— Послушай, Макквайд…
— Беар. — Он усмехнулся над ее отчаянными попытка ми соблюсти приличия.
— Послушай, Беар, я не совсем привыкла…
— Лежать с мужчиной в чем мать родила после бурного акта любви? Надо думать. — В его глазах цвета меди вновь зажглись огоньки страсти. — Полагаю, ты еще меньше привыкла к тому, чтобы мужчина покусывал твое тело… — он продемонстрировал это на ее шее, пропустив мимо ушей потрясенный вздох девушки, — ласкал твою грудь, — он сделал и это, — и обхватывал тебя ногами.
— П-пожа-алуйста… — Она остановила его руку.
— Пожалуйста что? Продолжать? Остановиться? — В глазах его вспыхнули озорные искорки. — Это просто, милая. Если хочешь, чтобы я прекратил, скажи только одно слово.
— Какое?
— «Нет». — Он нагнулся к ней. — Ну же, скажи: «Не-е-ет».
Даймонд упрямо молчала и смотрела на него в упор.
— Я не умею отвечать на грубую силу.
— А на что ты умеешь отвечать? — Беар отпустил ее. — Ах да, вспомнил! — Он нагнул голову и принялся покусывать и дразнить языком ее сосок, заставив его затвердеть и подняться. — Просто скажи «нет».
— Какой же ты зверь! — проговорила она, гоня прочь смущенную улыбку.
— Голодный зверь, — усмехнулся он, — зверь, который знает только одно слово. Таких слов, как «не надо», «прекрати», я не знаю. — Беар снова прикусил ее сосок.
— Что ты… о-оу…
— Такие восхитительные изгибы!
Она смотрела, как вольно он обращается с ее обнаженным телом, и млела от удовольствия.
— Какие бедра! А ноги… длинные и прохладные. Точеные коленки, — бормотал он, целуя, щекоча девушку.
— О-о-о, Беар…
— Просто скажи «нет», — засмеялся он. — Сильные, гладкие икры. Тонкие лодыжки. Симпатичные маленькие ступни.
— У меня вовсе не маленькие ступни, — возразила она и покрутила пальцами ног, желая избавиться от его восторженных ласк. Каждый нерв ее тела трепетал от желания.
— Но ты еще не научилась говорить «нет». — Усмехнувшись, он откинул назад волосы Даймонд и принялся целовать ее лицо.
— Если ты действительно хочешь научить меня этому проклятому слову, тогда попробуй сделать то, что мне не понравится.
Беар перевернулся на спину, увлекая ее за собой, и Даймонд обнаружила, что лежит у него между ног и изучает его тело — точно так же, как до этого он изучал ее. Освоившись с длинными ногами, плоским животом и мускулистыми плечами, девушка села на него верхом, чтобы рассмотреть темные волосы, загорелую кожу и глаза цвета расплавленной меди.
— Люби меня, Беар, — прошептала она. Он опрокинул ее на спину.
— Хорошо, — прошептал он ей в волосы, — я уже это делаю.
В считанные секунды его мужская плоть скользнула в соблазнительный клинышек у нее между ног. Несколько ласковых поглаживаний — и он погрузился в девушку, которая охотно приняла его в себя.
И снова она почувствовала, как растут и ширятся ее ощущения и ожидания. В этот момент для нее не существовало никаких законов, преград и рамок. Они слились в едином порыве восторга… подчинились только своим желаниям… и понеслись все выше и выше на гребне страсти.
Даймонд опять очутилась у теперь уже знакомого, но еще не пройденного предела. Время остановилось, а мир расширился до бесконечности. Какое-то мгновение она парила, не помня себя от счастья, и наконец прорвалась через хрупкий чувственный барьер, закружилась в вихре блаженства.
На другой день утром Беар сидел на одеяле, опершись спиной о толстый ствол дерева, и любовался живописными рощами Грейсмонта. Воздух был еще напоен сладкими ароматами яблоневого цвета, а льняная скатерть у него в ногах ломилась от остатков обильного завтрака. Даймонд лежала рядом, теплая и счастливая в пестром солнечном свете, сочившемся сквозь ветки деревьев. Глядя на ее очаровательное нежное личико, он чувствовал, как грудь его наполняется знакомым томлением.
Это началось вчера вечером, когда он вошел в спальню и увидел ее на скамейке перед зеркалом. Она сидела с огромными растерянными глазами, сжимая у горла ворот своей ночной рубашки. А потом была пламенная ночь и прохладный рассвет… Беар с удовольствием наблюдал за тем, как она встает с постели, одевается и делит с ним милые житейские заботы. Он еще никогда не видел, как женщина причесывается, как она выбирает себе платье на день, натягивает чулки на стройные ножки. А еще он никогда не видел, как такая красивая женщина, как Даймонд, идет нагая по комнате ему навстречу… раскрыв жадные объятия и сияя от радости.
Он с восторгом любовался той разительной переменой, которая произошла в ней после первой брачной ночи, и благоговел перед ее безоговорочным доверием, отвечая на него со всей возможной серьезностью.
— Ну что, миссис Макквайд, как вам нравится замужняя жизнь?
— На мой взгляд, мистер Макквайд, в ней есть много положительных моментов. — Она перевернулась на живот, оперлась головой на ладонь и лукаво посмотрела на него. — Такая жизнь создает трудности, но вместе с тем рождает возможности для их преодоления. Самое главное — сосредоточиться на этих возможностях. И потом, я должна признать, — она закатила глаза, — что управлять семейным бюджетом гораздо интересней.
Беар засмеялся, покачал головой, потом притянул девушку к себе и обнял ее.
— Только ты одна думаешь о замужестве в таких выражениях: «семейный бюджет»! Ты рассуждаешь как настоящий банкир.
— О Господи! — Она изобразила ужас. — Называй меня кем угодно, только не банкиром и не денежным мешком. Быть просто богатой наследницей само по себе несладко.
— Ты неплохо справляешься с грузом богатства и привилегий.
— Когда богатство становится слишком большим, это уже бремя, — сказала она, уткнувшись носом ему в грудь и слушая, как стучит его сердце.
— И поэтому ты решила все разбазарить? — поддразнил ее Беар.
— Совершенно верно, — ответила девушка. Повисла короткая пауза. Даймонд удивлялась тому, с какой легкостью она раскрыла свой самый сокровенный секрет. С Беаром все казалось легко, даже давно сдерживаемые признания.
— Странно. Я еще никогда и никому этого не говорила, — тихо произнесла она.
— Что не говорила? Что ты… — Он нахмурился, думая, что не так ее расслышал.
— Что я пыталась раздать все свои деньги, — закончила она за него, не в силах поднять глаз. — Это началось, когда мне было тринадцать лет. Мой отец умер, и Хардвелл с Анной взяли меня под свою опеку. Они боялись, что я вырасту избалованной и тщеславной, поэтому старались вложить в меня чувство ответственности по отношению к другим людям. А для меня это было возможностью избавиться от денег. Эти проклятые деньги, — продолжала она, — сделали мою жизнь несчастной. Я не могла ходить в школу, редко играла с другими детьми. Поначалу мне даже не разрешали учиться ездить верхом из страха, что со мной что-то случится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83