Я бы чувствовала себя ужасно подавленной, если бы не была так обеспокоена. Каждую минуту, каждый час, каждый день он оставляет мне все меньше шансов порвать его помолвку с Джулией. Что касается моей сестры, я думаю, что нечто неожиданное должно было случиться в Беркшире, потому что начиная с ее приезда в Корт она изменилась – и притом разительно.
Конечно, она по-прежнему в центре внимания своих друзей и знакомых и наслаждается этим. Но что-то в ее поведении говорит о – не знаю, как и сказать – взрослении, появлении самообладания, о твердости духа, и это смущает меня куда больше, чем даже холодность Эверарда.
Сегодня миссис Диттишэм устраивает вечер в честь Джулии и Эверарда. Верхние этажи затихли, дамы готовят свои туалеты, джентльмены завязывают галстуки. А внизу идет подготовка к празднику, и кажется, весь дом дрожит от бурной деятельности слуг на нижнем этаже.
Бальная зала украшается многими ярдами голубого, розового и зеленого шелка, а повар со штатом из двенадцати помощников трудится в поте лица над грандиозным обедом, который, как мне сообщили, будет включать и нежнейший черепаховый суп, которым так славится Корт.
Задние лестницы тоже очень оживлены от спускающихся и поднимающихся личных слуг гостей, несущих в руках свеженакрахмаленные и выглаженные галстуки, ленты, бальные платья, сюртуки и панталоны.
Завтра, к моему большому удовольствию, но сожалению Джулии, миссис Диттишэм объявила день отдыха. Развлечения предполагают стрельбу из лука, рыболовство, катание на лодках и ничего больше. Но на другой день мы поедем в Котсволд, откуда после трех дней пребывания отправимся к последнему пункту нашего путешествия – в Баф, где еще через день Джулия выйдет замуж.
Вы понимаете мою тревогу? Через неделю – всего лишь неделю – я потеряю свою любовь навсегда. Мне кажется забавным то, что в моей жизни было много моментов, когда неделя казалась длиннее, скучнее и раздражала больше, чем целый год, наполненный счастливыми днями. Теперь неделя стала восприниматься как день для недолго живущей бабочки».
28
Эверард дотронулся до шрама на своей щеке, пробежав кончиком пальца по всей длине старой раны. Какая ирония судьбы – даже на поле битвы, под натиском французских драгун, он не чувствовал себя таким бессильным, как сейчас. Его жизнь пошла под откос, и он не знал, как это предотвратить.
Он сидел в великолепной библиотеке Корта, попивая шерри и ожидая прихода своей невесты. Он попросил ее поговорить с ним наедине, хотя она сразу испугалась, и отклонил ее протесты, настаивая, что должен обсудить вопрос величайшей важности.
Он сидел в кресле с высоким мягким сиденьем, вино, имеющее ореховый вкус, тепло разливалось по жилам, и если бы он не был так расстроен перспективой объяснений с Джулией – почему она лгала ему о маскараде, – он чувствовал бы себя вполне сносно. Перед ним, сквозь высокие французские окна, открывался прекрасный вид хорошо подстриженной лужайки и леска, состоящего преимущественно из буковых деревьев, который рос на склоне холма. Внезапно он затосковал по дому своего отца в Стаффордшире, куда намеревался отвезти свою невесту вскоре после свадьбы. Джулия, однако, просила поехать в Париж и остаться в Европе на целый год, прежде чем вернуться, как она говорила, к скучной жизни в провинции.
Скучная жизнь.
Его настроение стало падать, в который раз за последние две недели, хотя ни разу так сильно, как после той ночи – или, если быть точным, раннего утра, – когда он поцеловал Диану во второй раз!
Он все еще не мог привыкнуть к мысли, что Диану он поцеловал в Опере, а не Джулию.
Не Джулию!
Он опустил голову на руку и слегка застонал. Каким же идиотом он был. Как он мог быть так слеп, так глуп, чтобы не понять, что это Диана была той женщиной, которую он держал в объятиях вместо Джулии?
Почему он не заметил, что волосы были париком, что улыбка была другой? Он все еще не мог дать этому объяснения, кроме одного – он никогда бы не поверил в то, что Диана может решиться на такую авантюру – и этому он не переставал удивляться – переодеться Джулией. И зачем она устроила это представление? Зачем?
Внезапно словно вспышка осветила его мозг. Отказываясь верить голосу, прозвучавшему внутри его, он отпил еще шерри. Он понял, что, так долго скрывая от себя правду, он причинил себе боли больше, чем мог сейчас выдержать.
«О моя дражайшая Диана «, – кричало его сердце.
Одна из французских дверей слегка приоткрылась от сквозняка, и порыв ветра подхватил легкую вишневую шелковую занавеску, подвесив ее на одну створку окна, где она вздулась парусом и вернулась на место.
Он опять дотронулся до шрама на своей щеке. Диана была так похожа на Элеонору. Две старые раны, подумал он, криво усмехнувшись.
Элеонора.
Он любил ее больше, чем кто-либо мог предположить. Узнав, что она покинула его, когда он служил в Испании, он даже позволил друзьям-офицерам поддразнить его однажды, когда они все были основательно навеселе и не вполне отвечали за то, что говорили. Нет, он не думал, что кто-нибудь догадывался, как сильно он любил ее.
Он постарался стереть все воспоминания о ней, кроме одного, которое носил в своем сердце, – выражение радости на ее лице, когда она приняла его предложение за день до того, как он отправился в Португалию. Он вернул ей ее последнее письмо, в котором она писала, что ей нужно, чтобы любимый человек был рядом с нею, а это невозможно при его карьере. Она просила прощения, она знала, что причиняет боль, но не могла выносить его долгое отсутствие.
Когда он познакомился с Джулией и Дианой, то уже твердо был уверен в том, что должен жениться на женщине, как можно более непохожей на Элеонору. Не для него второй раз открывать свое сердце бесчувственному созданию. Он хорошо усвоил этот урок, но, как доказывали последние события, может быть, даже слишком хорошо.
В волнении он пролил остатки шерри и вскочил на ноги. Он поставил маленький стаканчик на серебряный поднос перед дверью и в тот же момент услышал, как дверь открылась. Дворецкий вошел в комнату и тихим, полным достоинства голосом объявил о приходе его невесты.
– Дорогая, – произнес он с вымученной улыбкой.
Ее улыбка была не менее вымученной, когда она протянула ему руку, затем ее взгляд опустился на красно-черный ковер на полу.
– Эв, – ответила она, выдергивая руку из его рук как можно скорее.
Он чувствовал себя принужденно и скованно, когда взял ее под локоть и подвел к дивану возле открытого французского окна. Послеполуденный солнечный свет проникал сквозь окна, освещая библиотеку золотистым сиянием.
– Благодарю вас за то, что вы пришли в то время, когда, я знаю, все дамы усердно готовятся к вечеру, и я должен сказать вам – вы выглядите совершенно прелестно в своем платье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66