— Не столько оговорки, сколько пристрастия. Я не зоофил…
Глаза Кристины так широко раскрылись, что Макс рассмеялся, оттолкнулся от двери и пробормотал:
— Итак, ты ищешь в сексе грубой силы…
— Нет… в общем, нет, — запротестовала она, отодвигаясь, несколько встревоженная его утверждением. — Ты не так понял. Я не имела в виду…
Но она уже была прижата к столу, а он навис над ней, опаляя взглядом.
— Ты уже больше не спешишь? — едва слышно, почти издевательски осведомился он.
— Нет… то есть да, но не для того… на что ты намекал…
— Ты настолько отстала от своих приятельниц, дорогая, что понятия не имеешь, на что я намекал, — прошептал он, протягивая руку, чтобы спустить бархатную бретельку платья с ее плеча. — Я могу быть опасным.
— Неправда, — выдохнула она, но дрожащий голос противоречил словам.
— Ты ничего не знаешь обо мне, кроме того, что я могу довести тебя до оргазма столько раз, сколько захочешь, — перебил он почти нежно. — Недостаточный довод, чтобы привести меня домой к ужину. А теперь тебе захотелось грубого секса.
— Я не… вовсе…
Он спустил с ее плеча вторую бретельку.
— Что ж, может, я и соглашусь тебе услужить.
— Макс! — Едва слышный, задыхающийся протест.
— А вдруг тебе это понравится? — спросил он, легко скользя пальцем по холмикам, возвышавшимся над тугим лифом ее платья. — Может, тебе понравится, если я сорву это платье и заставлю ублажать себя?
Макс снова провел пальцем по краю низкого декольте. Шифон цвета лилового винограда, отделанный изящным серебряным бисером и черными бархатными ленточками, подхватывающий грудь и облегавший талию, казался ему особенно соблазнительным.
— Ты могла бы сойти за потаскушку в этом платье, очень дорогую потаскушку, — выдохнул он, проникнув глубже, в ложбинку между грудями. — И, ищи ты сегодня клиента, я мог бы заставить тебя сделать все, что пожелаю.
— Нет… Макс… не…
Но она уже чувствовала настойчивое биение пульса между бедер, усиливавшееся при каждом нажатии его пальцев, и, стыдясь своего безудержного желания, попыталась отстраниться.
— Прости, — обронил он, схватив ее руки и толкнув на спину, — но ты не двинешься с места.
Ей стоило потребовать, чтобы он отпустил ее, но предательское тело самым примитивным образом отзывалось на каждый звук его голоса, чувственный, сексуальный, на каждое прикосновение твердой, требовательной плоти, вжимавшейся в ее живот. Охваченная безудержным желанием, Кристина с восхитительной дрожью во всем теле гадала, что он мог бы заставить ее делать.
— А если бы я искала клиента, тогда что? — пролепетала она, чувствуя, как бедра раздвигаются, потрясенная собственным вопросом и жаркими волнами, прокатывавшимися по ее лону.
Темные глаза вдруг заблестели весельем и безошибочным обещанием наслаждения, которое она уже успела распознать.
— Скажи мне, как тебя зовут, и я решу, захочу ли платить деньги.
Кристина поколебалась. Смутная мысль, что ей придется разыгрывать куртизанку, казалась невыносимо, ужасающе безнравственной. Но он был головокружительно красив со своими черными растрепавшимися локонами, азартно блестевшими глазами, широченными плечами, заслонявшими свет, мускулистым, тренированным телом: сексуальный пират в шелковой сорочке и прекрасно сшитом вечернем костюме, красив и так невероятно волнующ, что. она вдруг услышала собственный голос:
— Я Лола. И надеюсь, что понравилась вам, потому что вы неодолимо меня влечете.
— Вернее, мои деньги, — проказливо усмехнулся он.
— Нет, совсем нет… наверное, следовало бы, но нет.
— Шлюха с сердцем из чистого золота. И твоя щелка так же щедра?
— Во всяком случае, гостеприимна, милорд. Но это решать вам.
— Ты покорна приказам?
Кристина едва заметно поколебалась, и что-то вроде опасения мелькнуло в ее взгляде.
— Думаю, что да, сэр.
— Я на этом настаиваю.
— Хорошо, — выдавила она.
— В таком случае остается только назначить цену за твое… — Он насмешливо улыбнулся. — За твое послушание.
— Но я еще не знаю…
Он с деланным удивлением вскинул брови:
— Неужели? Дорогая, ты не слишком походишь на новичка. Не стоит торговаться.
— Простите?
В ее голосе прозвучала искренняя неприязнь.
— Я не хотел тебя оскорбить, Лола. Просто невинность не слишком меня интересует.
— Вы очень добры, милорд, но мы еще не договорились о цене.
На этот раз его удивление было неподдельным, но Макс с небрежностью, показывающей, что ему не раз приходилось бывать в подобных обстоятельствах, предложил:
— Пятьсот.
— Тысяча!
— Но ты должна отработать каждый пенни.
— Мне не раз говорили, что я лучшая в своем ремесле.
Невзирая на игру, он сжал кулаки.
— Неужели?
Кристина слегка подняла подбородок и спокойно встретила его взгляд.
— В самом деле.
— Ты, разумеется, потребуешь деньги вперед.
Сунув руку в карман, он вытащил пачку банкнот, отделил две, вернул деньги на прежнее место и втиснул оставшиеся в вырез ее платья.
— Я готов, если готова ты, — коротко обронил он.
— Я слышала, что вы всегда готовы.
— Ты верно слышала. А теперь сними платье. Я хочу видеть товар лицом.
— Я не могу дотянуться до крючков, — пожаловалась Кристина, повернувшись к нему спиной.
Непонятно, подогрели ли Макса ее высокомерный тон, белоснежная красота плоти или соблазнительно округлая попка в облегающем платье, но он решил, что не станет ждать, пока она разденется. Он поднял ее юбку одной рукой, другой прижал ее лицом к столу и, игнорируя сопротивление, молниеносно стащил панталоны, раздвинул длинные ноги и расстегнул бриджи.
— Я думала, вы более утонченны, — ахнула она.
— Утонченность вряд ли уместна в обращении с ночными бабочками. Мое наслаждение — вот самое главное. Подними свою сладкую киску, дорогая, и впусти меня.
Не дожидаясь согласия, он просунул руку под ее живот и высоко вздернул ее попку.
— Возможно, ты и вправду стоишь тысячу, — пробормотал он. — Твоя щелка такая мокрая, что, похоже, и вправду протянешь целую ночь.
— Будем надеяться, что и ты сможешь продержаться столько, — ехидно бросила Кристина.
— Сравним наши достижения?
Его набухший фаллос скользнул по скользкой расщелине.
— Хотя не советовал бы ставить на победителя.
— Не все же могут подобно вам быть такими неистовыми развратниками, — выпалила она, но тут же, задохнувшись, тихо застонала — он медленно входил в нее, и пожар жгучих ощущений вытеснил из головы все остальное.
— Надоело скулить? — запоздало бросил он, потому что она уже подалась назад, чтобы глубже втянуть его в себя. Но его голос был так же нежен, как его руки на ее бедрах, и когда она отстранилась, он вжал ее в стол. Стальная плоть растягивала ее, наполняла. Достигнув предела, он удержал Кристину, неподвижную, пронзенную, прислушиваясь к хаотическому ритму ее дыхания, жалобным стонам, благодарный своему искусству, приобретенному в десятках спален и позволившему дать ей такое наслаждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69