- Где-то на юго-востоке...
- На юго-востоке от Мергеля хозяйство Луизы Цвях. Там было настоящее сражение.
- И тоже были трупы?
- Как же в наше время стрелять, не делая трупов? - Ишутин через силу улыбнулся. - Там уже разбирается милиция. Пошел слух, что это бандитское нападение с целью грабежа богатых.
- Остерегайтесь, Павел Петрович. - Гюзель погрозила Ишутину пальчиком. - На вас тоже могут напасть. "Новые русские" своей смертью не умирают.
- Это что - правило?
- Стало правилом.
- Тогда я - исключение... А пока - допросите нашего общего знакомого.
Допрос Козинского ничего не дал. Митя клялся, божился, что рабочих он не убивал и никого не возил на убийства.
Не желала давать показания и Маруся, но после того как мастер "Автосервиса" шепнул ей, что мужу при всех случаях будет расстрел, а ей пятнадцать лет, если она что-либо утаит от следствия, Маруся заговорила.
В её глазах уже был не страх, был - ужас. Вся она переменилась в лице, голос её дрожал:
- Я... я скажу. Я все скажу! - и к Ишутину: - Павел Петрович! Товарищ Ишутин! Он действительно не убивал рабочих. Это делала какая-то Ласточка... Я случайно подслушала, они говорили по радио. А он убил только одного товарища следователя.
Козинский метнул на жену испепеляющий взгляд, но промолчал.
- А ведь Довбышенко был вашим другом, не так ли? - уточнил Полунин.
Козинский не ответил. Крикнула Маруся:
- При чем тут друг? За него дали тысячу "зеленых"!
- Кто?
Оказывается, следователь уже знал очень многое, и не погибни он от руки своего бывшего друга и бывшего сослуживца, убийцу поймали бы раньше, и гибель по крайней мере троих рабочих удалось бы предотвратить.
Ишутину Полунин пообещал:
- Мы осмотрим кабинет следователя как можно раньше. - Тогда это надо сделать сегодня. - Согласен.
45
Ишутин не ошибся, говоря, что в хозяйстве Луизы Цвях разыгралось целое сражение.
Уже в двенадцатом часу ночи, будучи хорошо поддатыми и утомленными неутомимой графиней, они с присущим фронтовикам чутьем ощутили почти одновременно холодок смерти.
Из неосвещенного слухового окна Горчаков заметил мелькнувшую во дворе тень. Потом мелькнула вторая, третья... Какие-то люди окружали мельницу.
Горчаков лишь успел заскочить в спальню, где шло пиршество и на широкой тахте нежилась обнаженная графиня, как внизу, под каменными стенами мельницы раздались автоматные очереди.
- В ружье! - по-военному крикнул Горчаков. И тут же - залп из гранатометов.
Одна граната разорвалась на кухне. Она влетела через раскрытое окно. К счастью, в этот момент на кухне никого не было.
- Графиня, вам придется спуститься в подвал, - предложил лейтенант.
Она уже облачилась в розовый байковый халатик, но грудь не вмещалась, бюстгальтер одевать было некогда, и она велела лейтенанту стянуть ей грудь длинным вафельным полотенцем.
- Поспешите, графиня.
- Зачем? Открывайте сейф. Там - оружие. Мне - снайперскую винтовку. Пачка с разрывными пулями - в верхнем левом углу.
- И все-таки спуститесь в подвал, - повторил он свою просьбу. Лейтенант, в молодости я неплохо стреляла.
Горчаков исполнил её приказание. Все пятеро заняли круговую оборону. Свет хоть и погасили, и глаза уже стали привыкать к темноте, люди во дворе как растворились.
Луиза заняла позицию у слухового окна, привычным движением рук зарядила винтовку, через монокуляр внимательно, как охотник из засады, осмотрела двор, где Горчаков заметил мелькнувшие тени.
- Они за пакгаузом, - шепнул лейтенант, плечом оттесняя графиню от окна.
- Ты мне мешаешь.
В этот момент автоматная очередь ударила по окнам.
- Они ударили по освещенным окнам.
- Теперь попытаются вышибить дверь.
- Пошли туда Корецкого, - командовала графиня.
- Он уже там. С пулеметом. Семагин - в столовой, Алтунин - на крыше, сторожит лестницу.
- Лестница видна и отсюда. Алтунина - к Питеру. Пусть Питер перебирается к нам.
- Это невозможно. Входная дверь наверняка под обстрелом.
Горчаков не увидел, а почувствовал, как в темноте графиня усмехнулась, голос был бодрым. "А она не из робких," - подумал о своей хозяйке. - Еще неизвестно, чем все это кончится".
Бодрость Луизы диктовалась тем, что она знала, как отсюда выбраться, хотя сама, имея четырех телохранителей, выбираться не собиралась: она надеялась на прочность каменных стен. Дед Луизы, Карл, когда строил эту мельницу, рассчитывал, что клану Цвяхов она будет служить по крайней мере два, а то и три столетия.
- На дне подвала есть решетка, - говорила графиня Горчакову. Это лаз в дом. Выход - у меня в спальне. Пусть Питер свяжется с милицией.
- Графиня, линию уже наверное испортили.
- Питер знает, как связаться.
Алтунин, захватив с собой фонарик, спустился в подвал.
Нападавшие не вели огонь и не передвигались. После залпа наступила какая-то странная тишина. За домом что-то горело. В сумеречном свете пламени дым был похож на пар из лопнувшего самовара.
Наконец, нападавшие подали голос:
- Выпустите нашего человека, и мы вас не тронем.
Акцент кавказский, требовательный голос не оставлял сомнения, что незванные гости приехали с самыми решительными намерениями.
- О чем они кричат? - спросила графиня.
- Чтоб мы выпустили их человека.
- Но ведь его же увезли чекисты?
- Везли-то мы, а потом по дороге передали чекистам.
- Тогда скажите им, что у нас его нет.
- Не поверят.
- Значит, будем отбиваться.
Графиня, говорила, как будто она всю жизнь жила под пулями, и у Горчакова, крепла уверенность, что они обязательно отобьются.
Он надеялся на себя, на своих товарищей: все они были проверены в Чечне, под огнем и сейчас повторялась та же Чечня, только уже в глубине России.
Горчаков видел, как графиня, прижавшись щекой к прикладу, плавно нажала на спуск: оглушительно звонко раздался выстрел - звук в этом каменном мешке словно удесятирялся.
Горчаков метнул взгляд туда, куда целилась графиня. В свете разгорающегося пламени он заметил человека в черном. Человек , как будто его толкнули, повалился на спину. Вместо головы, что-то бесформенное.
"Да она же ему полчерепа!"
Из-за каменной кладки опять гортанное:
- Не отдадите - живыми закопаем!
Горчаков знал: это они могут - закапывали попавших в плен тяжелораненых. Хотя чеченские женщины и протестовали, но в горах хозяин мужчина, а у него уже в крови отчаянная жестокость - скопившаяся за двести лет войны с Россией.
Еще в детстве Алеше Горчакову врезался в память рассказ деда, Владимира Харитоновича. Весной сорок третьего года дед воевал на Северном Кавказе. Здесь летом сорок второго прикрывала подступы к перевалу бригада морской пехоты, почти вся она погибла, но немцев к перевалу не подпустила. Зимой, уже наступая, дед оказался в районе прошлогодних боев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54