— Она помолчала, нахмурившись. — Я не хотела учить вас тому, о чем сама имею довольно слабое представление. Пожалуйста, забудьте, что я сейчас сказала.
Он не обратил внимания на ее последние слова.
— Значит, вы мне совсем не доверяете? — спросил он.
Шарлотта мгновение раздумывала.
— Более правильным будет сказать, что у меня есть некоторые сомнения, которые не так-то легко развеять. Но позвольте мне спросить вас… вы доверяете мне? Полностью? В конце концов, мы едва знаем друг друга.
Стоунлей тоже помолчал, пытливо смотря девушке в глаза. Потом тряхнул головой.
— Нет, сожалею, что нет. Но здесь нет вашей вины, уверяю вас.
Шарлотта засмеялась.
— Как это нет моей вины? Что за несуразность?
— Боюсь нанести вам ужасное оскорбление, мисс Эмберли, но скажу, что это происходит из-за вашего ближайшего родственника.
Шарлотта почувствовала, как отлила от лица кровь, как больно повернулось в груди сердце. Он просто причинил ей острую боль. И не только потому, что был прав.
— Я вижу, что все же оскорбил вас.
— Нет, — поспешила заверить Шарлотта, легко коснувшись его руки затянутой в перчатку ладонью. — Нет, не оскорбили. Учитывая вражду между вами и моим отцом, вас нельзя осудить.
— Тем не менее, мне следовало промолчать, — сказал Стоунлей.
Шарлотта взглянула на него, и ощущение нелепости происходящего заслонило все ее невеселые мысли.
— По-моему, мы оба совершаем одну и ту же ошибку. Ни вы, ни я не проявили должной сдержанности. А мне тем более не следовало упрекать вас за прошлые прегрешения.
Стоунлей криво усмехнулся и вздохнул.
— Однако я считаю ваш упрек не до конца заслуженным.
— Это решать только вам. Вы знаете себя лучше других, вам и судить.
— И снова в ваших глазах настороженность, мисс Эмберли. Даю вам слово, я совсем не такое бессердечное, бесчувственное существо, каким вы меня себе представляете.
— Давайте прекратим. Нам обоим следовало промолчать. Поэтому забудьте все, что я вам наговорила.
— А вы сделаете то же самое?
— Как я смогу? — вопросом на вопрос ответила Шарлотта.
Ее позвал отец, и она покинула Стоунлея с тяжелым сердцем. Шарлотта подумала, что ее отец, наверное, никогда не заботился, как его поведение скажется на его детях. Зная его, она утешила себя лишь тем, что подобная мелочь, вне всякого сомнения, никогда не приходила ему в голову.
Лорд Стоунлей остался стоять у красной шторы в столь глубокой задумчивости, так много мыслей и переживаний охватили его, что он не сразу отошел от окна. Взгляд его блуждал по салону, словно он посетил его впервые.
Потолок неправильной формы поддерживался несколькими колоннами в виде пальм. На стенах размещены двадцать шесть китайских картин, написанных маслом и наклеенных на обои с узором из драконов, обрамленных имитацией бамбука. Каминная полка была выполнена из белого мрамора.
Стоунлей отвернулся, красота и необычность обстановки отвлекала его и не давала привести мысли в порядок.
Как могла мисс Эмберли так резко критиковать его? Виноват ли он? Лорд глубоко вздохнул. Неужели он стал настолько бесчувственным, что не осознает причиняемую им боль? Он всегда гордился своим умением уважительно обращаться с интересующими его дамами. Так что же, он оказался слеп?
Похоже, мисс Эмберли считала именно так, в этом-то и состояло затруднение. По каким-то причинам, которые не в состоянии объяснить, он доверял ее мнению почти так же, как мнению Эмили.
Кто-то тронул лорда Стоунлея за рукав, и он, подумав, что это мисс Эмберли, стремительно повернулся, надеясь, что она вернулась извиниться за свои слова и успокоить его уязвленную гордость.
Но это оказалась Эмили. Она вглядывалась в него своим особенным взглядом, как смотрела всегда, когда хотела сказать нечто, что ему не хотелось бы услышать.
— Великий Боже, что на этот раз? — воскликнул Стоунлей.
— Плохое настроение? — дразня, осведомилась она.
— Из-за Эмберли, — отозвался он.
— Что случилось, Эдвард? — весело начала Эмили. — Разве она не дала понять тебе, как очарована тобой и какое удовольствие доставляет ей каждое слово, слетающее с твоих прекрасных уст, или о том, что ты являешь собой пример, которому должен следовать каждый мужчина?
Он уныло улыбнулся.
— Мы поссорились.
— Неужели? — с надеждой спросила миссис Гастингс.
— Учти мой характер.
— Звучит многообещающе. Я заинтригована. Прошу, продолжай.
— Судя по всему, у нее сложилось впечатление, что я жестокосердный человек и плохо обхожусь со знакомыми дамами.
— Правда? — спросила Эмили, беря его за руку и увлекая к двери.
Прибыл принц-регент и, предложив руку леди Хертфорд, был готов вести гостей в банкетный зал.
— Разумеется, нет, — отрезал Стоунлей.
— Совсем-совсем нет?
— Значит, ты с ней согласна?
— До некоторой степени, — ответила Эмили. — Шарлотта, конечно, не представляет, что значит быть одним из самых желанных женихов Лондона, и не знает, с каким усердием некоторые леди преследуют тебя.
— Тем не менее, ты считаешь, что я виноват.
— Да, виноват, — сказала она, но в голосе ее не было суровости. — Но я не могу винить только тебя одного. Ты не можешь год за годом неусыпно стоять на страже своего поведения. Но я заметила, что в последние два, возможно, три сезона твое терпение стало иссякать.
— Ты говоришь о том случае, когда я оставил мисс Дансфолд в центре зала на балу у миссис Найт?
— Со стороны мисс Дансфолд, вероятно, было не совсем мудро говорить тебе о своей любви во время вальса. Но, Эдвард, ты оскорбил ее женскую гордость.
Он тяжело вздохнул.
— Ты не представляешь, как я от всего этого устал. До крайности. Сделай одолжение, Эмили, найди мне жену. С легким, как у тебя, характером и таким же добрым сердцем. Все, что от тебя требуется, это сказать: «Женись на ней», и я тут же поведу ее к алтарю.
— Будь осторожен, — предупредила Эмили. — Если ты помнишь, у меня есть кузина, приятнейшая дама средних лет. У нее очень легкий характер и добрейшее сердце, и она была бы тебе прекрасной женой…
— … но у нее не хватает зубов, она некрасива, старше меня и страшная зануда. Нет уж, благодарю. Возможно, мне не следует давать тебе так много власти… ты, безусловно, злоупотребишь ею.
— Не сомневайся.
Леди Перселл сидела на диване у окна, сосредоточив взгляд на своих кружевных перчатках.
У нее как-то по-особому начинала болеть шея, едва какая-нибудь молодая особа начинала охоту на Стоунлея. Леди Перселл подняла подбородок, пытаясь утишить ломоту. Но это не помогло. Боль усиливалась и от шеи пробиралась своим обычным путем — к сердцу.
Леди Перселл семь лет назад отдала свою руку Перселлу. Сейчас ей исполнилось тридцать четыре года, она обожала своих детей, за которыми смотрела целая армия нянек, при двух старших мальчиках состоял домашний учитель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64