Они боялись выходить по ночам, трусы — они боялись лишь за себя. Зло пришло на наши земли. Зло, облаченное в тени, призраки. Они нападают на своих жертв из темноты. И наутро несчастных находят мертвыми. Но потом по ночам те, кто умер, приходят к другим — кого они любили при жизни, и наутро их сестры, братья, матери или жены тоже умирают. И болезнь распространяется с чудовищной стремительностью, словно чума, даже еще быстрее.
— Возможно, это и есть чума, — предположил Лючан, внимательно глядя на своего собеседника. — Мужчина прикасается к своей жене, заражая ее. А мать качает на руках умирающее дитя и тоже теряет жизнь.
Эдгар покачал головой.
— Нет, если и чума, то иная, чума, что может принимать человеческое обличье и может смеяться, когда священники читают молитвы над умирающими и мертвыми.
— Ты говоришь, что зло принимает человеческий облик, — подошел к Эдгару Рагнор. — И ты его видел. Тени, становящиеся людьми, так? Мужчины или женщины?
— Женщина подошла ко мне, когда я помогал священнику облегчить участь умирающего перед церковью Святой Марии, недалеко от поля битвы при Гастингсе. Она встала передо мной, закутанная в черное, словно была плакальщицей. Но тут она захохотала и сказала, что нормандцы открыли ворота проклятым. И…
Мужчина вдруг замолчал на полуслове.
— И?.. — помог ему Рагнор.
—Человек, над которым я прочитал молитву, человек, умерший у меня на глазах, на следующий день встал и пошел. Пошел с ней, когда настали сумерки, и зашагал по лугу перед церковью, зашагал среди других, тоже умерших.
Зачем ты пришел к нам? — спросил Лючан.
Потому что ходят слухи, что вы тоже обращаетесь в тени, а потом в людей, — не сразу ответил Эдгар. — Я хочу сохранить душу.
— И ты нас боишься? — пристально глядя на него, спросил Рагнор.
— Да, боюсь.
— Но ты все равно пришел? — продолжал допрос Лючан. — Пришел, в то время как страна твоя лежит в руинах.
— Кто-то выигрывает войны, кто-то, наоборот, проигрывает, но душа человека вечна. Да, я боюсь. И на поле битвы я знал страх. Но я боялся не так, как сейчас. Говорят, что другие пришли сюда. Что вы можете быть жестокими, как все завоеватели… но когда с боем покончено, восстанавливается нормальный порядок жизни и смерти и даже павшие могут молить о милости.
— Неплохая у нас репутация, — пробормотал Лючан.
— Мы пойдем с тобой на юг Англии, — произнес Рагнор.
— Я среди вас в безопасности, — отозвался сбежавший раб. В его словах слышалась утвердительная интонация, но все же Рагнор уловил в его утверждении вопрос.
— О да, — с мрачной серьезностью подтвердил он. Вулфгар, который до сих пор хранил молчание, тихо засмеялся.
— Мы пьем кровь побежденных и святых по праздникам, которые только наш народ считает для себя священными. Саксонец побледнел, но не дрогнул.
— На вашем острове есть церковь?
— Да, есть, — ответил ему Вулфгар.
Саксонец направился к выходу, но, поравнявшись с Рагнором, остановился и протянул руку к серебряному медальону, что висел у того на шее. Он быстро отдернул руку, но от Рагнора не отошел.
— Ты был рожден стать великим правителем, избранником Господа, — сказал он, пристально глядя на Рагнора.
— Может, и так, — ответил Рагнор, словно ждал такой реплики, — но Бог, видно, пересмотрел в отношении меня свои планы.
— Скорее всего, как зло приходит из теней, так и справедливость можно отыскать во зле, — выговорил Эдгар и вышел из дома.
Саксонцы всегда говорят загадками, — пробормотал Лючан, — и ищут ответов там, где их нет.
— Ответ есть — баланс сил, — возразил Рагнор и, когда все обернулись в его сторону, пожал плечами. — Мы все трое не раз бывали в битвах. И раньше, и теперь. И никакой нашей вины в том нет, ибо мы родились в мире, где войны и жестокость — дело обычное, когда сражаешься с таким же жестоким врагом. Так повелось среди людей. Нормандцы пришли захватить трон, и они будут продолжать убивать, чтобы завоевать его; нормандский лорд будет утверждать, что Бог на его стороне, на стороне правого. Саксонцы будут биться и убивать, и их будут убивать. Мы все верим в то, что наше дело — правое, когда убиваем врагов. Все племена, раньше населявшие Англию, воевали в прошлом, а теперь настал их черед. Нормандцы не станут вырезать всех поголовно, ибо тогда некому будет пахать поля и пасти скот, некому готовить еду и шить одежду. Все старо как мир. Самый безжалостный разрушитель ничего не добьется, если не оставит в живых тех, кто будет ему служить. Как сказал саксонец, он понимает, что в борьбе за власть смерть неизбежна. Но он верит в то, что после смерти душа человека отправляется к Богу. Может, мы и прокляты им, но мы тоже понимаем, что если не будет равновесия на земле, то мы все исчезнем.
— Да ты оратор, — усмехнулся Лючан. — Итак, мы выходим в бой — как лучшие из мертвых.
— Мы выходим в бой, потому что я знаю: вина наверняка лежит на Нари и моем брате. А месть — моя главная забота. Я выздоровел и готов встретиться с ним вновь.
— Да будет так. Плывем на юг вместе с саксонцем.
— И будем молиться, чтобы наши корабли не затонули, — проворчал Вулфгар.
Они поплыли на юг, обогнув побережье Корнуолла, а затем верхом направились в глубь острова. По дороге они не раз натыкались на дома с вырезанным на стенах крестом. Огромные погребальные костры горели в полях. У каждого жилища, в каждом хуторе они останавливались и обезглавливали трупы, которые находили в домах. Они делали свою работу, ибо встречалось немало таких мест, где в живых не осталось никого и некому было позаботиться о мертвецах. Путешествовали они главным образом ночью, и когда останавливались, то обшаривали и кладбища в церковной ограде. Эдгар зеленел от отвращения и страха, когда, копаясь в свежезахороненных останках, они находили тех, кому приходилось отрубать голову или пронзать осиновым колом сердце. Но Эдгар ни разу не высказал и слова протеста. Наконец они набрели па деревню под названием Твикем, где когда-то правил оверлорд Эдгара. Там саксонский феодал построил крепость из дерева и земли, возвышавшуюся над зеленой рощей.
Когда кавалькада приблизилась к воротам, Эдгар попросил их остановиться.
— Ворота были крепко заперты, когда я уходил, теперь они распахнуты настежь.
— Подожди здесь, — велел Эдгару Лючан.
— Я бы предпочел пойти с вами, — ответил Эдгар.
— Пусть останется во плоти, а мы обернемся тенями, — предложил Рагнор.
— Я буду у вас вместо наживки? — спросил Эдгар.
— Мы будем с тобой, — заверил его Рагнор. И вот они оставили коней пастись, сами обернулись тенями и медленно двинулись следом за Эдгаром.
Факелы, закрепленные скобами на стенах, загорелись ярким огнем к тому времени, как Эдгар подъехал к воротам. Во дворе крепости прямо на земле лежали воины в латах, тут же валялись трупы животных и всяческие отбросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Возможно, это и есть чума, — предположил Лючан, внимательно глядя на своего собеседника. — Мужчина прикасается к своей жене, заражая ее. А мать качает на руках умирающее дитя и тоже теряет жизнь.
Эдгар покачал головой.
— Нет, если и чума, то иная, чума, что может принимать человеческое обличье и может смеяться, когда священники читают молитвы над умирающими и мертвыми.
— Ты говоришь, что зло принимает человеческий облик, — подошел к Эдгару Рагнор. — И ты его видел. Тени, становящиеся людьми, так? Мужчины или женщины?
— Женщина подошла ко мне, когда я помогал священнику облегчить участь умирающего перед церковью Святой Марии, недалеко от поля битвы при Гастингсе. Она встала передо мной, закутанная в черное, словно была плакальщицей. Но тут она захохотала и сказала, что нормандцы открыли ворота проклятым. И…
Мужчина вдруг замолчал на полуслове.
— И?.. — помог ему Рагнор.
—Человек, над которым я прочитал молитву, человек, умерший у меня на глазах, на следующий день встал и пошел. Пошел с ней, когда настали сумерки, и зашагал по лугу перед церковью, зашагал среди других, тоже умерших.
Зачем ты пришел к нам? — спросил Лючан.
Потому что ходят слухи, что вы тоже обращаетесь в тени, а потом в людей, — не сразу ответил Эдгар. — Я хочу сохранить душу.
— И ты нас боишься? — пристально глядя на него, спросил Рагнор.
— Да, боюсь.
— Но ты все равно пришел? — продолжал допрос Лючан. — Пришел, в то время как страна твоя лежит в руинах.
— Кто-то выигрывает войны, кто-то, наоборот, проигрывает, но душа человека вечна. Да, я боюсь. И на поле битвы я знал страх. Но я боялся не так, как сейчас. Говорят, что другие пришли сюда. Что вы можете быть жестокими, как все завоеватели… но когда с боем покончено, восстанавливается нормальный порядок жизни и смерти и даже павшие могут молить о милости.
— Неплохая у нас репутация, — пробормотал Лючан.
— Мы пойдем с тобой на юг Англии, — произнес Рагнор.
— Я среди вас в безопасности, — отозвался сбежавший раб. В его словах слышалась утвердительная интонация, но все же Рагнор уловил в его утверждении вопрос.
— О да, — с мрачной серьезностью подтвердил он. Вулфгар, который до сих пор хранил молчание, тихо засмеялся.
— Мы пьем кровь побежденных и святых по праздникам, которые только наш народ считает для себя священными. Саксонец побледнел, но не дрогнул.
— На вашем острове есть церковь?
— Да, есть, — ответил ему Вулфгар.
Саксонец направился к выходу, но, поравнявшись с Рагнором, остановился и протянул руку к серебряному медальону, что висел у того на шее. Он быстро отдернул руку, но от Рагнора не отошел.
— Ты был рожден стать великим правителем, избранником Господа, — сказал он, пристально глядя на Рагнора.
— Может, и так, — ответил Рагнор, словно ждал такой реплики, — но Бог, видно, пересмотрел в отношении меня свои планы.
— Скорее всего, как зло приходит из теней, так и справедливость можно отыскать во зле, — выговорил Эдгар и вышел из дома.
Саксонцы всегда говорят загадками, — пробормотал Лючан, — и ищут ответов там, где их нет.
— Ответ есть — баланс сил, — возразил Рагнор и, когда все обернулись в его сторону, пожал плечами. — Мы все трое не раз бывали в битвах. И раньше, и теперь. И никакой нашей вины в том нет, ибо мы родились в мире, где войны и жестокость — дело обычное, когда сражаешься с таким же жестоким врагом. Так повелось среди людей. Нормандцы пришли захватить трон, и они будут продолжать убивать, чтобы завоевать его; нормандский лорд будет утверждать, что Бог на его стороне, на стороне правого. Саксонцы будут биться и убивать, и их будут убивать. Мы все верим в то, что наше дело — правое, когда убиваем врагов. Все племена, раньше населявшие Англию, воевали в прошлом, а теперь настал их черед. Нормандцы не станут вырезать всех поголовно, ибо тогда некому будет пахать поля и пасти скот, некому готовить еду и шить одежду. Все старо как мир. Самый безжалостный разрушитель ничего не добьется, если не оставит в живых тех, кто будет ему служить. Как сказал саксонец, он понимает, что в борьбе за власть смерть неизбежна. Но он верит в то, что после смерти душа человека отправляется к Богу. Может, мы и прокляты им, но мы тоже понимаем, что если не будет равновесия на земле, то мы все исчезнем.
— Да ты оратор, — усмехнулся Лючан. — Итак, мы выходим в бой — как лучшие из мертвых.
— Мы выходим в бой, потому что я знаю: вина наверняка лежит на Нари и моем брате. А месть — моя главная забота. Я выздоровел и готов встретиться с ним вновь.
— Да будет так. Плывем на юг вместе с саксонцем.
— И будем молиться, чтобы наши корабли не затонули, — проворчал Вулфгар.
Они поплыли на юг, обогнув побережье Корнуолла, а затем верхом направились в глубь острова. По дороге они не раз натыкались на дома с вырезанным на стенах крестом. Огромные погребальные костры горели в полях. У каждого жилища, в каждом хуторе они останавливались и обезглавливали трупы, которые находили в домах. Они делали свою работу, ибо встречалось немало таких мест, где в живых не осталось никого и некому было позаботиться о мертвецах. Путешествовали они главным образом ночью, и когда останавливались, то обшаривали и кладбища в церковной ограде. Эдгар зеленел от отвращения и страха, когда, копаясь в свежезахороненных останках, они находили тех, кому приходилось отрубать голову или пронзать осиновым колом сердце. Но Эдгар ни разу не высказал и слова протеста. Наконец они набрели па деревню под названием Твикем, где когда-то правил оверлорд Эдгара. Там саксонский феодал построил крепость из дерева и земли, возвышавшуюся над зеленой рощей.
Когда кавалькада приблизилась к воротам, Эдгар попросил их остановиться.
— Ворота были крепко заперты, когда я уходил, теперь они распахнуты настежь.
— Подожди здесь, — велел Эдгару Лючан.
— Я бы предпочел пойти с вами, — ответил Эдгар.
— Пусть останется во плоти, а мы обернемся тенями, — предложил Рагнор.
— Я буду у вас вместо наживки? — спросил Эдгар.
— Мы будем с тобой, — заверил его Рагнор. И вот они оставили коней пастись, сами обернулись тенями и медленно двинулись следом за Эдгаром.
Факелы, закрепленные скобами на стенах, загорелись ярким огнем к тому времени, как Эдгар подъехал к воротам. Во дворе крепости прямо на земле лежали воины в латах, тут же валялись трупы животных и всяческие отбросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99