Меня ведь зовут Джейк.
– Я не одобряю неофициального обращения.
– Но не всегда можете устанавливать правила. Это мое ранчо.
– Я хорошо это знаю, но не хочу подавать мальчикам дурной пример.
– Полагаю, они знают о дурных примерах гораздо больше, чем вы.
– В том-то и дело. Они знают все о том, что дурно, и ничего о том, что хорошо.
– Хорошо, когда человек сам решает, как его зовут. Зовите меня Джейк, или я не буду отвечать. Согласны вы или нет, будет так.
У Изабель было сильное желание повернуться и гордо удалиться, но она чувствовала – на него этот жест не произведет впечатления.
– Хорошо, я буду называть вас по имени, когда мы одни, но не при мальчиках.
– Значит ли это, что мы часто будем одни?
Она понимала, Джейк старается рассердить ее, но у Изабель было удивительно странное чувство, что быть радом с ним наедине оказалось бы не так плохо, как она сначала воображала. Здравый смысл снова исчезал. Джейк – прямая противоположность всему, что она ценила в мужчине.
– Я хотела поговорить с вами о вашем обращении с Виллом и Питом, поэтому мы одни.
– А я решил, что это из-за моей скромной персоны.
– Мистер Максвелл, вы…
– Как меня зовут?
– Джейк, – Изабель не знала, почему так трудно произнести это имя. – Не понимаю, как вы можете переходить от поддразнивания к жестокости и снова к поддразниванию. Это противно человеческой природе.
– Когда я был жесток?
У Джейка был такой вид, будто он совершенно не понимает, о чем речь.
– Когда не разрешили Питу получить десерт. Когда назвали мальчиков проклятым дурачьем.
– Вы хотите, чтобы я похвалил их, когда меня всего вымазали джемом?
Изабель заметила, что выражение его лица стало привычно грубым.
– Нет, но не нужно было лишать Пита пирога, когда все остальные его получили.
– Все остальные не пытались стянуть джем у Вилла.
– Он не крап.
– Как вы называете ситуацию, когда берут то, что принадлежит другому?
– Он просто пытался взять больше, чем его доля.
– То есть пытался взять то, что ему не принадлежит. Обычно это называется воровством.
– Мистер Максвелл… Джейк… Это всего-навсего джем, а не корова или деньги.
– О, значит, можно брать что-то чужое, если оно не много стоит. Он может взять мои ботинки, но не должен брать мою лошадь.
– Не будьте смешным. Вам самому нужны ваши ботинки.
– О'кей, он может взять мое нижнее белье, если не возьмет мою шляпу.
Изабель почувствовала, что покраснела.
– Буду надеяться, вы сочтете необходимым и нижнее белье.
– Только не в такую жару. Как раз сегодня утром я колебался, надеть ли его.
Изабель решила, что разговор принимает направление, заставляющее ее чувствовать себя неловко.
– Мы говорим о принципе.
– Совершенно верно. Когда берешь что-то, тебе не принадлежащее, неважно, какую мелочь, – это воровство.
– Считаю, спорить с вами не имеет смысла.
– Мадам, это не имеет ничего общего со смыслом. Я видел, как людей убивали только за то, как они ходят или смотрят на вас. Это придает ложке джема на чужой тарелке большое значение.
– Вы были слишком резки, – Изабель решила больше не пытаться убедить его. – Пит – еще маленький ребенок.
– А что, по-вашему, нужно было сделать?
– Поговорить с ним, объяснить, что нельзя брать больше, чем его доля, это вызывает дурные чувства.
– Мадам, где вы росли? Вопрос сбил Изабель с толку.
– В Саванне.
– Приходилось ли вам спать на земле, ходить по нужде в кусты и бояться, что ночью индейцы снимут ваш скальп?
– Нет, но…
– Значит, такая умная женщина, как вы, должна понять – здесь другие правила игры.
Изабель понимала – он вовсе не считает ее умной.
– Правила вежливости и приличия должны быть везде одинаковы.
– Вероятно, вы правы, если бы у людей оставалось время думать об этом. Но сейчас я больше озабочен тем, чтобы сохранить головы этих парней на плечах, чем возможностью сделать из них джентльменов. Не тронь чужую лошадь, спальник, ружье, еду и все остальное, что принадлежит другому. Если тронешь, хозяин решит, что ты пытаешься это украсть, и убьет тебя. Есть еще несколько уроков, которые они должны усвоить, чтобы остаться в живых. Вам они едва ли понравятся.
– Я только пытаюсь привить мальчикам навыки поведения, заполнить пробелы в воспитании, возникшие потому, что у них нет родного дома.
– Прекрасно, хотя я ничего не знаю о подрастающих мальчиках. Коровы, лошади и эти холмы – это мне знакомо. Этим парням понадобится все, чему я смогу научить их, чтобы перегнать стадо в Нью-Мексико. И вы лучше надейтесь, что они способные ученики, это единственное, что станет между вами и ситуациями, которые заставят вас вспомнить мои слова.
Изабель понимала – он прав. Она навязала ему себя и мальчиков, а он принял, потому что они нужны ему, и только.
– Если вы объясните, почему поступаете так или иначе, я попытаюсь понять, – сказала Изабель. – Не обещаю, что всегда буду соглашаться с вами, но действительно попытаюсь понять.
– Ну, это все, чего может желать человек, – Джейк сел в седло. – А теперь лучше ложитесь спать. Рассветет чертовски рано.
– Вы вернетесь вечером?
Она ужаснулась – это прозвучало так, словно она хочет, чтобы он вернулся.
– Нет, но приеду к завтраку. И помните, не кладите в кофейник больше маленькой горсти свежих зерен кофе.
Глядя вслед Джейку, Изабель раздумывала, что за прихоть судьбы отдала мальчиков в руки этого мужчины. Возможно, лучше вернуться в Остин? Вдруг она смогла бы найти человека, больше понимающего в подростках.
Может быть, но никого, кто бы взял всех. Она с ужасом думала, что было бы с Баком, если бы ему пришлось вернуться к фермерам. К добру ли, к худу, но они отдали свои судьбы Джейку.
Изабель думала и о себе. Интересно, выдержит ли она напряжение между ней и Джейком? Бессмысленно делать вид, что ее не тянет к нему. Она будет рядом с ним постоянно, будет видеть его полуодетым, вспотевшим, в одежде, прилипшей к телу, подчеркивающей каждый его контур. И не сможет успокоить свои нервы или унять желания обещанием, что скоро уедет.
Изабель чувствовала, как напряглись мышцы живота. Она в большей опасности, чем мальчики.
Изабель почудилось, что кто-то зовет ее по имени. Открыла глаза – темно. Закрыла их и попыталась снова заснуть.
– Изабель.
Ошибки нет. Завернувшись в одеяло от ночной прохлады, села и открыла рот от удивления, машинально плотнее запахнув одеяло, – поверх борта фургона улыбался Джейк.
– Время готовить завтрак.
Со сна Изабель не очень хорошо соображала, но знала – еще слишком рано, чтобы вставать.
– Который час?
– Четыре.
Он, должно быть, сошел с ума. Даже мальчики не хотят есть в такой Богом проклятый час. Она натянула одеяло на плечи и снова легла.
– Разбудите меня в семь.
– Повар должен вставать в четыре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– Я не одобряю неофициального обращения.
– Но не всегда можете устанавливать правила. Это мое ранчо.
– Я хорошо это знаю, но не хочу подавать мальчикам дурной пример.
– Полагаю, они знают о дурных примерах гораздо больше, чем вы.
– В том-то и дело. Они знают все о том, что дурно, и ничего о том, что хорошо.
– Хорошо, когда человек сам решает, как его зовут. Зовите меня Джейк, или я не буду отвечать. Согласны вы или нет, будет так.
У Изабель было сильное желание повернуться и гордо удалиться, но она чувствовала – на него этот жест не произведет впечатления.
– Хорошо, я буду называть вас по имени, когда мы одни, но не при мальчиках.
– Значит ли это, что мы часто будем одни?
Она понимала, Джейк старается рассердить ее, но у Изабель было удивительно странное чувство, что быть радом с ним наедине оказалось бы не так плохо, как она сначала воображала. Здравый смысл снова исчезал. Джейк – прямая противоположность всему, что она ценила в мужчине.
– Я хотела поговорить с вами о вашем обращении с Виллом и Питом, поэтому мы одни.
– А я решил, что это из-за моей скромной персоны.
– Мистер Максвелл, вы…
– Как меня зовут?
– Джейк, – Изабель не знала, почему так трудно произнести это имя. – Не понимаю, как вы можете переходить от поддразнивания к жестокости и снова к поддразниванию. Это противно человеческой природе.
– Когда я был жесток?
У Джейка был такой вид, будто он совершенно не понимает, о чем речь.
– Когда не разрешили Питу получить десерт. Когда назвали мальчиков проклятым дурачьем.
– Вы хотите, чтобы я похвалил их, когда меня всего вымазали джемом?
Изабель заметила, что выражение его лица стало привычно грубым.
– Нет, но не нужно было лишать Пита пирога, когда все остальные его получили.
– Все остальные не пытались стянуть джем у Вилла.
– Он не крап.
– Как вы называете ситуацию, когда берут то, что принадлежит другому?
– Он просто пытался взять больше, чем его доля.
– То есть пытался взять то, что ему не принадлежит. Обычно это называется воровством.
– Мистер Максвелл… Джейк… Это всего-навсего джем, а не корова или деньги.
– О, значит, можно брать что-то чужое, если оно не много стоит. Он может взять мои ботинки, но не должен брать мою лошадь.
– Не будьте смешным. Вам самому нужны ваши ботинки.
– О'кей, он может взять мое нижнее белье, если не возьмет мою шляпу.
Изабель почувствовала, что покраснела.
– Буду надеяться, вы сочтете необходимым и нижнее белье.
– Только не в такую жару. Как раз сегодня утром я колебался, надеть ли его.
Изабель решила, что разговор принимает направление, заставляющее ее чувствовать себя неловко.
– Мы говорим о принципе.
– Совершенно верно. Когда берешь что-то, тебе не принадлежащее, неважно, какую мелочь, – это воровство.
– Считаю, спорить с вами не имеет смысла.
– Мадам, это не имеет ничего общего со смыслом. Я видел, как людей убивали только за то, как они ходят или смотрят на вас. Это придает ложке джема на чужой тарелке большое значение.
– Вы были слишком резки, – Изабель решила больше не пытаться убедить его. – Пит – еще маленький ребенок.
– А что, по-вашему, нужно было сделать?
– Поговорить с ним, объяснить, что нельзя брать больше, чем его доля, это вызывает дурные чувства.
– Мадам, где вы росли? Вопрос сбил Изабель с толку.
– В Саванне.
– Приходилось ли вам спать на земле, ходить по нужде в кусты и бояться, что ночью индейцы снимут ваш скальп?
– Нет, но…
– Значит, такая умная женщина, как вы, должна понять – здесь другие правила игры.
Изабель понимала – он вовсе не считает ее умной.
– Правила вежливости и приличия должны быть везде одинаковы.
– Вероятно, вы правы, если бы у людей оставалось время думать об этом. Но сейчас я больше озабочен тем, чтобы сохранить головы этих парней на плечах, чем возможностью сделать из них джентльменов. Не тронь чужую лошадь, спальник, ружье, еду и все остальное, что принадлежит другому. Если тронешь, хозяин решит, что ты пытаешься это украсть, и убьет тебя. Есть еще несколько уроков, которые они должны усвоить, чтобы остаться в живых. Вам они едва ли понравятся.
– Я только пытаюсь привить мальчикам навыки поведения, заполнить пробелы в воспитании, возникшие потому, что у них нет родного дома.
– Прекрасно, хотя я ничего не знаю о подрастающих мальчиках. Коровы, лошади и эти холмы – это мне знакомо. Этим парням понадобится все, чему я смогу научить их, чтобы перегнать стадо в Нью-Мексико. И вы лучше надейтесь, что они способные ученики, это единственное, что станет между вами и ситуациями, которые заставят вас вспомнить мои слова.
Изабель понимала – он прав. Она навязала ему себя и мальчиков, а он принял, потому что они нужны ему, и только.
– Если вы объясните, почему поступаете так или иначе, я попытаюсь понять, – сказала Изабель. – Не обещаю, что всегда буду соглашаться с вами, но действительно попытаюсь понять.
– Ну, это все, чего может желать человек, – Джейк сел в седло. – А теперь лучше ложитесь спать. Рассветет чертовски рано.
– Вы вернетесь вечером?
Она ужаснулась – это прозвучало так, словно она хочет, чтобы он вернулся.
– Нет, но приеду к завтраку. И помните, не кладите в кофейник больше маленькой горсти свежих зерен кофе.
Глядя вслед Джейку, Изабель раздумывала, что за прихоть судьбы отдала мальчиков в руки этого мужчины. Возможно, лучше вернуться в Остин? Вдруг она смогла бы найти человека, больше понимающего в подростках.
Может быть, но никого, кто бы взял всех. Она с ужасом думала, что было бы с Баком, если бы ему пришлось вернуться к фермерам. К добру ли, к худу, но они отдали свои судьбы Джейку.
Изабель думала и о себе. Интересно, выдержит ли она напряжение между ней и Джейком? Бессмысленно делать вид, что ее не тянет к нему. Она будет рядом с ним постоянно, будет видеть его полуодетым, вспотевшим, в одежде, прилипшей к телу, подчеркивающей каждый его контур. И не сможет успокоить свои нервы или унять желания обещанием, что скоро уедет.
Изабель чувствовала, как напряглись мышцы живота. Она в большей опасности, чем мальчики.
Изабель почудилось, что кто-то зовет ее по имени. Открыла глаза – темно. Закрыла их и попыталась снова заснуть.
– Изабель.
Ошибки нет. Завернувшись в одеяло от ночной прохлады, села и открыла рот от удивления, машинально плотнее запахнув одеяло, – поверх борта фургона улыбался Джейк.
– Время готовить завтрак.
Со сна Изабель не очень хорошо соображала, но знала – еще слишком рано, чтобы вставать.
– Который час?
– Четыре.
Он, должно быть, сошел с ума. Даже мальчики не хотят есть в такой Богом проклятый час. Она натянула одеяло на плечи и снова легла.
– Разбудите меня в семь.
– Повар должен вставать в четыре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78