– Он встал, осторожно накинул на плечи мундир. – Не найдется ли у вас комнаты, где мы с лейтенантом Расселом могли бы немного поспать?
Она была так возмущена, так кипела негодованием на его слова, была так потрясена тем, как Алекс защитил ее, что не могла говорить. Взяв миску с водой и окровавленные бинты, она рукой указала на комнату Франца и пошла к двери, ведущей во двор. Не успела она ступить наружу, как из темноты перед ней выросли два человека с винтовками. Увидев, кто это, они улыбнулись и опустили оружие.
– Извините, мисс, бдительность не бывает лишней.
Свернув за угол дома, она вылила воду и бросила грязные тряпки на кучу всякого хлама, и тут она увидела солдат у своего коровника, желтый свет, льющийся из двери, ярко освещал их. Они были повсюду. Слава Богу, Франц и Пит уехали только вчера. Они не вернутся так быстро.
Она немного постояла в темноте. Темнота этой ночи казалась ей схожей с ее собственной слепотой, из-за которой она поверила его словам. Темнота этой ночи была такой же глубокой, как пропасть, в которую она упала как только распахнулась дверь в ее жилище. Отсюда начиналось кукурузное поле, где она была обманута своими собственными представлениями о человеке, который теперь появился на ее пороге с револьвером.
Она не сразу вернулась в дом, а сначала долго молилась. Ей казалось немыслимым произнести слова молитвы в своей комнате, зная, что под этой крышей находятся те, кто вломился силой и запер ее деда – старика – в сарае.
Когда она вошла на кухню, там было пусто. Она прибрала помещение, подбросила в огонь несколько поленьев и села в кресло-качалку. О том, чтобы пойти лечь, не могло быть и речи, поэтому она распустила волосы, взяла толстую шаль и укуталась ею. Потом прикрутила огонь в лампе и стала тихонько покачиваться в кресле, которое Упа сделал для ее бабушки. Ее мысли были безумны и печальны, разрывали ее на части… но не покидали ее.
Она сидела так очень долго, пока не уловила какое-то легкое движение у себя за спиной. Она замерла, зная, что это он пришел из комнаты Франца и встал у стола. Она сжала руки на коленях так, что заломило пальцы. Движения качалки замедлились, потом и вовсе прекратились. Но она не отрывала взгляда от огня.
– Я ждал, пока он заснет, и вот я здесь, но у меня нет нужных слов.
Сердце пульсировало у нее в горле. Отблески пламени дрожали на ресницах. В комнате стояла тишина, какая бывает в сумерках на холмах. Но уже собиралась буря, и ее предвестником было биение сердца Хетты.
Раздался скрип кожи – он встал рядом с ней. Она могла видеть сияющие ботинки, бриджи цвета хаки, медные пуговицы мундира… но вверх не взглянула. Буря приближалась, и темные тучи застилали ей взор.
– С того самого дня, как я уехал, я не думал ни о чем, кроме возвращения. Откуда… откуда я мог знать, что все произойдет именно так?
Теперь она подняла взгляд, но видела Алекса только глазами, а не сердцем. Вот он стоит в ее кухне, свет пламени выхватывает четкую линию подбородка, выдающего наследственную гордость. Стоит прямо, на нем военная форма великой империи: Он – один из ненавистных англичан… враг. Кресло бешено закачалось, когда она вскочила и встала перед ним.
– Я принадлежу к бурам, – крикнула она. – Говори по-голландски.
Он резко вздохнул:
– Если ты этого хочешь.
– Чего я хочу, так это чтобы ты ушел… ушел!
Она попятилась, когда он двинулся к ней.
– Хетта… пожалуйста… у нас не было выбора. Люди умирали. Ты видела их… ты знаешь, что это правда.
– Нет. От тебя я правды не слышала. Все, что ты говорил, было ложью.
Он быстро шагнул вперед и схватил ее за руку, но она вырвалась, оставив у него в руках шаль. Быстрым движением отшвырнув ее, он пошел за Хеттой, пока между ними не оказался стол.
– Я никогда не лгал тебе.
Она заметила, как часто поднималась и опускалась его грудь, и поняла, что он разгневан. Это разожгло ее собственную ярость.
– Нет… лгал. Ты сказал, что англичане не отберут наше хозяйство, но они пришли. Они пришли сегодня.
– Мы не отобрали у вас хозяйство.
– Они стоят там, на улице, с оружием… они повсюду, – она метнула на него взгляд. – Они забрали лошадей, взломали бочки с яблоками. Они следят за каждым моим движением.
Он сбился на английский:
– Сегодня днем на нас напали. Нам приходится быть настороже.
– Говори по-голландски! – приказала она, пряча слезы. – В моем доме ты будешь говорить по-голландски.
– Я буду говорить на любом языке, лишь бы ты выслушала меня!
Он снова попытался подойти к ней, но она зашла за кресло-качалку, используя его как преграду. Буря нарастала в ней.
– Я больше не буду тебя слушать.
Он вырвал у нее кресло и отбросил его в сторону.
– Ты выслушаешь.
Оставшись без защиты, она начала отступать, пока не уперлась в буфет. Алекс встал перед ней. От его близости внутри нее засверкали молнии и ударил гром.
– Ты думаешь, мне было легко прийти сюда, зная, какую рану это нанесет тебе? – мрачно спросил он. – Я бы все отдал… все… но у меня не было выбора.
Борясь против собственной беспомощности, она пошла в атаку:
– Упа – глава моей семьи, а вы заперли его в сарае, как скотину. Он старик и очень гордый. Ты такой же, как другие.
Он порывисто схватил ее за руки своими дрожащими руками.
– Ты видела, что мы были вынуждены так поступить. Для его же блага. – Буря, сотрясавшая Алекса, была такой же сильной, как и ее. Он встряхнул Хетту. – Чего ты хочешь? Я тоже был заперт, как скотина. Ты думаешь, у меня нет гордости? Когда я прятался в коровнике, ты думаешь, я не чувствовал себя животным, загнанным охотниками? Я всю жизнь живу с чувством вины. Ты хочешь наказать меня еще сильнее… ты этого хочешь?
Да, именно этого. С ним она связывала свои надежды и будущее, и сегодня он все это разрушил. Он лишил ее душу, каждую клеточку ее тела той любви, которую она считала вечной. Он разбил ее в одно мгновение. Он и его солдаты, его империя. Ей нужно наказать его ради остального человечества. Изо всех сил пытаясь преодолеть его неистовую хватку, она боролась, чтобы не потерять над собой контроль и не поддаться подступающим рыданиям.
– Ты лгал… ты все время лгал. Больше не будет войны… это ты сказал. Они не отберут наше хозяйство, и вот они здесь. – Он сжал ее крепче, она удвоила свои усилия, стараясь высвободиться. – А она… твоя англичанка, которой стоит только посмотреть на тебя, и ты идешь за ней… ты сказал, что она вернулась в Англию. Еще одна ложь? – Она запрокинула голову и в мерцающем свете увидела его лицо. – Ты сказал мне, что вернешься, но ты вернулся с оружием. Ты – враг!
– Нет, – простонал он, прижимая ее к себе. Она до боли выгнулась назад, но он закрыл ее рот поцелуем, чтобы прервать поток ее слов. – Враг делает так… а так… а так?
Под его натиском ее страсть преобразилась с быстротой вспышки молнии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Она была так возмущена, так кипела негодованием на его слова, была так потрясена тем, как Алекс защитил ее, что не могла говорить. Взяв миску с водой и окровавленные бинты, она рукой указала на комнату Франца и пошла к двери, ведущей во двор. Не успела она ступить наружу, как из темноты перед ней выросли два человека с винтовками. Увидев, кто это, они улыбнулись и опустили оружие.
– Извините, мисс, бдительность не бывает лишней.
Свернув за угол дома, она вылила воду и бросила грязные тряпки на кучу всякого хлама, и тут она увидела солдат у своего коровника, желтый свет, льющийся из двери, ярко освещал их. Они были повсюду. Слава Богу, Франц и Пит уехали только вчера. Они не вернутся так быстро.
Она немного постояла в темноте. Темнота этой ночи казалась ей схожей с ее собственной слепотой, из-за которой она поверила его словам. Темнота этой ночи была такой же глубокой, как пропасть, в которую она упала как только распахнулась дверь в ее жилище. Отсюда начиналось кукурузное поле, где она была обманута своими собственными представлениями о человеке, который теперь появился на ее пороге с револьвером.
Она не сразу вернулась в дом, а сначала долго молилась. Ей казалось немыслимым произнести слова молитвы в своей комнате, зная, что под этой крышей находятся те, кто вломился силой и запер ее деда – старика – в сарае.
Когда она вошла на кухню, там было пусто. Она прибрала помещение, подбросила в огонь несколько поленьев и села в кресло-качалку. О том, чтобы пойти лечь, не могло быть и речи, поэтому она распустила волосы, взяла толстую шаль и укуталась ею. Потом прикрутила огонь в лампе и стала тихонько покачиваться в кресле, которое Упа сделал для ее бабушки. Ее мысли были безумны и печальны, разрывали ее на части… но не покидали ее.
Она сидела так очень долго, пока не уловила какое-то легкое движение у себя за спиной. Она замерла, зная, что это он пришел из комнаты Франца и встал у стола. Она сжала руки на коленях так, что заломило пальцы. Движения качалки замедлились, потом и вовсе прекратились. Но она не отрывала взгляда от огня.
– Я ждал, пока он заснет, и вот я здесь, но у меня нет нужных слов.
Сердце пульсировало у нее в горле. Отблески пламени дрожали на ресницах. В комнате стояла тишина, какая бывает в сумерках на холмах. Но уже собиралась буря, и ее предвестником было биение сердца Хетты.
Раздался скрип кожи – он встал рядом с ней. Она могла видеть сияющие ботинки, бриджи цвета хаки, медные пуговицы мундира… но вверх не взглянула. Буря приближалась, и темные тучи застилали ей взор.
– С того самого дня, как я уехал, я не думал ни о чем, кроме возвращения. Откуда… откуда я мог знать, что все произойдет именно так?
Теперь она подняла взгляд, но видела Алекса только глазами, а не сердцем. Вот он стоит в ее кухне, свет пламени выхватывает четкую линию подбородка, выдающего наследственную гордость. Стоит прямо, на нем военная форма великой империи: Он – один из ненавистных англичан… враг. Кресло бешено закачалось, когда она вскочила и встала перед ним.
– Я принадлежу к бурам, – крикнула она. – Говори по-голландски.
Он резко вздохнул:
– Если ты этого хочешь.
– Чего я хочу, так это чтобы ты ушел… ушел!
Она попятилась, когда он двинулся к ней.
– Хетта… пожалуйста… у нас не было выбора. Люди умирали. Ты видела их… ты знаешь, что это правда.
– Нет. От тебя я правды не слышала. Все, что ты говорил, было ложью.
Он быстро шагнул вперед и схватил ее за руку, но она вырвалась, оставив у него в руках шаль. Быстрым движением отшвырнув ее, он пошел за Хеттой, пока между ними не оказался стол.
– Я никогда не лгал тебе.
Она заметила, как часто поднималась и опускалась его грудь, и поняла, что он разгневан. Это разожгло ее собственную ярость.
– Нет… лгал. Ты сказал, что англичане не отберут наше хозяйство, но они пришли. Они пришли сегодня.
– Мы не отобрали у вас хозяйство.
– Они стоят там, на улице, с оружием… они повсюду, – она метнула на него взгляд. – Они забрали лошадей, взломали бочки с яблоками. Они следят за каждым моим движением.
Он сбился на английский:
– Сегодня днем на нас напали. Нам приходится быть настороже.
– Говори по-голландски! – приказала она, пряча слезы. – В моем доме ты будешь говорить по-голландски.
– Я буду говорить на любом языке, лишь бы ты выслушала меня!
Он снова попытался подойти к ней, но она зашла за кресло-качалку, используя его как преграду. Буря нарастала в ней.
– Я больше не буду тебя слушать.
Он вырвал у нее кресло и отбросил его в сторону.
– Ты выслушаешь.
Оставшись без защиты, она начала отступать, пока не уперлась в буфет. Алекс встал перед ней. От его близости внутри нее засверкали молнии и ударил гром.
– Ты думаешь, мне было легко прийти сюда, зная, какую рану это нанесет тебе? – мрачно спросил он. – Я бы все отдал… все… но у меня не было выбора.
Борясь против собственной беспомощности, она пошла в атаку:
– Упа – глава моей семьи, а вы заперли его в сарае, как скотину. Он старик и очень гордый. Ты такой же, как другие.
Он порывисто схватил ее за руки своими дрожащими руками.
– Ты видела, что мы были вынуждены так поступить. Для его же блага. – Буря, сотрясавшая Алекса, была такой же сильной, как и ее. Он встряхнул Хетту. – Чего ты хочешь? Я тоже был заперт, как скотина. Ты думаешь, у меня нет гордости? Когда я прятался в коровнике, ты думаешь, я не чувствовал себя животным, загнанным охотниками? Я всю жизнь живу с чувством вины. Ты хочешь наказать меня еще сильнее… ты этого хочешь?
Да, именно этого. С ним она связывала свои надежды и будущее, и сегодня он все это разрушил. Он лишил ее душу, каждую клеточку ее тела той любви, которую она считала вечной. Он разбил ее в одно мгновение. Он и его солдаты, его империя. Ей нужно наказать его ради остального человечества. Изо всех сил пытаясь преодолеть его неистовую хватку, она боролась, чтобы не потерять над собой контроль и не поддаться подступающим рыданиям.
– Ты лгал… ты все время лгал. Больше не будет войны… это ты сказал. Они не отберут наше хозяйство, и вот они здесь. – Он сжал ее крепче, она удвоила свои усилия, стараясь высвободиться. – А она… твоя англичанка, которой стоит только посмотреть на тебя, и ты идешь за ней… ты сказал, что она вернулась в Англию. Еще одна ложь? – Она запрокинула голову и в мерцающем свете увидела его лицо. – Ты сказал мне, что вернешься, но ты вернулся с оружием. Ты – враг!
– Нет, – простонал он, прижимая ее к себе. Она до боли выгнулась назад, но он закрыл ее рот поцелуем, чтобы прервать поток ее слов. – Враг делает так… а так… а так?
Под его натиском ее страсть преобразилась с быстротой вспышки молнии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136