«Харроу становится чересчур любопытным, не к добру».
– Вы правы, – согласился он.
– Когда вы в первый раз вспомнили, что у вас есть жена? – поинтересовался Харроу.
– Память вернулась ко мне в тот день, когда я завтракал в отеле в Сан-Франциско, – начал фантазировать Гейбриел. – Я вдруг подумал, почему это рядом нет жены? Она могла бы налить мне чай. Я ведь знал, что такое уже было в моей жизни раньше, и начал думать, где бы мог ее оставить. А потом память внезапно вернулась ко мне.
Харроу удивленно поднял брови.
– Нужно, пожалуй, получить очень сильный удар по голове, чтобы забыть такую женщину, как миссис Джонс.
– В самом деле, – согласился Гейбриел. – Впрочем, если бы вы сорвались со скалы, с вами произошло бы тоже самое.
Гейбриел посмотрел на Венецию, стоявшую на другом конце зала в окружении каких-то людей. За спиной у нее висела «Спящая девушка» – последняя работа из серии «Сны». На темной, слегка расплывчатой фотографии была изображена девушка в ослепительно белом прозрачном платье, погруженная в спокойный сон. Стоило присмотреться к фотографии повнимательнее, как становилось понятно, что для съемки позировала Амелия. Возле фотографии на стенде был прикреплен бант, свидетельствовавший о том, что данная работа получила на выставке первый приз.
Харроу пронзил взглядом собеседника.
– Странно… миссис Джонс по-прежнему носит черное, хотя вы давно возвратились в мир живых.
– Она говорит, что у нее нет модных платьев других цветов, – объяснил Гейбриел. – У нас не было времени купить новый наряд специально для сегодняшнего вечера.
– Думаю, ей не терпится сменить весь этот траур на более жизнерадостные расцветки?
Гейбриел оставил это замечание без ответа. Он знал, что Венеция ни за что не бросится очертя голову к портнихе, чтобы отпраздновать его возвращение.
В этот момент один из окружавших Венецию мужчин наклонился к самому ее уху и что-то прошептал, заставив ее рассмеяться.
У Гейбриела возникло неожиданное желание пересечь комнату, схватить этого наглеца за горло и вышвырнуть его на улицу.
Харроу бросил на него подозрительный взгляд.
– Вы, должно быть, были страшно разочарованы, узнав, что у миссис Джонс уже есть планы на сегодняшний вечер.
– Прощу прощения? – рассеянно отозвался Гейбриел, все внимание которого было сосредоточено на мужчине, допускавшем такие вольности в обращении с Венецией.
– Сомневаюсь, чтобы мужчина, столь долго находившийся в разлуке с любимой женщиной, выразил бы удовольствие провести первый же совместный вечер на выставке фотографии.
«Харроу решил поменяться со мной ролями, – подумал Гейбриел. – Теперь этому юноше вздумалось самому задавать вопросы».
– К счастью, фотографии моей жены просто великолепны, – сказал Гейбриел.
– Согласен. К сожалению, этого нельзя сказать о большинстве представленных сегодня работ. – Харроу развернулся и посмотрел на снимок на стене. – Работы миссис Джонс имеют некую мощную, хотя и едва уловимую, власть над зрителем. Нe правда ли? Ее фотографии как-то странно заставляют вглядываться в них внимательнее, проникать в самую глубину.
Гейбриел посмотрел на снимок, которым так восхищался Харроу, относящийся к категории лондонских достопримечательностей. В отличие от других фотографий этой группы, в своей работе Венеция использовала человеческую фигуру. Молодая женщина (снова Амелия) сжимала шляпу затянутой в перчатку рукой. Она стояла в каменной арке у входа в старинную церковь. И снимок опять вызывал какое-то странное беспокойство.
– Такое впечатление, будто эта женщина – привидение, решившее показаться простым смертным, – заметил Харроу. – Она как будто усиливает впечатление от готического храма, не правда ли?
– В самом деле, – согласился Гейбриел, переводя взгляд на Уиллоуза. Тот направлялся к двери.
– Все фотографии миссис Джонс обладают какой-то непостижимой чувственностью, – продолжал Харроу. – Знаете, я рассматривал ее работы сотни раз, но так и не смог определить, что именно привлекает меня больше всего. Как-то я спросил ее, как ей удается достичь такого поразительного эффекта.
Уиллоуз скрылся из виду, и Гейбриел снова повернулся к Харроу, поинтересовавшись:
– И что же она ответила?
– Сказала, что все дело в освещении.
– Разумный ответ, – пожал плечами Гейбриел. – Талант фотографа заключается в том, чтобы правильно подобрать свет и тень, а потом запечатлеть это на пленке.
Красивый рот Харроу презрительно изогнулся.
– Вам это скажет любой фотограф. Я и не сомневаюсь, что доля правды в этом есть. Понимаю, работать со светом весьма непросто, это требует хорошо развитой интуиции и художественного чутья, но в случае с миссис Джонс здесь что-то другое. Причиной всему, как мне кажется, талант другого рода.
– И что же это за талант? – спросил Гейбриел, неожиданно заинтересовавшись.
Харроу не сводил глаз с фотографии женщины-призрака.
– Такое впечатление, словно миссис Джонс сначала видит в своих моделях и сюжетах нечто такое, что недоступно простому смертному. Видимо, она использует науку и искусство фотографии, чтобы в конечном снимке содержался намек на что-то непостижимое.
Гейбриел снова посмотрел на снимок Амелии у входа в старинную церковь.
– В ее фотографиях зашифрованы тайны, – сказал он.
Харроу непонимающе взглянул на собеседника.
– Прошу прощения?
Гейбриел думал о фотографиях, которые Венеция сделала в Аркейн-Хаусе. В каждом экспонате музея ей удивительным образом удалось уловить нечто таинственное, хотя от нее требовалось всего лишь сделать фотокаталог предметов коллекции.
– Фотографии моей жены одновременно показывают и скрывают, – проговорил наконец он. Удивительно, насколько легко он произнес «моя жена»! – Именно это и притягивает взгляды. В конце концов, людей всегда тянет к тому, что запрещено.
– Да, конечно, – мягко проговорил Харроу. – Запретный плод сладок. Нет ничего более волнующего, чем разгадывать секреты, не правда ли?
– Правда.
Харроу задумчиво склонил голову.
– Вы попали в точку. Странно, что я сам до этого не додумался. Ваша жена фотографирует секреты.
Гейбриел снова взглянул на фотографию и пожал плечами.
– Мне казалось, это очевидно.
– Напротив, если бы вы почитали критику, обязательно заметили, что притягательность работ миссис Джонс для зрителей не поддается словесным описаниям. В прессе ее критиковали как раз за то, что смысл ее работ не всегда понятен.
– Ее даже подвергают критике?
Харроу рассмеялся.
– Похоже, вам это пришлось не по нраву. Не тратьте свое время и силы. Критика есть везде, где присутствует хотя бы намек на искусство. Такова природа вещей. – Молодой человек посмотрел на другой конец комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66