— Как вы недавно весьма удачно заметили, как только вы найдете для меня крест, моя коллекция будет полной.
— Милорд, у меня и в мыслях не было сердить вас. Более того, если не ошибаюсь, вы надеялись получить крест как можно скорее.
— Естественно, — отозвался Дэрвуд ледяным тоном. — Каковы же ваши успехи?
— Пока никаких.
— Ясно, — произнес он и замолчал.
В наступившей гнетущей тишине Либерти нервно заламывала руки, словно пыталась тем самым облегчить душевные муки. Взгляд Эллиота блуждал по комнате, от одной груды книг и вещей к другой, пока не остановился на аквариуме у нее на столе.
— Как я понимаю, это ваши рыбки? Либерти не поняла его вопрос.
— Они не из коллекции Ховарда, а из числа ваших личных вещей?
— О да. Они мои.
Дэрвуд наблюдал за ними некоторое время.
— Осмелюсь заметить, несколько странный выбор для домашних питомцев. Холодны и бесстрастны, не так ли?
В душу Либерти закралось подозрение, что разговор идет о чем-то большем, нежели просто об аквариумных рыбках.
— Я их хорошо понимаю, — тихо возразила она. — И за это люблю.
— Разумеется, как это я сразу не сообразил!
Он продолжал в задумчивости рассматривать рыбок, и Либерти прочитала на его лице самые противоречивые чувства. Когда же она наконец решила, что ей лучше оставить свое занятие, Дэрвуд молча сел на стул напротив нее.
Прошло несколько минут, но он так и не проронил ни слова.
— Вы что-то хотели? — решилась задать вопрос Либерти.
На сей раз ей стало предельно ясно и понятно, что означает выражение его лица. Словно он произнес это вслух, словно у него на лбу было написано: «Я хочу тебя». Пронзившая ее мысль наполнила трепетом и волнением ее тело. Но Либерти замечала в последнее время на его лице только суровость. Длинные пальцы, которые ласкали ее в этой самой комнате, неподвижно застыли на подлокотниках кресла. И хотя Дэрвуд сидел, словно окаменев, Либерти едва ли не кожей ощущала его внутреннее напряжение.
— Да, — произнес он. — Я действительно кое-что хочу. Либерти, чтобы не выдать волнения, нарочно сосредоточилась на разбросанных по столу вещах и книгах.
— Чем я могу быть вам полезна, милорд?
— Как вам, надеюсь, известно, через неделю состоится открытие выставки.
— Разумеется. — Либерти выстроила в линию три чернильницы и пресс-папье. — Я слежу за тем, как развиваются события.
— В таком случае вам должно быть также известно, что у меня есть обязательства, касающиеся этого события.
— Разумеется. — Она все еще не решалась посмотреть на Эллиота.
— И как бы ни хотелось мне избежать выполнения некоторых из них, я тем не менее вынужден просить вас сопровождать меня на открытие выставки.
— Ах вот как? — подняла она наконец глаза. Дэрвуд изумленно выгнул бровь:
— Естественно. В конце концов, вы моя жена. И я бы хотел видеть вас рядом с собой.
Либерти пристально посмотрела на Дэрвуда — в его глазах больше не читалось никаких эмоций.
— Ясно.
— Надеюсь, у вас достаточно времени, чтобы обзавестись по этому случаю надлежащим гардеробом.
Либерти растерялась, не зная, что ответить. В последнее время она приобрела себе кое-какие обновки, однако они предназначались отнюдь не для официальных приемов. Тем более что они отклоняли любые приглашения, которые им поступали. И потому Либерти отменила свой очередной визит к модистке. И вообще, в последние две недели она не думала ни о чем другом, кроме необходимости поскорее разыскать крест.
— У меня есть несколько платьев. Однако, если вы настаиваете, я могу заказать новые.
— И все они черные?
— Прошу прощения?..
Дэрвуд в упор рассматривал ее платье.
— Ваши платья… они черные?
Его вопрос насторожил ее. В дневное время она надевала платья, привезенные из Хаксли-Хауса. Кроме того, разбирать коллекцию Ховарда не слишком чистая работа, и Либерти не считала необходимым носить дома свои лучшие наряды. Ведь Эллиот не замечал ее присутствия в доме, не говоря уж о том, что не обращал внимания, во что она одета.
— Нет, милорд, не черные.
— Что ж, благодарю и за это. Не хотелось бы объяснять всем моим знакомым, почему моя супруга носит траур по поводу нашего брака.
— Милорд…
Дэрвуд поднял руку, не дав ей договорить.
— У меня и в мыслях нет критиковать вас. Говорю это из чисто практических соображений. Поверьте, вы будете чувствовать себя крайне неловко, если придете в черном. Хочу лишь предостеречь вас от непродуманных решений.
— Я поняла.
Он сделал вид, что не расслышал и продолжал:
— Я попросил Уикерса выбрать несколько приглашений, на которые вы должны дать ответ. Это не значит, что мы примем все из них. Однако я был бы вам весьма признателен, если вы возьмете на себя эту обязанность. Если вы не против, Уикерс может подсказать вам, какие предложения принять, а какие отклонить.
— Ничуть не сомневаюсь, что его помощь окажется мне полезной.
— И если не имеете ничего против, — добавил Дэрвуд, поднимаясь с кресла, — я бы хотел, чтобы сегодня вечером мы с вами посетили званый вечер.
— К какому времени я должна быть готова?
— К восьми.
— Обещаю, что не задержу вас, милорд. Дэрвуд не ответил и, бросив на прощание взгляд на аквариум, вышел из комнаты.
Глава 13
Либерти провела остаток дня в суете и хлопотах. Бедного Уикерса едва не хватил апоплексический удар, когда на сегодняшний вечер она выбрала прием в доме Фуллертона. Все, кто Дэрвуда знал более или менее близко, был в курсе того, что он питает к Фуллертону глубочайшую неприязнь.
Остаток дня у Либерти не шли из головы слова Гаррика, а приглашение в дом к Фуллертону не давало покоя. Может, нет ничего удивительного в том, что Эллиот не нуждается в ее любви? Но с другой стороны, если честно признаться самой себе, ему теперь вроде вообще ничего не нужно.
Собственно говоря, он стал таким, как есть, именно благодаря людям типа Фуллертона.
Стоило Либерти задуматься о лицемерии всех этих людей, как ее сердце наполнялось праведным гневом. Возможно, отец Эллиота тоже был нечист на руку, но его единственным прегрешением, насколько она могла судить, стало то, что он испытывал угрызения совести. И тогда все те, кому он безоговорочно доверял, тотчас превратились в его злейших врагов. И нет ничего удивительного в том, что ради своего спасения эти люди растоптали его.
Именно тогда и было решено создать «Сокровище» как некий реестр их черных дел. Все до единого подозревали друг друга и прилагали все усилия, чтобы оградить себя от предательства противника. Каждый получил свой экземпляр, а вместе с ним и гарантии, что их круговая порука не даст сбоя. То есть до тех пор, пока каждый имеет возможность разоблачить остальных, никто не осмелится сделать это первым.
И эта правда известна только ей одной, считала Либерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Милорд, у меня и в мыслях не было сердить вас. Более того, если не ошибаюсь, вы надеялись получить крест как можно скорее.
— Естественно, — отозвался Дэрвуд ледяным тоном. — Каковы же ваши успехи?
— Пока никаких.
— Ясно, — произнес он и замолчал.
В наступившей гнетущей тишине Либерти нервно заламывала руки, словно пыталась тем самым облегчить душевные муки. Взгляд Эллиота блуждал по комнате, от одной груды книг и вещей к другой, пока не остановился на аквариуме у нее на столе.
— Как я понимаю, это ваши рыбки? Либерти не поняла его вопрос.
— Они не из коллекции Ховарда, а из числа ваших личных вещей?
— О да. Они мои.
Дэрвуд наблюдал за ними некоторое время.
— Осмелюсь заметить, несколько странный выбор для домашних питомцев. Холодны и бесстрастны, не так ли?
В душу Либерти закралось подозрение, что разговор идет о чем-то большем, нежели просто об аквариумных рыбках.
— Я их хорошо понимаю, — тихо возразила она. — И за это люблю.
— Разумеется, как это я сразу не сообразил!
Он продолжал в задумчивости рассматривать рыбок, и Либерти прочитала на его лице самые противоречивые чувства. Когда же она наконец решила, что ей лучше оставить свое занятие, Дэрвуд молча сел на стул напротив нее.
Прошло несколько минут, но он так и не проронил ни слова.
— Вы что-то хотели? — решилась задать вопрос Либерти.
На сей раз ей стало предельно ясно и понятно, что означает выражение его лица. Словно он произнес это вслух, словно у него на лбу было написано: «Я хочу тебя». Пронзившая ее мысль наполнила трепетом и волнением ее тело. Но Либерти замечала в последнее время на его лице только суровость. Длинные пальцы, которые ласкали ее в этой самой комнате, неподвижно застыли на подлокотниках кресла. И хотя Дэрвуд сидел, словно окаменев, Либерти едва ли не кожей ощущала его внутреннее напряжение.
— Да, — произнес он. — Я действительно кое-что хочу. Либерти, чтобы не выдать волнения, нарочно сосредоточилась на разбросанных по столу вещах и книгах.
— Чем я могу быть вам полезна, милорд?
— Как вам, надеюсь, известно, через неделю состоится открытие выставки.
— Разумеется. — Либерти выстроила в линию три чернильницы и пресс-папье. — Я слежу за тем, как развиваются события.
— В таком случае вам должно быть также известно, что у меня есть обязательства, касающиеся этого события.
— Разумеется. — Она все еще не решалась посмотреть на Эллиота.
— И как бы ни хотелось мне избежать выполнения некоторых из них, я тем не менее вынужден просить вас сопровождать меня на открытие выставки.
— Ах вот как? — подняла она наконец глаза. Дэрвуд изумленно выгнул бровь:
— Естественно. В конце концов, вы моя жена. И я бы хотел видеть вас рядом с собой.
Либерти пристально посмотрела на Дэрвуда — в его глазах больше не читалось никаких эмоций.
— Ясно.
— Надеюсь, у вас достаточно времени, чтобы обзавестись по этому случаю надлежащим гардеробом.
Либерти растерялась, не зная, что ответить. В последнее время она приобрела себе кое-какие обновки, однако они предназначались отнюдь не для официальных приемов. Тем более что они отклоняли любые приглашения, которые им поступали. И потому Либерти отменила свой очередной визит к модистке. И вообще, в последние две недели она не думала ни о чем другом, кроме необходимости поскорее разыскать крест.
— У меня есть несколько платьев. Однако, если вы настаиваете, я могу заказать новые.
— И все они черные?
— Прошу прощения?..
Дэрвуд в упор рассматривал ее платье.
— Ваши платья… они черные?
Его вопрос насторожил ее. В дневное время она надевала платья, привезенные из Хаксли-Хауса. Кроме того, разбирать коллекцию Ховарда не слишком чистая работа, и Либерти не считала необходимым носить дома свои лучшие наряды. Ведь Эллиот не замечал ее присутствия в доме, не говоря уж о том, что не обращал внимания, во что она одета.
— Нет, милорд, не черные.
— Что ж, благодарю и за это. Не хотелось бы объяснять всем моим знакомым, почему моя супруга носит траур по поводу нашего брака.
— Милорд…
Дэрвуд поднял руку, не дав ей договорить.
— У меня и в мыслях нет критиковать вас. Говорю это из чисто практических соображений. Поверьте, вы будете чувствовать себя крайне неловко, если придете в черном. Хочу лишь предостеречь вас от непродуманных решений.
— Я поняла.
Он сделал вид, что не расслышал и продолжал:
— Я попросил Уикерса выбрать несколько приглашений, на которые вы должны дать ответ. Это не значит, что мы примем все из них. Однако я был бы вам весьма признателен, если вы возьмете на себя эту обязанность. Если вы не против, Уикерс может подсказать вам, какие предложения принять, а какие отклонить.
— Ничуть не сомневаюсь, что его помощь окажется мне полезной.
— И если не имеете ничего против, — добавил Дэрвуд, поднимаясь с кресла, — я бы хотел, чтобы сегодня вечером мы с вами посетили званый вечер.
— К какому времени я должна быть готова?
— К восьми.
— Обещаю, что не задержу вас, милорд. Дэрвуд не ответил и, бросив на прощание взгляд на аквариум, вышел из комнаты.
Глава 13
Либерти провела остаток дня в суете и хлопотах. Бедного Уикерса едва не хватил апоплексический удар, когда на сегодняшний вечер она выбрала прием в доме Фуллертона. Все, кто Дэрвуда знал более или менее близко, был в курсе того, что он питает к Фуллертону глубочайшую неприязнь.
Остаток дня у Либерти не шли из головы слова Гаррика, а приглашение в дом к Фуллертону не давало покоя. Может, нет ничего удивительного в том, что Эллиот не нуждается в ее любви? Но с другой стороны, если честно признаться самой себе, ему теперь вроде вообще ничего не нужно.
Собственно говоря, он стал таким, как есть, именно благодаря людям типа Фуллертона.
Стоило Либерти задуматься о лицемерии всех этих людей, как ее сердце наполнялось праведным гневом. Возможно, отец Эллиота тоже был нечист на руку, но его единственным прегрешением, насколько она могла судить, стало то, что он испытывал угрызения совести. И тогда все те, кому он безоговорочно доверял, тотчас превратились в его злейших врагов. И нет ничего удивительного в том, что ради своего спасения эти люди растоптали его.
Именно тогда и было решено создать «Сокровище» как некий реестр их черных дел. Все до единого подозревали друг друга и прилагали все усилия, чтобы оградить себя от предательства противника. Каждый получил свой экземпляр, а вместе с ним и гарантии, что их круговая порука не даст сбоя. То есть до тех пор, пока каждый имеет возможность разоблачить остальных, никто не осмелится сделать это первым.
И эта правда известна только ей одной, считала Либерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71