Подлиза!
Молния озарила темный разум Паневки; он почувствовал, что отдавать хозяйке деньги — это, должно быть, и значит совершать хорошие поступки.
На следующий день, в воскресенье, Паневка (он жил отдельно от Дурского) решил навестить Яся. Он нашел его на чердаке, который служил ученикам спальней.
Поговорили о том о сем, беседа что-то не клеилась. Вдруг подмастерье спросил:
— Почему ты не берешь себе сдачу… Ну, то, что выгадываешь на покупках, дурачок?.. Завелись бы хоть какие-нибудь деньжонки в кармане…
— Я не хочу воровать! — с возмущением возразил Ясь.
— Дурачок! дурачок! — бормотал Паневка, стараясь не выдать своего смущения. — Если что выторгуешь в лавке — оно твое.
— Э, нет, не так! — ответил Ясь. — Если нужно скрывать, значит это плохо.
Игнаций подпер свою большую голову ладонью и после долгого молчания спросил:
— Ну, а когда кто-нибудь берет, к примеру, пуговицы, иглы, нитки, либо там бархату лоскут, это тоже плохо?..
— Конечно! Ведь это воровство.
Подмастерье вскочил, как ошпаренный, и быстро прошелся несколько раз по чердаку; потом заговорил:
— Глупости! Уж иголками и нитками-то из мастерской можно попользоваться, все-таки тебе работа на сторону дешевле обойдется, и можно сходить когда на Прагу, а когда в театр. А не брать, так ничего и не заработаешь, да еще другие работники дураком назовут. Что тебе с того, если у мастера лишний кусок подкладки останется или там сукна?
— Я буду знать, что поступаю хорошо… А другие пусть говорят, что хотят! — коротко ответил Ясь.
Новая вспышка молнии озарила Игнация. До сих пор он считал хорошим только то, что люди хвалят; теперь он узнал, что есть и другой, высший критерий: уверенность в том, что ты поступил хорошо. Нельзя сказать, чтобы он никогда об этом не слыхал; но сегодня, под влиянием милого ему Яся, Паневка впервые почувствовал и понял значение этого высшего критерия.
С тех пор его словно подменили, и вскоре пан Дурский обнаружил, что в мастерской стало уходить меньше материалов.
В следующее воскресенье пан Каласантий снова отправился «по делам», а пани Каласантова снова послала Яся на розыски мужа. Мальчик пошел в пивную и за знакомым столиком увидел Паневку и Дурского, которые отчаянно спорили с каким-то незнакомым господином.
— Держу пари на десять кружек пива, что это правда! — в запальчивости кричал мастер.
— Согласен! — с усмешкой сказал незнакомец.
В этот момент пылающий взгляд Дурского упал на Яся, и он воскликнул:
— Вот кто нам скажет!.. Это парень с образованием!.. Ну, говори сейчас же, только не ври, — можно доехать до Америки на лошадях?
— Ну, где там! — смело ответил Ясь. — Ведь Америка лежит за Атлантичес…
Он не закончил, потому что мастер схватил его за шиворот и вытолкал за дверь, ворча:
— Рассказывай сказки!.. Да я ведь не раз читал про караванный чай, а если бы Америка…
Но и он не закончил; его прервал кипевший гневом Паневка:
— Вы что это, пан мастер, парня за дверь, как собаку, вышвырнули… Это что такое! Сын он вам или что?
И погрозил ему кулаком.
С мастера, уже успевшего слегка подвыпить, даже хмель соскочил.
— А ты мне по какому праву указываешь? — крикнул он. — Кто ты такой?.. Подметки моей не стоит, а тоже еще… а?
Еще немного, и они вцепились бы друг другу в глотки. К счастью, их растащили; но когда взбешенного Паневку отводили в сторону, он все еще кричал:
— Уж я-то у тебя, пьяная морда, работать больше не буду!.. И посмей мне только обидеть парня — я тебя так разделаю, что даже обрезков не останется!
Роковой день наступил: пан Дурский не только проиграл десять кружек пива, но и лишался подмастерья — своей правой руки в мастерской и магазине! Мысль эта окончательно его отрезвила, он вернулся домой в удрученном настроении и завалился спать.
В понедельник с утра Игнаций не вышел на работу, и Дурскому пришлось заменить его в мастерской, куда он и поднялся, наказав жене тотчас дать ему знать, как только объявится Паневка. Наконец, уже около десяти часов, столь нетерпеливо ожидаемый подмастерье явился и торжественно потребовал расчета.
Сию же минуту Ендрек помчался в мастерскую, а пани Дурская затянула плаксивым голосом:
— Да что ж это вам в голову взбрело, пан Игнаций?.. Бросать нас, таких верных друзей, таких… да ведь вы таких днем с огнем не сыщете на целом свете!
Паневка молчал.
— Да ну же, пан Игнаций, полезайте наверх!.. Миритесь вы скорей, старик уже велел купить полкварты анисовки, ну!..
Тут во дворе раздался чей-то крик, и супруга мастера вместе с подмастерьем вышли на черный ход. Это орал Дурский, стоя на балконе третьего этажа:
— Игнась!.. Игнась, чертов сын!.. Сыпь наверх!.. Раздавим по рюмочке…
— Не хочу!.. — так же громко ответил подмастерье, сердито мотая головой.
— А-а-а!.. И какой же он упрямый, этот Игнась! — снова заорал мастер. — Ну, будет тебе, ступай сюда! Смотри, я уже спустился на второй этаж, а ведь я мастер, я в отцы тебе гожусь… Ребята, а ну, возьмитесь-ка за него…
При этих словах по лестнице с громким топотом спустились два самых рослых ученика и вовремя, — с балконов и из окон уже начали выглядывать жильцы. Парни с двух сторон подхватили Паневку под мышки, а толстая пани Дурская руками и головой изо всех сил подталкивала его сзади. Но упрямый подмастерье не двигался с места. Только когда к нему подбежал Ясь и шепнул что-то на ухо, Паневка сразу размяк и молча пошел в мастерскую.
Теперь все узнали, как велика власть сироты над Игнацием, и невзлюбили Яся еще сильней.
IX. Проделки честного Ендруся
После вышеописанного скандала с мастером Паневка еще больше сблизился с Ясем, все чаще навещал его или приглашал к себе. При одной из таких встреч он спросил у сироты:
— Откуда ты знаешь, что Америка лежит за морем?
— Да из книжек, — ответил Ясь.
— Книжки! — пробормотал подмастерье, почесывая голову. — Чертовски дорогая вещь…
— Не очень. За несколько злотых можно достать совсем неплохую.
Паневка задумался, потом вдруг сказал:
— Если бы я, положим, бросил пить пиво, сколько за год можно на это купить книжек?
— Эх! — воскликнул Ясь. — Наверно, сто!
Игнаций схватился за голову, затем с очень сконфуженным видом опять заговорил:
— Видишь ты, какая штука… мне бы очень хотелось знать и то и другое, но… с чтением вот у меня слабовато, да и с письмом то же самое… Разве что, если бы мне напомнил кто…
У Яся сверкнули глаза.
— Я вас научу… всему научу! — воскликнул он, схватив Паневку за руку.
Так состоялось соглашение: подмастерье бросил пить пиво, отказался от театра и вместо этого покупал книжки и отдавал их Ясю. Ясь же взамен учил его читать, писать, понемножку считать, а главное, рассказывал ему множество интересных историй.
Отныне каждый праздничный день они с утра до вечера проводили вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Молния озарила темный разум Паневки; он почувствовал, что отдавать хозяйке деньги — это, должно быть, и значит совершать хорошие поступки.
На следующий день, в воскресенье, Паневка (он жил отдельно от Дурского) решил навестить Яся. Он нашел его на чердаке, который служил ученикам спальней.
Поговорили о том о сем, беседа что-то не клеилась. Вдруг подмастерье спросил:
— Почему ты не берешь себе сдачу… Ну, то, что выгадываешь на покупках, дурачок?.. Завелись бы хоть какие-нибудь деньжонки в кармане…
— Я не хочу воровать! — с возмущением возразил Ясь.
— Дурачок! дурачок! — бормотал Паневка, стараясь не выдать своего смущения. — Если что выторгуешь в лавке — оно твое.
— Э, нет, не так! — ответил Ясь. — Если нужно скрывать, значит это плохо.
Игнаций подпер свою большую голову ладонью и после долгого молчания спросил:
— Ну, а когда кто-нибудь берет, к примеру, пуговицы, иглы, нитки, либо там бархату лоскут, это тоже плохо?..
— Конечно! Ведь это воровство.
Подмастерье вскочил, как ошпаренный, и быстро прошелся несколько раз по чердаку; потом заговорил:
— Глупости! Уж иголками и нитками-то из мастерской можно попользоваться, все-таки тебе работа на сторону дешевле обойдется, и можно сходить когда на Прагу, а когда в театр. А не брать, так ничего и не заработаешь, да еще другие работники дураком назовут. Что тебе с того, если у мастера лишний кусок подкладки останется или там сукна?
— Я буду знать, что поступаю хорошо… А другие пусть говорят, что хотят! — коротко ответил Ясь.
Новая вспышка молнии озарила Игнация. До сих пор он считал хорошим только то, что люди хвалят; теперь он узнал, что есть и другой, высший критерий: уверенность в том, что ты поступил хорошо. Нельзя сказать, чтобы он никогда об этом не слыхал; но сегодня, под влиянием милого ему Яся, Паневка впервые почувствовал и понял значение этого высшего критерия.
С тех пор его словно подменили, и вскоре пан Дурский обнаружил, что в мастерской стало уходить меньше материалов.
В следующее воскресенье пан Каласантий снова отправился «по делам», а пани Каласантова снова послала Яся на розыски мужа. Мальчик пошел в пивную и за знакомым столиком увидел Паневку и Дурского, которые отчаянно спорили с каким-то незнакомым господином.
— Держу пари на десять кружек пива, что это правда! — в запальчивости кричал мастер.
— Согласен! — с усмешкой сказал незнакомец.
В этот момент пылающий взгляд Дурского упал на Яся, и он воскликнул:
— Вот кто нам скажет!.. Это парень с образованием!.. Ну, говори сейчас же, только не ври, — можно доехать до Америки на лошадях?
— Ну, где там! — смело ответил Ясь. — Ведь Америка лежит за Атлантичес…
Он не закончил, потому что мастер схватил его за шиворот и вытолкал за дверь, ворча:
— Рассказывай сказки!.. Да я ведь не раз читал про караванный чай, а если бы Америка…
Но и он не закончил; его прервал кипевший гневом Паневка:
— Вы что это, пан мастер, парня за дверь, как собаку, вышвырнули… Это что такое! Сын он вам или что?
И погрозил ему кулаком.
С мастера, уже успевшего слегка подвыпить, даже хмель соскочил.
— А ты мне по какому праву указываешь? — крикнул он. — Кто ты такой?.. Подметки моей не стоит, а тоже еще… а?
Еще немного, и они вцепились бы друг другу в глотки. К счастью, их растащили; но когда взбешенного Паневку отводили в сторону, он все еще кричал:
— Уж я-то у тебя, пьяная морда, работать больше не буду!.. И посмей мне только обидеть парня — я тебя так разделаю, что даже обрезков не останется!
Роковой день наступил: пан Дурский не только проиграл десять кружек пива, но и лишался подмастерья — своей правой руки в мастерской и магазине! Мысль эта окончательно его отрезвила, он вернулся домой в удрученном настроении и завалился спать.
В понедельник с утра Игнаций не вышел на работу, и Дурскому пришлось заменить его в мастерской, куда он и поднялся, наказав жене тотчас дать ему знать, как только объявится Паневка. Наконец, уже около десяти часов, столь нетерпеливо ожидаемый подмастерье явился и торжественно потребовал расчета.
Сию же минуту Ендрек помчался в мастерскую, а пани Дурская затянула плаксивым голосом:
— Да что ж это вам в голову взбрело, пан Игнаций?.. Бросать нас, таких верных друзей, таких… да ведь вы таких днем с огнем не сыщете на целом свете!
Паневка молчал.
— Да ну же, пан Игнаций, полезайте наверх!.. Миритесь вы скорей, старик уже велел купить полкварты анисовки, ну!..
Тут во дворе раздался чей-то крик, и супруга мастера вместе с подмастерьем вышли на черный ход. Это орал Дурский, стоя на балконе третьего этажа:
— Игнась!.. Игнась, чертов сын!.. Сыпь наверх!.. Раздавим по рюмочке…
— Не хочу!.. — так же громко ответил подмастерье, сердито мотая головой.
— А-а-а!.. И какой же он упрямый, этот Игнась! — снова заорал мастер. — Ну, будет тебе, ступай сюда! Смотри, я уже спустился на второй этаж, а ведь я мастер, я в отцы тебе гожусь… Ребята, а ну, возьмитесь-ка за него…
При этих словах по лестнице с громким топотом спустились два самых рослых ученика и вовремя, — с балконов и из окон уже начали выглядывать жильцы. Парни с двух сторон подхватили Паневку под мышки, а толстая пани Дурская руками и головой изо всех сил подталкивала его сзади. Но упрямый подмастерье не двигался с места. Только когда к нему подбежал Ясь и шепнул что-то на ухо, Паневка сразу размяк и молча пошел в мастерскую.
Теперь все узнали, как велика власть сироты над Игнацием, и невзлюбили Яся еще сильней.
IX. Проделки честного Ендруся
После вышеописанного скандала с мастером Паневка еще больше сблизился с Ясем, все чаще навещал его или приглашал к себе. При одной из таких встреч он спросил у сироты:
— Откуда ты знаешь, что Америка лежит за морем?
— Да из книжек, — ответил Ясь.
— Книжки! — пробормотал подмастерье, почесывая голову. — Чертовски дорогая вещь…
— Не очень. За несколько злотых можно достать совсем неплохую.
Паневка задумался, потом вдруг сказал:
— Если бы я, положим, бросил пить пиво, сколько за год можно на это купить книжек?
— Эх! — воскликнул Ясь. — Наверно, сто!
Игнаций схватился за голову, затем с очень сконфуженным видом опять заговорил:
— Видишь ты, какая штука… мне бы очень хотелось знать и то и другое, но… с чтением вот у меня слабовато, да и с письмом то же самое… Разве что, если бы мне напомнил кто…
У Яся сверкнули глаза.
— Я вас научу… всему научу! — воскликнул он, схватив Паневку за руку.
Так состоялось соглашение: подмастерье бросил пить пиво, отказался от театра и вместо этого покупал книжки и отдавал их Ясю. Ясь же взамен учил его читать, писать, понемножку считать, а главное, рассказывал ему множество интересных историй.
Отныне каждый праздничный день они с утра до вечера проводили вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26