Потом он, склонясь под низким сводом, вошел, поднялся на груду камней у входа. Перед нами был Эдгар.
В первый миг никто не мог вымолвит ни слова. Потом с резким лязгом люди повыхватывали оружие. Но Эдгар быстро протянул руки ладонями вперед — старинный жесть упреждения, что он без оружия и у него мирные намерения. И никто не тронулся с места.
Я смотрела на Эдгара во все глаза. Как давно мы не виделись! Я узнавала эту гордую посадку головы, падающую на глаза волнистую прядь отросших каштановых волос, твердый рисунок подбородка. И вдруг, испугавшись, шарахнулась в сторону, стремясь спрятаться за спинами.
Эдгар не заметил меня.
— Я пришел поговорить с вами, саксы, потому что иного пути остановить кровопролитие нет. Неужели вы не думали, что я не найду, где ваше укрытие по следам на снегу? Неужели считали, что у меня мало сил, чтобы совладать с вами? Но теперь ваше логово окружено. Со мной войска короля, а это опытные воины и рыцари. Они тихо сняли ваши дозоры и теперь стоят за каждым деревом с луками и мечами, готовые ворваться сюда в любой миг. Но я велел им остаться на местах, пока не переговорю с вами.
Он говорил властно и спокойно. Сказал, что если саксы согласятся добровольно выйти из укрытия и сдадут оружие, им не причинят вреда. Но им придется отправиться в Гронвуд, где состоится разбирательство, как и намечалось вначале. В его замке граф Стэфан Блуаский, представитель короля, и епископ Генри Винчестер, представитель Церкви, будут готовы выслушать их доводы и постараться рассудить, кто повинен в этих волнениях, кто первым поднял оружие.
— Так ты готов предать свой народ? — зло прервал его Хорса.
— Мой народ — это подвластные мне люди Норфолкшира, без разницы норманны ли они или саксы. Преступниками же я считаю только тех, кто сеет смуту. Этого я ни позволить, ни оправдать не могу. Поэтому я договорился со Стэфаном Блуаским, что первым войду к вам и постараюсь решить дело полюбовно. Вы все воины и должны понимать, что войску короля ничего не стоило захватить вас врасплох и перебить словно спящих детенышей рыси в темном логове. Но повторяю — кто добровольно подчиниться, тому ничего не грозит. Кару понесут только те, кого суд сочтет виновными.
— Виновные уже за морем, — раздался вдруг искаженный акцентом голос Ральфа. Он вышел вперед. — И поверьте, уж они-то изрядно веселятся, зная как вы тут режете друг друга.
— Ральф де Брийар? — удивился Эдгар. — Вы-то откуда здесь?
Но рыцарь не стал отвечать на этот вопрос. Он спокойно, на искаженном саксонском языке, поведал о чем говорил мне ранее: о злости Бигода и его желании отомстить графу Норфолку, о том, как Бигод уговорил своих людей совершить нападение на нормандские усадьбы под личиной саксов, чтобы таким образом спровоцировать тех и других на резню и заставить Эдгара поплатиться за все волнения.
Хотя Ральф медленно подбирал слова, часто ошибался, смысл его рассказа был ясен всем. Люди стали переглядываться, кто-то сердито выругался, кто-то забожился.
— И все сказанное мною такая же правда, что все мы нуждаемся в милосердии Божьем, — закончил Ральф. И уже по нормандски добавил, обращаясь к Эдгару: — Я готов повторить свой рассказ перед представителями короля и поклясться в том на Библии.
То, что свидетельство Ральфа позволяет все прояснить и расставить по местам, моментально стало ясно и графу, и вожакам саксов. Многие из них уже были готовы сложить оружие и последовать за Эдгаром, но опять Хорса чуть не погубил все.
— Неужто благородные таны пойдут на поводу у француза графини? — кричал он. — Неужто покорно сложат оружие, когда наконец-то дали понять, что они не смирились с властью норманнов, что не покорное овечье племя, позволяющее обирать себя и терпеть власть поработителей? Почему бы нам прямо сейчас не схватить этого предателя Армстронга и, угрожая расправой над ним, не заставить войска отступить?
Лицо Эдгара стало грустным.
— Мне горько, что мои соплеменники готовы угрожать человеку, пришедшему без оружия, в надежде на их честь. Чтож поступайте по-своему, но знайте: у Стэфана Блуаского и рыцарей короля есть приказ подавить мятеж любой ценой. И если для этого придется пожертвовать моей жизнью, жизнью сакса добровольно вошедшего к мятежникам — они не остановятся. Но вот спасет ли это вас — не ведаю.
— Нет!
Этот крик сам собой сорвался с моих уст. Расталкивая столпившихся я кинулась к Эдгару. Но не успела, кто-то удержал меня. Грубая рука схватила меня сзади за волосы, запрокинула голову так, что я чуть не упала. Я застыла, увидев у своих глаз острие кинжала.
— А если мы поступим так, Эдгар?
Это сказал Хорса.
— Если мы сделаем заложницей твою Фею Туманов?
Хорса удерживал меня за волосы, откинув мою голову, и я могла видеть Эдгара, который поднялся на груду камней у входа. Сверху вниз он глядел на меня и в красноватом свете факелов было заметно как меняется его лицо. Сначала удивление, потом волнение, снова удивление.
Хорса держал меня так, что я невольно выгнулась назад, полы моей накидки разошлись, стал виден обтянутый тканью платья живот. Эдгар глядел на него, глаза расширились, он судорожно глотнул. Потом лицо его стало жестким, напряженным. Теперь он глядел на Хорсу.
— Отпусти Гиту, Хорса.
— Это если я сочту нужным. Эй, спокойно, спокойно, Эдгар. Стой где стоишь.
Я почувствовала, как острие кинжала Хорсы уперлось мне в горло. От страха зажмурилась.
А голос Хорсы звучал удивительно спокойно.
— Сейчас ты выйдешь отсюда, Эдгар, велишь людям короля убираться. Иначе… Клянусь всеми чертями ада, я лично перережу горло твоей потаскухе. Или еще лучше — мы вспорем ее пузо и поглядим, кого она понесла от тебя. Ты сам сможешь определить кого ей сделал, когда мы выбросим этот окровавленный сгусток на снег. И…
Он больше ничего не сказал. Hо рука с кинжалом больше не маячила у меня перед глазами, пальцы, удерживающие меня за волосы, разжались. И тело Хорсы рухнуло у моих ног.
— Хорса из Фелинга всегда был слишком горяч, — спокойно произнес толстяк Бранд и отбросил камень, каким оглушил его. — Прости, Эдгар.
У меня подкашивались ноги. Чтобы устоять, я непроизвольно сделала шаг вперед. И тут же оказалась в объятиях Эдгара.
Это было как чудо. Он обнимал меня, обнимал сильно, но и так бережно. И хмелея от счастья, забыв все страхи, я блаженно склонила голову на мех его плеча. Самые надежные, самые ласковые руки на свете обнимали меня. Эдгар нежно потерся щекой о мои волосы. Я слышала его дрожащее дыхание совсем близко, различала быстрые удары его сердца.
— Родная моя… Почему? Как же ты могла, зачем таила от меня столько времени?
Я медленно открыла глаза, возвращаясь в реальный мир.
— Какое это имеет значение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
В первый миг никто не мог вымолвит ни слова. Потом с резким лязгом люди повыхватывали оружие. Но Эдгар быстро протянул руки ладонями вперед — старинный жесть упреждения, что он без оружия и у него мирные намерения. И никто не тронулся с места.
Я смотрела на Эдгара во все глаза. Как давно мы не виделись! Я узнавала эту гордую посадку головы, падающую на глаза волнистую прядь отросших каштановых волос, твердый рисунок подбородка. И вдруг, испугавшись, шарахнулась в сторону, стремясь спрятаться за спинами.
Эдгар не заметил меня.
— Я пришел поговорить с вами, саксы, потому что иного пути остановить кровопролитие нет. Неужели вы не думали, что я не найду, где ваше укрытие по следам на снегу? Неужели считали, что у меня мало сил, чтобы совладать с вами? Но теперь ваше логово окружено. Со мной войска короля, а это опытные воины и рыцари. Они тихо сняли ваши дозоры и теперь стоят за каждым деревом с луками и мечами, готовые ворваться сюда в любой миг. Но я велел им остаться на местах, пока не переговорю с вами.
Он говорил властно и спокойно. Сказал, что если саксы согласятся добровольно выйти из укрытия и сдадут оружие, им не причинят вреда. Но им придется отправиться в Гронвуд, где состоится разбирательство, как и намечалось вначале. В его замке граф Стэфан Блуаский, представитель короля, и епископ Генри Винчестер, представитель Церкви, будут готовы выслушать их доводы и постараться рассудить, кто повинен в этих волнениях, кто первым поднял оружие.
— Так ты готов предать свой народ? — зло прервал его Хорса.
— Мой народ — это подвластные мне люди Норфолкшира, без разницы норманны ли они или саксы. Преступниками же я считаю только тех, кто сеет смуту. Этого я ни позволить, ни оправдать не могу. Поэтому я договорился со Стэфаном Блуаским, что первым войду к вам и постараюсь решить дело полюбовно. Вы все воины и должны понимать, что войску короля ничего не стоило захватить вас врасплох и перебить словно спящих детенышей рыси в темном логове. Но повторяю — кто добровольно подчиниться, тому ничего не грозит. Кару понесут только те, кого суд сочтет виновными.
— Виновные уже за морем, — раздался вдруг искаженный акцентом голос Ральфа. Он вышел вперед. — И поверьте, уж они-то изрядно веселятся, зная как вы тут режете друг друга.
— Ральф де Брийар? — удивился Эдгар. — Вы-то откуда здесь?
Но рыцарь не стал отвечать на этот вопрос. Он спокойно, на искаженном саксонском языке, поведал о чем говорил мне ранее: о злости Бигода и его желании отомстить графу Норфолку, о том, как Бигод уговорил своих людей совершить нападение на нормандские усадьбы под личиной саксов, чтобы таким образом спровоцировать тех и других на резню и заставить Эдгара поплатиться за все волнения.
Хотя Ральф медленно подбирал слова, часто ошибался, смысл его рассказа был ясен всем. Люди стали переглядываться, кто-то сердито выругался, кто-то забожился.
— И все сказанное мною такая же правда, что все мы нуждаемся в милосердии Божьем, — закончил Ральф. И уже по нормандски добавил, обращаясь к Эдгару: — Я готов повторить свой рассказ перед представителями короля и поклясться в том на Библии.
То, что свидетельство Ральфа позволяет все прояснить и расставить по местам, моментально стало ясно и графу, и вожакам саксов. Многие из них уже были готовы сложить оружие и последовать за Эдгаром, но опять Хорса чуть не погубил все.
— Неужто благородные таны пойдут на поводу у француза графини? — кричал он. — Неужто покорно сложат оружие, когда наконец-то дали понять, что они не смирились с властью норманнов, что не покорное овечье племя, позволяющее обирать себя и терпеть власть поработителей? Почему бы нам прямо сейчас не схватить этого предателя Армстронга и, угрожая расправой над ним, не заставить войска отступить?
Лицо Эдгара стало грустным.
— Мне горько, что мои соплеменники готовы угрожать человеку, пришедшему без оружия, в надежде на их честь. Чтож поступайте по-своему, но знайте: у Стэфана Блуаского и рыцарей короля есть приказ подавить мятеж любой ценой. И если для этого придется пожертвовать моей жизнью, жизнью сакса добровольно вошедшего к мятежникам — они не остановятся. Но вот спасет ли это вас — не ведаю.
— Нет!
Этот крик сам собой сорвался с моих уст. Расталкивая столпившихся я кинулась к Эдгару. Но не успела, кто-то удержал меня. Грубая рука схватила меня сзади за волосы, запрокинула голову так, что я чуть не упала. Я застыла, увидев у своих глаз острие кинжала.
— А если мы поступим так, Эдгар?
Это сказал Хорса.
— Если мы сделаем заложницей твою Фею Туманов?
Хорса удерживал меня за волосы, откинув мою голову, и я могла видеть Эдгара, который поднялся на груду камней у входа. Сверху вниз он глядел на меня и в красноватом свете факелов было заметно как меняется его лицо. Сначала удивление, потом волнение, снова удивление.
Хорса держал меня так, что я невольно выгнулась назад, полы моей накидки разошлись, стал виден обтянутый тканью платья живот. Эдгар глядел на него, глаза расширились, он судорожно глотнул. Потом лицо его стало жестким, напряженным. Теперь он глядел на Хорсу.
— Отпусти Гиту, Хорса.
— Это если я сочту нужным. Эй, спокойно, спокойно, Эдгар. Стой где стоишь.
Я почувствовала, как острие кинжала Хорсы уперлось мне в горло. От страха зажмурилась.
А голос Хорсы звучал удивительно спокойно.
— Сейчас ты выйдешь отсюда, Эдгар, велишь людям короля убираться. Иначе… Клянусь всеми чертями ада, я лично перережу горло твоей потаскухе. Или еще лучше — мы вспорем ее пузо и поглядим, кого она понесла от тебя. Ты сам сможешь определить кого ей сделал, когда мы выбросим этот окровавленный сгусток на снег. И…
Он больше ничего не сказал. Hо рука с кинжалом больше не маячила у меня перед глазами, пальцы, удерживающие меня за волосы, разжались. И тело Хорсы рухнуло у моих ног.
— Хорса из Фелинга всегда был слишком горяч, — спокойно произнес толстяк Бранд и отбросил камень, каким оглушил его. — Прости, Эдгар.
У меня подкашивались ноги. Чтобы устоять, я непроизвольно сделала шаг вперед. И тут же оказалась в объятиях Эдгара.
Это было как чудо. Он обнимал меня, обнимал сильно, но и так бережно. И хмелея от счастья, забыв все страхи, я блаженно склонила голову на мех его плеча. Самые надежные, самые ласковые руки на свете обнимали меня. Эдгар нежно потерся щекой о мои волосы. Я слышала его дрожащее дыхание совсем близко, различала быстрые удары его сердца.
— Родная моя… Почему? Как же ты могла, зачем таила от меня столько времени?
Я медленно открыла глаза, возвращаясь в реальный мир.
— Какое это имеет значение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178