– воскликнул Дахир, притворяясь обиженным.
– Боже мой, разве я сомневаюсь в этом? Но… но представить себе двух столь необыкновенных людей, великанов знания и могущества, просто мужьями обыкновенных женщин, показалось мне чем-то странным, похожим на старые сказки, в которых добродушные боги спускались на землю, чтобы осчастливить какую-нибудь смертную, – пробормотал сконфуженный де ла Тур.
Когда стих новый взрыв веселого смеха, Супрамати добродушно ответил:
– Сравнение ваше, друг Ренэ, грешит, конечно, преувеличением, но сравнение это, вообще говоря, справедливо. В глазах заурядных, невежественных людей мы легко можем сойти за людей привилегированных и даже за «богов»; легенды и народные предания сберегли множество сказаний о таинственных героях, как, например, Лоэнгрин, которые являются неизвестно откуда, входят в людское общество, женятся на простых смертных и живут обыкновенной жизнью, а потом исчезают, не оставляя по себе никаких следов.
Появляются тоже и таинственные женщины, как говорят, феи, которые любят смертных. Народная фантазия исказила, разукрасила и дополнила, разумеется, эти сказания; но в своей основе, в корне, рассказ всегда таит правду.
Ослепление и самодовольство полузнания заставляет людей пренебрежительно проходить мимо любопытных тайн, скрытых в легендах, преданиях и волшебных сказках. А между тем
то, что вчера еще казалось невероятной фантазией волшебной сказки, бледнеет сегодня перед открытиями науки, новизну которых наши современники приписывают себе. Пословица «Ничто не ново под луной» - совершенно справедлива. Все уже открыто, и все открытия в будущем вовсе не новы; это не что иное, как применение всегда существовавших сил, добытое уже высшей школой и известное первым наставникам мира, – в ту пору нового, в котором мы теперь живем и разрушение которого приближается.
На зеленеющие равнины этой молодой земли сошел некогда ученый ареопаг хранителей сокровищ науки мира угасшего. Эти знания и открытия, это знакомство с космическими законами, перенесенные как священное наследство в новый мир, - все это было скрыто затем в храмах и пещерах, вписано на символическом языке в священные книги, запечатанные семью печатями тайны.
Медленно, путем тяжелого труда и умерщвления плоти, ползли новые адепты народившегося мира к этой науке, сокрытой и запретной для профана. Вход в этот загадочный мир знания охранялся драконом, которого надо было победить, чтобы переступить порог. Дракон этот – тело с его беспорядочными страстями и ненасытными желаниями. Только тот, кто обуздал «зверя» в человеке и поборол строптивую плоть, в состоянии разобрать таинственные знаки, которые медленно развертываются в астральном плане, из века в век, по мере жизни планеты.
Богатства знания, которыми чванятся современные люди, извлечены из сокровищниц угасшего мира, солнце которого восприняло отпечаток всего, что освещали его лучи…
Он замолчал и настала тишина. Всех объяло таинственное и странное величие этого прошедшего и будущего; особенно подавлен был Рене де ла Тур, с волнением слушавший проникновенные слова мага… По окончании завтрака он даже попросил разрешения удалиться, чтобы поразмыслить о всем слышанном и приготовить несколько вопросов, которые хотел задать магам.
На следующий день после обеда Нарайяна объявил, что, по его мнению, пора уезжать; правосудие совершено, ничего интересного не предстояло, а оставаться здесь и вдыхать ядовитую заразу бесовского города не имело смысла.
– Но куда мы поедем? – спросил Дахир.- Мы еще не объехали вокруг света.
– Правда, но я показал вам самое интересное и нахожу благоразумным теперь вернуться в Царьград, если не воспротивится Супрамати.
– Почему же? Я сам нахожу, что пора туда возвратиться и что мы достаточно путешествовали, – спокойно ответил Супрамати, притворясь, что не замечает лукавой улыбки Нарайяны. Тот расхохотался.
– Боже, как он рассудителен! Надо спешить воспользоваться таким добрым расположением. Ночью мы можем выехать.
Глава третья
После полудня следующего дня самолет Супрамати пристал к башне дворца и оба принца удалились в свои личные апартаменты. Поужинав один, Супрамати прошел в кабинет и, сев у открытого окна, углубился в не особенно приятные думы. Уже во время пути он был сосредоточен и молчалив; а теперь, среди одиночества и тишины чудного вечера, ему казалось вдвойне тяжелым, почти недостойным налагавшееся на него испытание.
Он – маг, бессмертный, аскет, привыкший в продолжение веков жить отшельником наедине с наукой, совершенно поглощенный отвлеченной работой и восхождением в высшие духовные сферы, должен играть пошлую роль влюбленного жениха, обыкновенного мужа прекрасной и невинной, конечно, девушки, но от которой его отделяла целая пропасть невежества; при этом девушки, питавшей к нему чисто земное чувство.
Что сделает он из нее в их интимной жизни? Поднять ее до себя он не в состоянии, ибо в какие-нибудь несколько лет нельзя научить таким вещам, даже смысла которых она не способна понять; а между тем ему придется заняться ею, потому что у нее будут свои права: права на его общество, на обмен мыслей, на его чувства… Как разыгрывать ему комедию пошлой любви, после того как он уже укротил, некоторым образом убил в себе чувства, и знал теперь только одну идеальную любовь духовных влечений и привязанностей?… Он забыл уж и язык-то влюбленных, язык жениха, молодого супруга; научные проблемы, сложные формулы, управлявшие стихиями, совсем заполнили его голову. Даже Нара, самая дорогая ему женщина, не играла более в его жизни роли первых дней их союза. Уступить ее другому он не желал бы, конечно, а пофлиртовать… Эта мысль вызывала улыбку на его лице. Она была равна ему по умственному развитию и по учености, но плотские влечения, слабости повседневной жизни для них более не существовали, не было более разногласий, которые приходилось бы улаживать, ни ошибок или обид. Нечему было более учиться. Сохранилась лишь одна взаимная поддержка очищенной, духовной привязанности; между ними царили
лишь красота и гармония, а земные волнения не переступали магического круга ясного, просветленного спокойствия или уравновешенных душ.
В предстоящем же союзе все было иначе. Предстояло иметь дело с капризами, причудами, ревностью и – как знать, – может быть, даже со ссорами, потому что девочка не станет считаться с его высоким саном мага, а будет видеть в нем только мужчину, который нравится и принадлежит ей.
Такая перспектива возбудила в нем огорчение и тревогу. Он чувствовал себя в положении человека энергичного и трезвого, который при виде пьяницы не может себе представить, как мог бы сам дойти до подобного состояния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
– Боже мой, разве я сомневаюсь в этом? Но… но представить себе двух столь необыкновенных людей, великанов знания и могущества, просто мужьями обыкновенных женщин, показалось мне чем-то странным, похожим на старые сказки, в которых добродушные боги спускались на землю, чтобы осчастливить какую-нибудь смертную, – пробормотал сконфуженный де ла Тур.
Когда стих новый взрыв веселого смеха, Супрамати добродушно ответил:
– Сравнение ваше, друг Ренэ, грешит, конечно, преувеличением, но сравнение это, вообще говоря, справедливо. В глазах заурядных, невежественных людей мы легко можем сойти за людей привилегированных и даже за «богов»; легенды и народные предания сберегли множество сказаний о таинственных героях, как, например, Лоэнгрин, которые являются неизвестно откуда, входят в людское общество, женятся на простых смертных и живут обыкновенной жизнью, а потом исчезают, не оставляя по себе никаких следов.
Появляются тоже и таинственные женщины, как говорят, феи, которые любят смертных. Народная фантазия исказила, разукрасила и дополнила, разумеется, эти сказания; но в своей основе, в корне, рассказ всегда таит правду.
Ослепление и самодовольство полузнания заставляет людей пренебрежительно проходить мимо любопытных тайн, скрытых в легендах, преданиях и волшебных сказках. А между тем
то, что вчера еще казалось невероятной фантазией волшебной сказки, бледнеет сегодня перед открытиями науки, новизну которых наши современники приписывают себе. Пословица «Ничто не ново под луной» - совершенно справедлива. Все уже открыто, и все открытия в будущем вовсе не новы; это не что иное, как применение всегда существовавших сил, добытое уже высшей школой и известное первым наставникам мира, – в ту пору нового, в котором мы теперь живем и разрушение которого приближается.
На зеленеющие равнины этой молодой земли сошел некогда ученый ареопаг хранителей сокровищ науки мира угасшего. Эти знания и открытия, это знакомство с космическими законами, перенесенные как священное наследство в новый мир, - все это было скрыто затем в храмах и пещерах, вписано на символическом языке в священные книги, запечатанные семью печатями тайны.
Медленно, путем тяжелого труда и умерщвления плоти, ползли новые адепты народившегося мира к этой науке, сокрытой и запретной для профана. Вход в этот загадочный мир знания охранялся драконом, которого надо было победить, чтобы переступить порог. Дракон этот – тело с его беспорядочными страстями и ненасытными желаниями. Только тот, кто обуздал «зверя» в человеке и поборол строптивую плоть, в состоянии разобрать таинственные знаки, которые медленно развертываются в астральном плане, из века в век, по мере жизни планеты.
Богатства знания, которыми чванятся современные люди, извлечены из сокровищниц угасшего мира, солнце которого восприняло отпечаток всего, что освещали его лучи…
Он замолчал и настала тишина. Всех объяло таинственное и странное величие этого прошедшего и будущего; особенно подавлен был Рене де ла Тур, с волнением слушавший проникновенные слова мага… По окончании завтрака он даже попросил разрешения удалиться, чтобы поразмыслить о всем слышанном и приготовить несколько вопросов, которые хотел задать магам.
На следующий день после обеда Нарайяна объявил, что, по его мнению, пора уезжать; правосудие совершено, ничего интересного не предстояло, а оставаться здесь и вдыхать ядовитую заразу бесовского города не имело смысла.
– Но куда мы поедем? – спросил Дахир.- Мы еще не объехали вокруг света.
– Правда, но я показал вам самое интересное и нахожу благоразумным теперь вернуться в Царьград, если не воспротивится Супрамати.
– Почему же? Я сам нахожу, что пора туда возвратиться и что мы достаточно путешествовали, – спокойно ответил Супрамати, притворясь, что не замечает лукавой улыбки Нарайяны. Тот расхохотался.
– Боже, как он рассудителен! Надо спешить воспользоваться таким добрым расположением. Ночью мы можем выехать.
Глава третья
После полудня следующего дня самолет Супрамати пристал к башне дворца и оба принца удалились в свои личные апартаменты. Поужинав один, Супрамати прошел в кабинет и, сев у открытого окна, углубился в не особенно приятные думы. Уже во время пути он был сосредоточен и молчалив; а теперь, среди одиночества и тишины чудного вечера, ему казалось вдвойне тяжелым, почти недостойным налагавшееся на него испытание.
Он – маг, бессмертный, аскет, привыкший в продолжение веков жить отшельником наедине с наукой, совершенно поглощенный отвлеченной работой и восхождением в высшие духовные сферы, должен играть пошлую роль влюбленного жениха, обыкновенного мужа прекрасной и невинной, конечно, девушки, но от которой его отделяла целая пропасть невежества; при этом девушки, питавшей к нему чисто земное чувство.
Что сделает он из нее в их интимной жизни? Поднять ее до себя он не в состоянии, ибо в какие-нибудь несколько лет нельзя научить таким вещам, даже смысла которых она не способна понять; а между тем ему придется заняться ею, потому что у нее будут свои права: права на его общество, на обмен мыслей, на его чувства… Как разыгрывать ему комедию пошлой любви, после того как он уже укротил, некоторым образом убил в себе чувства, и знал теперь только одну идеальную любовь духовных влечений и привязанностей?… Он забыл уж и язык-то влюбленных, язык жениха, молодого супруга; научные проблемы, сложные формулы, управлявшие стихиями, совсем заполнили его голову. Даже Нара, самая дорогая ему женщина, не играла более в его жизни роли первых дней их союза. Уступить ее другому он не желал бы, конечно, а пофлиртовать… Эта мысль вызывала улыбку на его лице. Она была равна ему по умственному развитию и по учености, но плотские влечения, слабости повседневной жизни для них более не существовали, не было более разногласий, которые приходилось бы улаживать, ни ошибок или обид. Нечему было более учиться. Сохранилась лишь одна взаимная поддержка очищенной, духовной привязанности; между ними царили
лишь красота и гармония, а земные волнения не переступали магического круга ясного, просветленного спокойствия или уравновешенных душ.
В предстоящем же союзе все было иначе. Предстояло иметь дело с капризами, причудами, ревностью и – как знать, – может быть, даже со ссорами, потому что девочка не станет считаться с его высоким саном мага, а будет видеть в нем только мужчину, который нравится и принадлежит ей.
Такая перспектива возбудила в нем огорчение и тревогу. Он чувствовал себя в положении человека энергичного и трезвого, который при виде пьяницы не может себе представить, как мог бы сам дойти до подобного состояния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100