее губам очень легко. Если бы он прижал Маргарет к себе, впился бы в ее губы, она, быть может, и оттолкнула бы его, но эта легкая, как перышко, ласка покорила ее душу.
Внезапно Маргарет охватило странное чувство – как будто тело, которое принадлежало ей двадцать четыре года, больше ей не принадлежит. Кожа словно натянулась, сердце чего-то страстно ждало, а руки… ах, как хотелось ее рукам прикоснуться к тому, кто ее целовал.
Она знала, что он горячий, что мышцы у него как у статуи, а не как у человека, ведущего сидячий образ жизни. Он мог бы уничтожить ее одним ударом кулака… и почему-то при мысли об этом она испытывала восторженный трепет… быть может, потому, что теперь он обнимал ее так осторожно, с таким уважением.
Она на миг отодвинулась, чтобы заглянуть ему в глаза. В них пылала жажда чего-то ей неведомого, но она поняла, чего он жаждет.
– Ангус, – прошептала она и подняла руку, чтобы погладить его по загрубевшей щеке. Его темная щетина, густая и жесткая, была совершенно не похожа на щетинку ее брата в тех редких случаях, когда она видела его небритым.
Ангус накрыл рукой ее руку, а потом слегка повернул голову и коснулся губами ладони. Она видела его глаза над кончиками своих пальцев. И эти глаза задавали вопрос и ждали ее ответа.
– Как это могло случиться? – прошептала она. – Я никогда… я никогда не хотела…
– А теперь хотите, – тоже шепотом ответил он. – Теперь вы хотите меня.
Она кивнула, изумленная его предположением, но не в состоянии солгать. Он смотрел на нее, и его глаза проникали, казалось, прямо ей в душу, это было необыкновенно. Она поняла, что в этот момент никакая ложь между ними невозможна. Не в этой комнате, не в эту ночь.
Она облизнула губы.
– Я не могу…
Ангус коснулся пальцем ее губ.
– Не можете?
От его насмешливого тона ее сопротивление растаяло, и она припала к нему, отдалась его сильным объятиям. Больше всего ей хотелось отбросить все свои принципы, все идеалы и нравственные ценности, которым она хранила верность до сих пор. Она могла бы сейчас забыть, кто она такая, забыть обо всем, что ей дорого, и остаться с этим человеком. Она перестала бы быть Маргарет Пеннипейкер, сестрой и опекуншей Эдварда и Алисии Пеннипейкер, дочерью покойных Эдмунда и Кэтрин Пеннипейкер. Она перестала бы быть девушкой, которая носит пищу беднякам, каждое воскресенье посещает церковь и каждую весну засаживает цветами аккуратные ровные грядки в своем саду.
Она могла бы перестать быть той, которой была, и стать, наконец, женщиной.
Искушение было очень сильным.
Ангус провел загрубевшим пальцем по ее сдвинутым бровям.
– Какая вы серьезная, – пробормотал он и коснулся губами ее лба. – Я хочу разгладить поцелуями эти морщинки, прогнать ваши тревоги.
– Ангус, – быстро сказала она, чтобы успеть высказаться прежде, чем утратит способность соображать, – есть вещи, сделать которые я не могу. Вещи, которые мне хочется сделать или мне кажется, что хочется. Я не уверена, потому что никогда этого не делала, но я не могу… Почему вы улыбаетесь?
– Разве?
Вот пройдоха, ведь знает же, что улыбается. Он беспомощно пожал плечами:
– Это только потому, что я никогда не встречал человека, настолько сбитого с толку, как вы, Маргарет Пеннипейкер, и настолько при этом очаровательного.
Она собралась было возразить, потому что не знала, понимать ли его слова в хвалебном смысле, но он положил палец ей на губы.
– Ах-ах-ах, – сказал он. – Теперь помолчите и выслушайте меня. Я собираюсь поцеловать вас, вот и все.
Сердце у нее воспарило и тут же рухнуло.
– Только поцеловать?
– Нет, это никак не может быть просто поцелуем.
От его слов ее бросило в дрожь, она подняла голову и протянула к нему губы.
Ангус шумно втянул в себя воздух и посмотрел на ее губы, словно в них заключались все искушения ада и все райское блаженство. Он поцеловал ее еще раз, но на этот раз уже не сдерживал себя. Его губы вовлекли ее в алчный, властный танец желания и страсти.
Он понимал, что нужно действовать медленно, и как бы тело его ни кричало от вожделения, он знал, что эта ночь ничем не кончится. Но он не мог отказать себе в удовольствии ощутить ее маленькое тело под собой и опустил ее на кровать, не отрывая от Маргарет своих губ.
Он собирался только поцеловать ее, раз уж ему ничего другого не остается, а потом будь он проклят, если этот поцелуй не продлится всю ночь.
– Ох, Маргарет, – простонал он, проводя рукам по ее стану, бедрам. – Моя милая Маргарет…
Он осекся и поднял голову. И спросил, усмехнувшись кривой мальчишеской улыбкой:
– Можно, я буду называть вас Мегги? Маргарет – это так трудно произносить.
Она смотрела на него, тяжело дыша, не в состоянии что-либо сказать.
– Маргарет, – продолжал он, проводя пальцем по ее щеке, – это такая женщина, которую мужчина хочет иметь рядом с собой. А вот Мегги… Мегги мужчине хочется иметь под собой.
Понадобилась восьмая доля секунды, чтобы она сказала:
– Вы можете называть меня Мегги.
Он нашел губами ее ухо, его руки обняли ее.
– Добро пожаловать в мои объятия, Мегги.
Она вздохнула, глубже уйдя в матрас от этого движения, и отдалась моменту, мерцанию свечи и сладкому запаху кранахана, отдалась сильному и властному человеку, покрывающему ее своим телом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21