Такая сила и настойчивость не могут не влиять на людей – вот почему ты и побеждаешь всех своих врагов.
– Всех? Да, мелких, конечно. Но что мне в том, когда в Риме властвует враг, единственный, который действительно велик. О, как ненавижу я этого белокурого мальчишку с женственным лицом! Когда наступит день, в который его кровь обагрит мой меч! С самого начала моей борьбы за Рим этот мальчишка становится мне поперек дороги и почти всегда побеждает! Он отнял у меня Юлия, мой Рим и даже моего благородного коня Плутона. Пизон рассказал мне, что его воины нашли Плутона в том месте, где скрыл его Сифакс. И из всей добычи Рима Тотила взял только «лошадь префекта». О Плутон! Перебрось его через свою голову и растопчи его своими копытами!
– Однако ты горячо ненавидишь его! – вскричал Прокопий.
– Да, ненавижу! Я поклялся, что он умрет от моей руки. И это так и будет. Но когда удастся мне найти средства, чтобы натравить Юстиниана на готов! В эту минуту вошел Сифакс.
– Господин, во дворце какая-то странная суета. У всех ворот расставлены сторожа, чтобы тотчас проводить в закрытых носилках прибывших гонцов во дворец. И вот тебе записка от императрицы.
Цетег схватил поданную записку и прочел:
«Не покидай завтра своего дома, пока не получишь известий от меня. Завтра решится твоя судьба».
Действительно, двор Юстиниана был сильно взволнован. Приехавшие гонцы сообщали невероятные, но тем не менее справедливые известия: готы сами начали войну. После целого ряда побед они не только овладели всеми городами Италии, которые оставались еще во власти Византии, захватили Сицилию, Сардинию и Корсику, но вторглись уже в пределы самого Византийского государства. Соединенный флот их под начальством Гунтариса, Маркья и Гриппы после двухдневной битвы уничтожил византийский флот, а сухопутное войско под начальством Тотилы и Тейи вторглось в Македонию, захватило Фессалонику и этим открыло себе свободный путь в Византию, так как государство не имело наготове нового войска для защиты столицы. Но Тотила не двинулся дальше, а снова прислал послов с предложением мира: он предлагал возвратить Византии все захваченные у нее города и области под одним только условием, чтобы Юстиниан отказался от Италии.
Юстиниан просил временного перемирия. Тотила согласился, но с тем, чтобы по истечении его был заключен мир. Юстиниан обещал. Но ему очень тяжело было отказаться от мысли владеть Италией, и он собрал совет. Все сенаторы, узнав подробности дела, единодушно молили о мире. Только два голоса требовали войны: императрица и Нарзес.
– Как, Нарзес, – с удивлением, но с сиявшими радостью глазами, спросил Юстиниан, – ты требуешь войны? Но ведь до сих пор ты всегда так упорно указывал на необходимость заключить мир с готами.
– Да, потому что до сих пор государству грозила опасность со стороны персов, а готы были вполне безопасны. Теперь же персы побеждены, а готы стали очень опасны с тех пор, как во главе их стал этот мальчик – Тотила. Человек, который сумел восстановить свое государство из развалин, тем более сумеет обратить в развалины чужое государство.
И Юстиниан решился вести войну с готами.
Глава X
Заключив перемирие, Тотила возвратился со всем войском и флотом в Рим, оставив в завоеванных городах только небольшие отряды. Перемирие должно было продолжаться шесть месяцев, по истечении которых Юстиниан обязался заключить мир, для чего обещал прислать в Рим своего посланника.
Счастье и слава Тотилы достигли своей вершины. Во всей Италии только два города оставались еще во власти Византии: Перузия и Равенна. Но вот сдалась и Перузия графу Гриппе, а затем и самая важная часть Равенны – гавань – перешла в руки Гильдебранда, который уже более полугора лет осаждал город. Как только гавань была взята, Тотила собрал туда весь свой флот, чтобы остановить подвоз припасов осажденным. После этого они, конечно, не могли уже продержаться долго.
Таким образом клятва Тотилы, данная им умирающему отцу Валерии, – очистить Италию от иноземцев – была почти выполнена: через несколько недель остальная часть Равенны будет взята – и тогда он будет иметь право жениться на своей невесте, которая все это время жила в монастыре Тагины.
Тотила решил в один день отпраздновать заключение прочного мира с Византией и свою свадьбу с Валерией.
Наступил июль – срок окончания перемирия. Улицы и площади Рима с утра украсились в ожидании празднества, которое должно было совершиться в одной из загородных вилл древних цезарей на берегу Тибра. Вокруг этой виллы были расставлены палатки и шалаши для угощения жителей Рима.
Накануне Валерия прибыла в Рим в сопровождении Кассиодора и Юлия. В назначенный день в храме святого Петра был торжественно совершен брачный обряд сначала арианским священником, а потом католическим – Юлием. После этого молодая пара в сопровождении блестящей свиты отправилась в разукрашенной лодке на виллу.
Здесь на огромной террасе, роскошно убранной цветами и статуями, был расставлен громадный стол, за который сели Тотила, окруженный своими графами и герцогами, и Валерия с женами знатнейших римлян и готов. По германскому обычаю, королю был подан брачный кубок, из которого сначала должна была отпить его жена. Тотила протянул его Валерии.
– За кого желаешь ты выпить его? – спросил он ее.
– За Мирьям, – серьезно ответила Валерия, отхлебнув глоток вина.
– Мирьям – благодарность и честь! – провозгласил Тотила, опоражнивая кубок.
После этого начался веселый пир. В самый разгар его к столу короля подошла прекрасная девочка – или девушка – в чистой белой холщовой одежде, с венком из белых полевых цветов на голове. В правой руке ее был пастушеский посох, а левая лежала на голове большой косматой собаки, на шее которой был также венок из цветов.
– Кто ты, чудная девочка? – сказал Тотила, с удивлением глядя на нее.
– Я Гото, пастушка, – ответила она, застенчиво кланяясь королю и всем гостям его. – А ты, наверно, король Тотила, я сейчас узнала тебя. Я внучка и дочь крестьянина-гота, который жил очень далеко, на горе Иффе. У меня есть брат, которого я люблю больше всего в мире. Но он давно уже ушел от нас, и мы оставались одни со старым дедушкой. А когда он почувствовал, что умирает, то велел мне идти в Рим. Он говорил, что здесь я найду и своего брата, и что король Тотила – покровитель сирот – окажет правосудие и мне. И я пошла со старым Гунибадом из Териолиса. Но дорогой его раны снова открылись, и в Вероне он слег. Я долго должна была ухаживать за ним, но он все же умер. Тогда я пошла дальше уже одна, только вот с этой нашей собакой Бруно, – в честь вашей свадьбы я надела ему на шею венок.
– Но кто же твой брат? – спросил Тотила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Всех? Да, мелких, конечно. Но что мне в том, когда в Риме властвует враг, единственный, который действительно велик. О, как ненавижу я этого белокурого мальчишку с женственным лицом! Когда наступит день, в который его кровь обагрит мой меч! С самого начала моей борьбы за Рим этот мальчишка становится мне поперек дороги и почти всегда побеждает! Он отнял у меня Юлия, мой Рим и даже моего благородного коня Плутона. Пизон рассказал мне, что его воины нашли Плутона в том месте, где скрыл его Сифакс. И из всей добычи Рима Тотила взял только «лошадь префекта». О Плутон! Перебрось его через свою голову и растопчи его своими копытами!
– Однако ты горячо ненавидишь его! – вскричал Прокопий.
– Да, ненавижу! Я поклялся, что он умрет от моей руки. И это так и будет. Но когда удастся мне найти средства, чтобы натравить Юстиниана на готов! В эту минуту вошел Сифакс.
– Господин, во дворце какая-то странная суета. У всех ворот расставлены сторожа, чтобы тотчас проводить в закрытых носилках прибывших гонцов во дворец. И вот тебе записка от императрицы.
Цетег схватил поданную записку и прочел:
«Не покидай завтра своего дома, пока не получишь известий от меня. Завтра решится твоя судьба».
Действительно, двор Юстиниана был сильно взволнован. Приехавшие гонцы сообщали невероятные, но тем не менее справедливые известия: готы сами начали войну. После целого ряда побед они не только овладели всеми городами Италии, которые оставались еще во власти Византии, захватили Сицилию, Сардинию и Корсику, но вторглись уже в пределы самого Византийского государства. Соединенный флот их под начальством Гунтариса, Маркья и Гриппы после двухдневной битвы уничтожил византийский флот, а сухопутное войско под начальством Тотилы и Тейи вторглось в Македонию, захватило Фессалонику и этим открыло себе свободный путь в Византию, так как государство не имело наготове нового войска для защиты столицы. Но Тотила не двинулся дальше, а снова прислал послов с предложением мира: он предлагал возвратить Византии все захваченные у нее города и области под одним только условием, чтобы Юстиниан отказался от Италии.
Юстиниан просил временного перемирия. Тотила согласился, но с тем, чтобы по истечении его был заключен мир. Юстиниан обещал. Но ему очень тяжело было отказаться от мысли владеть Италией, и он собрал совет. Все сенаторы, узнав подробности дела, единодушно молили о мире. Только два голоса требовали войны: императрица и Нарзес.
– Как, Нарзес, – с удивлением, но с сиявшими радостью глазами, спросил Юстиниан, – ты требуешь войны? Но ведь до сих пор ты всегда так упорно указывал на необходимость заключить мир с готами.
– Да, потому что до сих пор государству грозила опасность со стороны персов, а готы были вполне безопасны. Теперь же персы побеждены, а готы стали очень опасны с тех пор, как во главе их стал этот мальчик – Тотила. Человек, который сумел восстановить свое государство из развалин, тем более сумеет обратить в развалины чужое государство.
И Юстиниан решился вести войну с готами.
Глава X
Заключив перемирие, Тотила возвратился со всем войском и флотом в Рим, оставив в завоеванных городах только небольшие отряды. Перемирие должно было продолжаться шесть месяцев, по истечении которых Юстиниан обязался заключить мир, для чего обещал прислать в Рим своего посланника.
Счастье и слава Тотилы достигли своей вершины. Во всей Италии только два города оставались еще во власти Византии: Перузия и Равенна. Но вот сдалась и Перузия графу Гриппе, а затем и самая важная часть Равенны – гавань – перешла в руки Гильдебранда, который уже более полугора лет осаждал город. Как только гавань была взята, Тотила собрал туда весь свой флот, чтобы остановить подвоз припасов осажденным. После этого они, конечно, не могли уже продержаться долго.
Таким образом клятва Тотилы, данная им умирающему отцу Валерии, – очистить Италию от иноземцев – была почти выполнена: через несколько недель остальная часть Равенны будет взята – и тогда он будет иметь право жениться на своей невесте, которая все это время жила в монастыре Тагины.
Тотила решил в один день отпраздновать заключение прочного мира с Византией и свою свадьбу с Валерией.
Наступил июль – срок окончания перемирия. Улицы и площади Рима с утра украсились в ожидании празднества, которое должно было совершиться в одной из загородных вилл древних цезарей на берегу Тибра. Вокруг этой виллы были расставлены палатки и шалаши для угощения жителей Рима.
Накануне Валерия прибыла в Рим в сопровождении Кассиодора и Юлия. В назначенный день в храме святого Петра был торжественно совершен брачный обряд сначала арианским священником, а потом католическим – Юлием. После этого молодая пара в сопровождении блестящей свиты отправилась в разукрашенной лодке на виллу.
Здесь на огромной террасе, роскошно убранной цветами и статуями, был расставлен громадный стол, за который сели Тотила, окруженный своими графами и герцогами, и Валерия с женами знатнейших римлян и готов. По германскому обычаю, королю был подан брачный кубок, из которого сначала должна была отпить его жена. Тотила протянул его Валерии.
– За кого желаешь ты выпить его? – спросил он ее.
– За Мирьям, – серьезно ответила Валерия, отхлебнув глоток вина.
– Мирьям – благодарность и честь! – провозгласил Тотила, опоражнивая кубок.
После этого начался веселый пир. В самый разгар его к столу короля подошла прекрасная девочка – или девушка – в чистой белой холщовой одежде, с венком из белых полевых цветов на голове. В правой руке ее был пастушеский посох, а левая лежала на голове большой косматой собаки, на шее которой был также венок из цветов.
– Кто ты, чудная девочка? – сказал Тотила, с удивлением глядя на нее.
– Я Гото, пастушка, – ответила она, застенчиво кланяясь королю и всем гостям его. – А ты, наверно, король Тотила, я сейчас узнала тебя. Я внучка и дочь крестьянина-гота, который жил очень далеко, на горе Иффе. У меня есть брат, которого я люблю больше всего в мире. Но он давно уже ушел от нас, и мы оставались одни со старым дедушкой. А когда он почувствовал, что умирает, то велел мне идти в Рим. Он говорил, что здесь я найду и своего брата, и что король Тотила – покровитель сирот – окажет правосудие и мне. И я пошла со старым Гунибадом из Териолиса. Но дорогой его раны снова открылись, и в Вероне он слег. Я долго должна была ухаживать за ним, но он все же умер. Тогда я пошла дальше уже одна, только вот с этой нашей собакой Бруно, – в честь вашей свадьбы я надела ему на шею венок.
– Но кто же твой брат? – спросил Тотила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107