Послушайте, если вы не побоитесь сесть в машину, я отвезу вас, куда пожелаете.
Элис одной рукой отвела от лица развевающиеся волосы и наклонилась над документом. На авеню Фош было темно, но она смогла рассмотреть на карточке прессы изображение решительного, приятного лица. Еще одна фотография была на американских водительских правах. Он не лгал ей.
Элис дрожала, кутаясь в атласное пальто, но зубы ее выбивали дрожь не только от холода.
– Я не боюсь, – сказала она и скользнула в распахнутую дверцу машины.
5
Персонал Дома моды Мортесьера во время дневного перерыва собрался в комнате отдыха и сидел перед телевизором: из Лезоль транслировали шоу мод Тьери Мюгле. Весенние фасоны этого кутюрье производили очень неплохое впечатление, то и дело раздавались восторженные аплодисменты зрителей, наблюдавших за шоу с ротонды гигантского парижского комплекса, которые подхватывались швеями Мортесьера.
Жиль работал с манекенщицами Айрис и Элис в своей комнате.
– Кто там теперь? – прошептала Айрис, обращаясь к Элис, когда до них донеслись восторженные возгласы из комнаты для отдыха.
Эфиопской манекенщице не терпелось присоединиться к числу зрителей; Айрис следила за показами парижских кутюрье с таким же энтузиазмом, с каким смотрела международные матчи по футболу.
Элис украдкой бросила взгляд на Жиля. Настроение молодого дизайнера оставляло желать лучшего. В той или иной степени они все еще не оправились от эмоционального взрыва, происшедшего за день до этого, когда Жиль осторожно сообщил Руди Мортесьеру о своем уходе.
Когда Айрис вновь зашептала что-то, Элис предостерегающе подняла руку. Им обеим не помешал бы перерыв, но сейчас лучше не выводить из себя Жиля.
На обеих манекенщицах были практически идентичные версии белого легкого костюма из весенней коллекции Мортесьера. Жиль дорабатывал мелкие детали.
Когда швеи у телевизора, работавшего на первом этаже, в очередной раз ахнули, Айрис не выдержала.
– В этом году Тьери, должно быть, просто фантастичен, – простонала она. – Я обожаю его модели. Он на голову выше Кристиана Лакруа, Унгаро… всех их.
Болтовня Айрис переполнила чашу терпения Жиля. Он бросил карандаш и опустил голову в ладони.
– Извини, что отрываю тебя от интересного зрелища, Айрис, – произнес он с уничтожающим сарказмом. – Разумеется, у тебя есть дела поважнее. Ступай и сиди перед телевизором до тех пор, пока шоу Мюгле не закончится и ты не присохнешь к спинке стула!
Айрис еще колебалась, однако снизу донесся новый взрыв аплодисментов. Она приняла виноватый вид, показала Жилю язык у него за спиной и выскользнула из комнаты.
Жиль утомленно протер глаза.
– Они просидели там все утро, убивая время. Как типично для этого проклятого места!
Он говорил правду – служащие ателье устроили необычайно длинный перерыв, что никогда не позволили бы себе, будь Руди на работе. Однако босс находился дома, сказавшись больным, и, по последним сведениям, обзванивал своих парижских кутюрье, сообщая им об ужасном предательстве Жиля.
Подперев голову руками, Жиль без всякого выражения смотрел на свой заваленный бумагами чертежный стол. Скорбные вопли Руди разносились вчера по всему зданию, когда он наконец сообщил боссу о своем решении перейти на работу в новоявленный Дом моды Лувель, приобретенный недавно американцем Джексоном Стормом.
– Я всегда знал, что ты собираешься покинуть меня!
Совсем обезумев от горя, Руди не мог сам вести машину и отправился домой на такси. На следующее утро в девять часов его слуга позвонил, чтобы сообщить, что господин Мортесьер не явится на работу. В сущности, он мог отсутствовать целую неделю. Жилю передали, чтобы он в отсутствие Руди завершил и так задержавшуюся весеннюю коллекцию. Благородный жест, но никто не знал, причастен ли к нему Руди. Неизвестно даже, проявил ли он к этому сколько-нибудь значительный интерес.
– Айрис скоро вернется. Она не может пропустить ни одного показа мод. – Элис действительно сожалела о ветреном поведении Айрис, однако считала, что Жиль слишком близко к сердцу принимает такие пустяки. А после объявления о своем уходе стал еще чувствительнее.
– Теперь мне уже все равно. Я знал, что оставаться здесь будет невыносимо. – Жиль поднял голову и в отчаянии огляделся вокруг. – Здесь невозможно работать! Только Руди все это по душе.
Он задумчиво посмотрел на белый костюм, в котором была Элис. Пора было возвращаться к работе; кажется, Элис говорила что-то о том, что отправляется на фортепьянный концерт в Центр Помпиду. В эту минуту на ней был минимум косметики, чтобы случайно не испортить костюм. Рыжие волосы она собрала сзади в узел, что подчеркивало изысканные линии ее шеи и горделивый разворот плеч.
Жиль неожиданно вспомнил об одном важном моменте в переговорах с Домом мод Лувель.
– Как твои дела? – довольно бесцеремонно спросил Жиль. Как и все у Мортесьера, он знал об испорченном вечернем платье. Это было главным предметом сплетен до тех пор, пока он не сообщил новость о своем уходе. – Ты в порядке?
– Да, разумеется. – Элис взглянула на него с недоумением.
– Что ж, только не благодаря Руди Мортесьеру. Если бы не он, тебе бы не пришлось идти на ужин с этим… этим… – Жиль поборол вспыхнувшее было в нем презрение. – Этим греком.
Элис удалось изобразить на лице унылую улыбку. Жиль был так молод, так категоричен в своих суждениях; хотя она всего на год или два старше, но чувствует себя умудренной опытом женщиной рядом с ним.
– Жиль, Руди ни в чем не виноват. – Теперь, когда молодой дизайнер покидал их, ей не хотелось быть замешанной в его ссору с боссом. – Он и слова не сказал по поводу платья.
Жиль фыркнул.
– С чего бы он стал говорить? Грек заплатил за него сполна.
Даже Элис удивилась, узнав стоимость украшенного бисером вечернего платья: восемнадцать тысяч долларов! И это не была безумная цена, некоторые платья парижских кутюрье шли по пятьдесят тысяч долларов. Однако она была уверена, что Николас Паллиадис, постоянный клиент второразрядных ночных клубов и щедрый покупатель драгоценностей, заплатил за свое вечернее увеселение гораздо больше, чем собирался. «Он, наверное, решил, что это очередной заговор», – усмехнулась про себя Элис.
Из сплетен, распространяемых в ателье Мортесьера, она узнала, что на следующее утро после свидания Николас позвонил Руди из парижского офиса Паллиадисов. По всей видимости, последовала череда телефонных переговоров, в которых, как поговаривали, участвовали адвокаты обеих сторон, но скандал с зеленым платьем в итоге был улажен, когда Николас Паллиадис полностью оплатил предъявленный счет.
Никто больше не вспоминал при Элис о платье, после того как она передала его главной закройщице ателье, которая чудом не упала в обморок при виде того, что стало с одной из лучших моделей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Элис одной рукой отвела от лица развевающиеся волосы и наклонилась над документом. На авеню Фош было темно, но она смогла рассмотреть на карточке прессы изображение решительного, приятного лица. Еще одна фотография была на американских водительских правах. Он не лгал ей.
Элис дрожала, кутаясь в атласное пальто, но зубы ее выбивали дрожь не только от холода.
– Я не боюсь, – сказала она и скользнула в распахнутую дверцу машины.
5
Персонал Дома моды Мортесьера во время дневного перерыва собрался в комнате отдыха и сидел перед телевизором: из Лезоль транслировали шоу мод Тьери Мюгле. Весенние фасоны этого кутюрье производили очень неплохое впечатление, то и дело раздавались восторженные аплодисменты зрителей, наблюдавших за шоу с ротонды гигантского парижского комплекса, которые подхватывались швеями Мортесьера.
Жиль работал с манекенщицами Айрис и Элис в своей комнате.
– Кто там теперь? – прошептала Айрис, обращаясь к Элис, когда до них донеслись восторженные возгласы из комнаты для отдыха.
Эфиопской манекенщице не терпелось присоединиться к числу зрителей; Айрис следила за показами парижских кутюрье с таким же энтузиазмом, с каким смотрела международные матчи по футболу.
Элис украдкой бросила взгляд на Жиля. Настроение молодого дизайнера оставляло желать лучшего. В той или иной степени они все еще не оправились от эмоционального взрыва, происшедшего за день до этого, когда Жиль осторожно сообщил Руди Мортесьеру о своем уходе.
Когда Айрис вновь зашептала что-то, Элис предостерегающе подняла руку. Им обеим не помешал бы перерыв, но сейчас лучше не выводить из себя Жиля.
На обеих манекенщицах были практически идентичные версии белого легкого костюма из весенней коллекции Мортесьера. Жиль дорабатывал мелкие детали.
Когда швеи у телевизора, работавшего на первом этаже, в очередной раз ахнули, Айрис не выдержала.
– В этом году Тьери, должно быть, просто фантастичен, – простонала она. – Я обожаю его модели. Он на голову выше Кристиана Лакруа, Унгаро… всех их.
Болтовня Айрис переполнила чашу терпения Жиля. Он бросил карандаш и опустил голову в ладони.
– Извини, что отрываю тебя от интересного зрелища, Айрис, – произнес он с уничтожающим сарказмом. – Разумеется, у тебя есть дела поважнее. Ступай и сиди перед телевизором до тех пор, пока шоу Мюгле не закончится и ты не присохнешь к спинке стула!
Айрис еще колебалась, однако снизу донесся новый взрыв аплодисментов. Она приняла виноватый вид, показала Жилю язык у него за спиной и выскользнула из комнаты.
Жиль утомленно протер глаза.
– Они просидели там все утро, убивая время. Как типично для этого проклятого места!
Он говорил правду – служащие ателье устроили необычайно длинный перерыв, что никогда не позволили бы себе, будь Руди на работе. Однако босс находился дома, сказавшись больным, и, по последним сведениям, обзванивал своих парижских кутюрье, сообщая им об ужасном предательстве Жиля.
Подперев голову руками, Жиль без всякого выражения смотрел на свой заваленный бумагами чертежный стол. Скорбные вопли Руди разносились вчера по всему зданию, когда он наконец сообщил боссу о своем решении перейти на работу в новоявленный Дом моды Лувель, приобретенный недавно американцем Джексоном Стормом.
– Я всегда знал, что ты собираешься покинуть меня!
Совсем обезумев от горя, Руди не мог сам вести машину и отправился домой на такси. На следующее утро в девять часов его слуга позвонил, чтобы сообщить, что господин Мортесьер не явится на работу. В сущности, он мог отсутствовать целую неделю. Жилю передали, чтобы он в отсутствие Руди завершил и так задержавшуюся весеннюю коллекцию. Благородный жест, но никто не знал, причастен ли к нему Руди. Неизвестно даже, проявил ли он к этому сколько-нибудь значительный интерес.
– Айрис скоро вернется. Она не может пропустить ни одного показа мод. – Элис действительно сожалела о ветреном поведении Айрис, однако считала, что Жиль слишком близко к сердцу принимает такие пустяки. А после объявления о своем уходе стал еще чувствительнее.
– Теперь мне уже все равно. Я знал, что оставаться здесь будет невыносимо. – Жиль поднял голову и в отчаянии огляделся вокруг. – Здесь невозможно работать! Только Руди все это по душе.
Он задумчиво посмотрел на белый костюм, в котором была Элис. Пора было возвращаться к работе; кажется, Элис говорила что-то о том, что отправляется на фортепьянный концерт в Центр Помпиду. В эту минуту на ней был минимум косметики, чтобы случайно не испортить костюм. Рыжие волосы она собрала сзади в узел, что подчеркивало изысканные линии ее шеи и горделивый разворот плеч.
Жиль неожиданно вспомнил об одном важном моменте в переговорах с Домом мод Лувель.
– Как твои дела? – довольно бесцеремонно спросил Жиль. Как и все у Мортесьера, он знал об испорченном вечернем платье. Это было главным предметом сплетен до тех пор, пока он не сообщил новость о своем уходе. – Ты в порядке?
– Да, разумеется. – Элис взглянула на него с недоумением.
– Что ж, только не благодаря Руди Мортесьеру. Если бы не он, тебе бы не пришлось идти на ужин с этим… этим… – Жиль поборол вспыхнувшее было в нем презрение. – Этим греком.
Элис удалось изобразить на лице унылую улыбку. Жиль был так молод, так категоричен в своих суждениях; хотя она всего на год или два старше, но чувствует себя умудренной опытом женщиной рядом с ним.
– Жиль, Руди ни в чем не виноват. – Теперь, когда молодой дизайнер покидал их, ей не хотелось быть замешанной в его ссору с боссом. – Он и слова не сказал по поводу платья.
Жиль фыркнул.
– С чего бы он стал говорить? Грек заплатил за него сполна.
Даже Элис удивилась, узнав стоимость украшенного бисером вечернего платья: восемнадцать тысяч долларов! И это не была безумная цена, некоторые платья парижских кутюрье шли по пятьдесят тысяч долларов. Однако она была уверена, что Николас Паллиадис, постоянный клиент второразрядных ночных клубов и щедрый покупатель драгоценностей, заплатил за свое вечернее увеселение гораздо больше, чем собирался. «Он, наверное, решил, что это очередной заговор», – усмехнулась про себя Элис.
Из сплетен, распространяемых в ателье Мортесьера, она узнала, что на следующее утро после свидания Николас позвонил Руди из парижского офиса Паллиадисов. По всей видимости, последовала череда телефонных переговоров, в которых, как поговаривали, участвовали адвокаты обеих сторон, но скандал с зеленым платьем в итоге был улажен, когда Николас Паллиадис полностью оплатил предъявленный счет.
Никто больше не вспоминал при Элис о платье, после того как она передала его главной закройщице ателье, которая чудом не упала в обморок при виде того, что стало с одной из лучших моделей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76