Он взял уже седьмой галстук из протянутой руки слуги и сделал глубокий вдох в надежде успокоить себя и справиться с этой сложной задачей. Однако через пять минут его пальцы окончательно запутали накрахмаленную белую ленту, и в нетерпении и расстройстве он сорвал ее и скомкал. Со всей силы он запустил комок в зеркало, и тот, ударившись о зеркальную поверхность и столик, скатился на пол.
Кингзбридж повернулся, бросил полный отчаяния взгляд на своего слугу и взмахом руки отпустил его из комнаты.
– Хорошо, мой господин, – ответил тот с легким поклоном.
Когда он ушел, виконт тяжело сел на кровать и погрузился в свои мысли.
Правда заключалась в том, что он не понимал, почему так расстраивается из-за приезда Феб в Лондон. Он достаточно часто видел ее в Бафе, в ее доме, где она жила одна с тех пор, как он ее помнил. В свои сорок она прекрасно выглядела, а когда он впервые увидел ее – в тот же сезон, когда он сделал предложение Гвендолин, – ей было всего семнадцать.
Опустив голову на руки, он издал тихий стон. Одно воспоминание стремительно выплыло из глубин его памяти. Воспоминание, которое он старательно подавлял, одно из тех, что хранились в тайниках его мозга долгие-долгие годы. Однако, кажется, настал момент, когда он должен извлечь его на поверхность, хотя почему именно сейчас, он не мог сам себе объяснить.
Двадцать три года назад он познакомился с Феб. Он был пленен ее умом, огоньком, вспыхивавшим в ее глазах, когда он молча взглядывал на нее, и она без слов понимала то, что он хотел сказать. Ему нравилось все в теплой дружбе с ней. Ему никогда не приходило в голову называть то, что было между ними, чем-нибудь, кроме прекраснейших платонических отношений. Но в тот вечер, когда он сделал предложение Гвендолин, Феб пришла к нему. Ее лицо сильно разрумянилось. Она вложила свою маленькую ручку в его руку и со слезами на глазах поздравила, желая, чтобы его брак был долгим и счастливым. Он помнил, как держал ее за руку, глядя в ее ясные голубые глаза и чувствуя нежность, сильное влечение, желание – все, что, как он думал, он испытывал к Гвендолин, но только теперь совершенно иначе и гораздо сильнее. С тех пор он старался никогда не думать об этом чувстве и не хотел делать этого сейчас. Все это случилось так быстро, что не успел он и глазом моргнуть, как Гвендолин увела его обсуждать планы будущей свадьбы.
Долгие годы он прятал сам от себя это воспоминание. И теперь он снова попытался было отбросить его, но какой-то голос внутри его говорил, что оно имеет огромную важность.
За долю секунды он вспомнил все. Даже запахи того вечера вернулись к нему. Только что перед этим он обнимал Гвендолин, и пряный аромат ее духов, казалось, все еще окутывал его. Он помнил, что, когда разговаривал с Феб, окно позади него было открыто и легкий ветерок заставлял плясать пламя свечей. Неровные отсветы огня тенями ложились на ее лицо. Ее волосы были прелестно причесаны и не напудрены, что отступало от требований того времени. Как красивы они были – чудесного каштанового оттенка, очень похожего на цвет волос Джулии, только немного темнее. На шее у нее была камея, талия узко затянута, а ножки обуты в расшитые жемчугом туфельки с маленькими каблучками. На ней было бледно-зеленое атласное платье с широкими рукавами, отделанными кружевом. Ее руки были прекрасной формы, ногти отполированы до блеска, а кожа нежная, белая. Но, кроме всех этих подробностей, была еще одна, которую он никогда не забудет, – слезы счастья на ее глазах…
Счастья ли?
Он даже заскрежетал зубами, вспоминая тот вечер. Все эти годы он верил или хотел верить, что она была счастлива его союзом с ее сестрой и поэтому не могла сдержать слезы радости. Однако сейчас он видел ее лицо так ясно, будто приоткрылась дверь в прошлое, и, шагнув в нее, он стоял теперь перед юной Феб в тот далекий вечер. И не было радости в ее тихой улыбке. Он видел ее любящие голубые глаза, такие, какими они были много лет назад, и в них затаилась глубокая печаль.
Печаль. О Боже. На сердце его стало еще тяжелее. Он больше не мог этого вынести, внезапно он понял… и резко вскинул голову, отгоняя от себя видение, отказываясь вспоминать дальше.
Лорд Кингзбридж посмотрел на груду галстуков на полу и несколько раз моргнул. Потом он надавил на висок и потер его легкими круговыми движениями.
Почему помолвка Джулии принесла столько несчастья всем домашним и ему самому?
13
Капитан Эверард закрыл глаза, вытянувшись на бархатном сиденье отцовской кареты, и прижал пальцы к виску. У него болела голова, тупая боль начинала не на шутку беспокоить его. Внезапно он услышал тактичное покашливание своего дворецкого и, немало удивленный тем, что слуга последовал за ним на улицу, открыл глаза. В вытянутых руках старика были перчатки и шляпа Эверарда!
Надо же, он вышел из дома без них!
Он дотронулся до груди, проверяя, на месте ли его сюртук, жилет и рубашка. Он не мог представить себе, что заставило его забыть свою шляпу и перчатки. Скорее всего то, что с момента объявления о помолвке жизнь его изменилась так сильно, что он чувствовал себя пассажиром, несущимся по опасной горной дороге в карете без кучера – и он не в силах ее остановить!
Джулия была полна планов, как отпраздновать их свадьбу. Ему с трудом удавалось заставлять себя с видимым удовольствием участвовать в обсуждении ее проектов, с каждым днем становившихся все грандиознее. Диана согласилась взять на себя всю организацию предстоящего праздника – задача, с которой она могла справиться лучше кого бы то ни было, – но масштабы и грандиозность торжества целиком принадлежали именно Джулии.
Он взял свои вещи у пожилого слуги, на лбу которого залегли глубокие морщины.
– Вы плохо себя чувствуете, мастер Чарльз? – спросил слуга, внимательно глядя на него серыми глазами.
Эверард на секунду забыл о своих несчастьях и улыбнулся преданному дворецкому, который служил Сэлкомбам уже больше сорока лет.
– Я не болен, если ты это имеешь в виду, но признаюсь, что испытываю определенную озабоченность, вполне естественную для недавно помолвленного мужчины. Надеюсь, что, вернувшись сегодня ночью, не застану тебя на ногах. Я очень рассержусь, если обнаружу, что ты сидел и ждал меня!
Дворецкий рассмеялся.
– Я знаю, что вы уже не ребенок, мастер Чарльз, и многих обязанностей больше не требуете от меня. Что до вашей шляпы и перчаток, я уверен, что, чем ближе дело к вашей свадьбе, тем чаще вы будете забывать их.
Эверард с трудом улыбнулся, но не ответил слуге. Упоминание о свадьбе почему-то показалось неприятным ему. Он лишь заставил себя кивнуть, но и это вполне устроило слугу. Он отошел от кареты, один из лакеев поднял ступеньки, и кучер тронул лошадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Кингзбридж повернулся, бросил полный отчаяния взгляд на своего слугу и взмахом руки отпустил его из комнаты.
– Хорошо, мой господин, – ответил тот с легким поклоном.
Когда он ушел, виконт тяжело сел на кровать и погрузился в свои мысли.
Правда заключалась в том, что он не понимал, почему так расстраивается из-за приезда Феб в Лондон. Он достаточно часто видел ее в Бафе, в ее доме, где она жила одна с тех пор, как он ее помнил. В свои сорок она прекрасно выглядела, а когда он впервые увидел ее – в тот же сезон, когда он сделал предложение Гвендолин, – ей было всего семнадцать.
Опустив голову на руки, он издал тихий стон. Одно воспоминание стремительно выплыло из глубин его памяти. Воспоминание, которое он старательно подавлял, одно из тех, что хранились в тайниках его мозга долгие-долгие годы. Однако, кажется, настал момент, когда он должен извлечь его на поверхность, хотя почему именно сейчас, он не мог сам себе объяснить.
Двадцать три года назад он познакомился с Феб. Он был пленен ее умом, огоньком, вспыхивавшим в ее глазах, когда он молча взглядывал на нее, и она без слов понимала то, что он хотел сказать. Ему нравилось все в теплой дружбе с ней. Ему никогда не приходило в голову называть то, что было между ними, чем-нибудь, кроме прекраснейших платонических отношений. Но в тот вечер, когда он сделал предложение Гвендолин, Феб пришла к нему. Ее лицо сильно разрумянилось. Она вложила свою маленькую ручку в его руку и со слезами на глазах поздравила, желая, чтобы его брак был долгим и счастливым. Он помнил, как держал ее за руку, глядя в ее ясные голубые глаза и чувствуя нежность, сильное влечение, желание – все, что, как он думал, он испытывал к Гвендолин, но только теперь совершенно иначе и гораздо сильнее. С тех пор он старался никогда не думать об этом чувстве и не хотел делать этого сейчас. Все это случилось так быстро, что не успел он и глазом моргнуть, как Гвендолин увела его обсуждать планы будущей свадьбы.
Долгие годы он прятал сам от себя это воспоминание. И теперь он снова попытался было отбросить его, но какой-то голос внутри его говорил, что оно имеет огромную важность.
За долю секунды он вспомнил все. Даже запахи того вечера вернулись к нему. Только что перед этим он обнимал Гвендолин, и пряный аромат ее духов, казалось, все еще окутывал его. Он помнил, что, когда разговаривал с Феб, окно позади него было открыто и легкий ветерок заставлял плясать пламя свечей. Неровные отсветы огня тенями ложились на ее лицо. Ее волосы были прелестно причесаны и не напудрены, что отступало от требований того времени. Как красивы они были – чудесного каштанового оттенка, очень похожего на цвет волос Джулии, только немного темнее. На шее у нее была камея, талия узко затянута, а ножки обуты в расшитые жемчугом туфельки с маленькими каблучками. На ней было бледно-зеленое атласное платье с широкими рукавами, отделанными кружевом. Ее руки были прекрасной формы, ногти отполированы до блеска, а кожа нежная, белая. Но, кроме всех этих подробностей, была еще одна, которую он никогда не забудет, – слезы счастья на ее глазах…
Счастья ли?
Он даже заскрежетал зубами, вспоминая тот вечер. Все эти годы он верил или хотел верить, что она была счастлива его союзом с ее сестрой и поэтому не могла сдержать слезы радости. Однако сейчас он видел ее лицо так ясно, будто приоткрылась дверь в прошлое, и, шагнув в нее, он стоял теперь перед юной Феб в тот далекий вечер. И не было радости в ее тихой улыбке. Он видел ее любящие голубые глаза, такие, какими они были много лет назад, и в них затаилась глубокая печаль.
Печаль. О Боже. На сердце его стало еще тяжелее. Он больше не мог этого вынести, внезапно он понял… и резко вскинул голову, отгоняя от себя видение, отказываясь вспоминать дальше.
Лорд Кингзбридж посмотрел на груду галстуков на полу и несколько раз моргнул. Потом он надавил на висок и потер его легкими круговыми движениями.
Почему помолвка Джулии принесла столько несчастья всем домашним и ему самому?
13
Капитан Эверард закрыл глаза, вытянувшись на бархатном сиденье отцовской кареты, и прижал пальцы к виску. У него болела голова, тупая боль начинала не на шутку беспокоить его. Внезапно он услышал тактичное покашливание своего дворецкого и, немало удивленный тем, что слуга последовал за ним на улицу, открыл глаза. В вытянутых руках старика были перчатки и шляпа Эверарда!
Надо же, он вышел из дома без них!
Он дотронулся до груди, проверяя, на месте ли его сюртук, жилет и рубашка. Он не мог представить себе, что заставило его забыть свою шляпу и перчатки. Скорее всего то, что с момента объявления о помолвке жизнь его изменилась так сильно, что он чувствовал себя пассажиром, несущимся по опасной горной дороге в карете без кучера – и он не в силах ее остановить!
Джулия была полна планов, как отпраздновать их свадьбу. Ему с трудом удавалось заставлять себя с видимым удовольствием участвовать в обсуждении ее проектов, с каждым днем становившихся все грандиознее. Диана согласилась взять на себя всю организацию предстоящего праздника – задача, с которой она могла справиться лучше кого бы то ни было, – но масштабы и грандиозность торжества целиком принадлежали именно Джулии.
Он взял свои вещи у пожилого слуги, на лбу которого залегли глубокие морщины.
– Вы плохо себя чувствуете, мастер Чарльз? – спросил слуга, внимательно глядя на него серыми глазами.
Эверард на секунду забыл о своих несчастьях и улыбнулся преданному дворецкому, который служил Сэлкомбам уже больше сорока лет.
– Я не болен, если ты это имеешь в виду, но признаюсь, что испытываю определенную озабоченность, вполне естественную для недавно помолвленного мужчины. Надеюсь, что, вернувшись сегодня ночью, не застану тебя на ногах. Я очень рассержусь, если обнаружу, что ты сидел и ждал меня!
Дворецкий рассмеялся.
– Я знаю, что вы уже не ребенок, мастер Чарльз, и многих обязанностей больше не требуете от меня. Что до вашей шляпы и перчаток, я уверен, что, чем ближе дело к вашей свадьбе, тем чаще вы будете забывать их.
Эверард с трудом улыбнулся, но не ответил слуге. Упоминание о свадьбе почему-то показалось неприятным ему. Он лишь заставил себя кивнуть, но и это вполне устроило слугу. Он отошел от кареты, один из лакеев поднял ступеньки, и кучер тронул лошадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66