- Это ты... об чем?
- Меня ты подвел, вот что... Только успел я своему агенту страховку отвезти, а ты уж и гореть... Подождал бы.
- Так то ты уж не мне говори... не мне, нет!
- А это разве не ты поджег? - улыбаясь, спросил Веденяпин.
- Да тты... ты бы так не шутил! Ты бы зо мною так не шутил, хлопче! побледнел Антон Антоныч. - То не те шутки, шоб шутить!
- Не те? - спросил, также улыбаясь, Веденяпин. - Так я не буду.
- Ты что же это, а? - сквозь зубы пропустил Антон Антоныч и приблизил к нему лицо.
- Ведь это откуда пошло? - спокойно продолжал Веденяпин. - Подозрение на тебя пошло с мужиков. Ты вот, говорят, поехал рано утром, потом приехал назад, походил между стогами, подождал другого поезда и уехал... Так?
- Так, - ответил Антон Антоныч.
- Назад ты действительно, значит, приезжал?
- Приезжал!.. А что ж? Опоздал на первый поезд и приехал... Шо ж я буду три часа на станции сторчать?
- И между стогами ходил?
- И между стогами, как сказать, ходил... На току был, ну да, был! Это ж и все мое хозяйство тут осталось... Где же мне и ходить больше?
Веденяпин свистнул и сказал неожиданно:
- Знаешь ли что, Антон Антоныч, дай мне две тысячи взаймы, - я тебе хорошего адвоката найду: услуга за услугу.
- Адвоката, братец, - да пока меня еще и не судят, как сказать, - я и сам найду... - сказал, Антон Антоныч и добавил: - Двух тысяч у меня нет.
- Да ведь ты за имение вдвое против своей цены взял! Как же так нет у тебя двух тысяч?
- Платежей много, ну, - ведь сам знаешь, что платежей много.
- Ты не найдешь такого адвоката, - ты шантрапу найдешь... и проиграешь, - вздохнул Веденяпин и добавил: - В прошлом году у тебя тоже что-то такое... рига, что ли, горела.
- Ну да, рига.
- И тоже как будто ты уезжал в то время... Я ведь не говорю, а мужики они народ приметливый - и ригу эту вспомнили... "Походил-походил, говорят, возле риги и уехал. А рига возьми да сгори. А потом, как деньги за нее получил, сгорело-то деревянное под соломой, а поставил каменное под железом..." Думают, чудной народ, что ты за эту ригу бог знает какие тысячи получил... Так, говорят, он и всегда палит...
Говоря это, Веденяпин мешал ложечкой чай. Чижик, бесхвостый, задорный, зеленый, оглушительно мечтал на окне о сосновых лесах, и в углу за кроватью ляскала зубами, огладывая кость, собака Лярва, помесь желтого сеттера с белой дворняжкой; ворчала и сухо клацала зубами: клац-клац.
- Так и опять я должен был, значит, поставить деревянную ригу и под соломой? То уж пусть они ставят... Меня бы не учили, что ставить, - сказал Антон Антоныч. - Та у меня еще и катух свиной три года тому назад горел, - и тож без меня горел, как сказать!
- Напрасно, что без тебя, - заметил Веденяпин и добавил: - Ты что же чаю не пьешь? Пей.
Но Антон Антоныч ходил по комнате и на каждом повороте, когда лицо Веденяпина выкруглялось перед ним все, оторопело глядел на эти взлизы на лбу, глаза, запрятанные в пожившие веки, и толстые губы.
Как будто ничего в нем не было похожего на того из Анненгофа, и в то же время весь он был тот.
И когда Антон Антоныч увидел это, он нагнулся к самому уху Веденяпина и тихо сказал, запинаясь:
- Это не ты ли, дружище, и поджег мою солому, а?
Он обхватил его за шею левой рукою, а правую вытянул вдоль его правой руки, захватив кисть, и виском своим пришелся в его висок, и слушал, слушал всем, чем приготовился слушать с вечера, и казалось уже, что некуда больше идти и негде больше искать, - только здесь.
Но Веденяпин размашисто поднялся, вытянул шею, показал породистый, еще не заплывший жиром кадык и изумленным барским басовым голосом, голосом бывшего ротмистра, спросил медленно:
- Ты... с ума сошел?
И вновь, как прежде когда-то, стояли они друг перед другом, и под тяжелые веки Веденяпина вползал ищущий взгляд горячих серых глаз Антона Антоныча. Но человек ли не тайна? Только что поверил в то, что нашел, и вот уже опять не верил.
Так и сказал:
- Конечно ж, не ты! Конечно ж, нет! Или ты против меня злобу имеешь? Так за что?.. Сказал бы мне, чтобы и я знал. Живши, как сказать, душа в душу, как братья, сколько лет, - как же можно, боже ж мой, как можно!..
Смотрел на него, виновато улыбаясь, и ласково, мягко гладил его круглое широкое плечо, выпиравшее из старого кителя.
А Веденяпин засмеялся вдруг, дрогнул одубелыми щеками.
- Плохой из тебя следователь, совсем плохой! - и, остепенясь, сказал: Конечно, из мужиков кто-нибудь поджег.
- Да ведь а я-то что ж? И я то ж самое говорю, - поспешно согласился Антон Антоныч, но посмотрел на руки его, скрещенные за спиною, и добавил: Зачем ты тогда приехал?.. Нет, скажи, да по совести скажи, зачем ты тогда приехал?
- Как зачем? - улыбаясь, спросил Веденяпин.
- Или я не мог застраховать свою солому безо всякой твоей помощи, как сказать? Или мне нужно было ее страховать, бодай она вся сгорела бы дотла, до основания! Что ж ты встрял в это дело? Зачем?
- Поезжай-ка ты спать, - сказал Веденяпин, - а вот, когда проспишься...
- Нет, не спать - нет! - закричал Антон Антоныч, закусив губы. - То я знаю, когда мне нужно спать, когда не нужно! То я оч-чень хорошо знаю, когда мне что делать, злодей! А дабы ты ни-ког-да не смел и носу своего показывать в моем доме!.. И носу твоего абы никто, ни одна собака, не видал, слышишь?.. И нно-о-суу!.. Вот! Кончено! - и вышел Антон Антоныч.
Когда же ехал он полями, то думал не о Веденяпине, а о кузнеце Молочном, у которого нашли в навозе стан новых, украденных в усадьбе колес, и о сотском Журавле, который недавно попался ему самому на порубке в дубовой роще... не они ли теперь со зла подожгли солому?
А около дома ждал уже его щеголеватый урядник Самоквасов: сидел на ступеньках крыльца с кожаной сумкой в руке и вычерчивал около на земле острые углы ножнами шашки.
И вдали возле тока зачернел широкий Голев в своем вздутом муаровом картузе, а на полшага сзади и сбоку его - Митрофан, без шапки: что-то показывал и объяснял, почтительно поводя руками.
В окно смутно было видно Елену Ивановну с измятым белым платком около лица.
Еще сидя на лошади, на крутошеем караковом жеребце Забое, Антон Антоныч крикнул уряднику, перегнувшись:
- Этто что такое? Зачем?
Самоквасов поднялся, по-офицерски приложил к козырьку руку, но с голосом сразу справиться не успел, - отрубил по-солдатски:
- По случаю пожара вашего, Антон Антоныч... И вот тряпки найденной... Улыбнулся искательно, добавил тише: - Для вашего спокойствия... Бельецо ваше хотел посмотреть.
Сказал - и стоял, посвечивая новыми оранжевыми жгутами на плечах, не спуская с лица нерешительной улыбки.
- Что-о-о? Обыск? - изумился Антон Антоныч.
- Не то что обыск, а для удостоверения только... - И опять Самоквасов приложил руку к козырьку против переносья, улыбнулся ободряюще и добавил: Чтобы в протокол занести, что вот, стало быть, подозрения насчет вашего белья именно основания ни малейшего, то есть почвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33