— Да, цены растут — кошмар.
— Инфляция, — сказал Мурен. — И виноваты мы сами.
— Мы? Ты что, столько лет в кутузке…
— Мы кучу денег выбрасываем на ветер. Все ворюги — жуткие моты.
— Уж только не ты.
— Так ведь я редкое исключение. Кстати, у меня немало уходит на еду.
— Ты жмот, в Африке даже на девочек не хотел раскошелиться. По твоей милости мы три дня так ходили, пока даровых не нашли.
— Мной руководили не только финансовые соображения, — сказал Мурен. — И уж во всяком случае не опасение вызвать инфляцию в Кении. А вообще-то деньги теряют цену там, где жулье заправляет. Уж если кому сидеть в Кумле, так это нашему правительству.
— Гм-м.
— И заправилам из компаний. Кстати, недавно мне попался интересный пример, от чего бывает инфляция.
— Ну?
— Когда англичане в октябре девятьсот восемнадцатого захватили Дамаск, они ворвались в государственный банк и прикарманили всю наличность. Но солдаты ни черта не смыслили в тамошних деньгах. Один австралийский кавалерист дал полмиллиона мальчишке, который держал его коня, пока он мочился.
— А разве, когда конь мочится, его надо держать?
— Цены выросли стократ, уже через несколько часов рулон туалетной бумаги стоил тыщу тамошних крон.
— Разве в Австралии тогда уже была туалетная бумага?
Мурен тяжело вздохнул. С таким собеседником, как Мальмстрём, недолго и самому поглупеть…
— Дамаск — это в Аравии, — мрачно объяснил он. — Еще точнее — в Сирии.
— Надо же.
Мальмстрём наконец оделся и теперь изучал себя в зеркале. Ворча что-то себе под нос, распушил бороду, щелчком стряхнул с модного пиджака незримую пушинку. Потом расстелил на полу еще две купальные простыни рядом с первой, подошел к гардеробу и достал оттуда оружие. Аккуратно разложил его на простынях, принес ветошь и банку «чистоля». Мурен рассеянно поглядел на весь этот арсенал.
— Тебе еще не надоело? — сказал он. — Они же новенькие, чуть не с завода.
— Порядок есть порядок, — ответил Мальмстрём. — Оружие требует ухода.
Можно было подумать, что они готовятся к небольшой войне или по меньшей мере к государственному перевороту: на простынях лежали два пистолета, револьвер, два автомата и три дробовика с укороченными стволами.
Автоматы — обычного шведского армейского образца; на пистолетах и обрезах стояли иностранные клейма.
Тут был девятимиллиметровый испанский парабеллум «файрберд» и пистолет «лама IX А» сорок пятого калибра. Револьвер «астра кадикс» сорок пятого калибра и дробовик марки «марица» — тоже испанские. Еще два ружья — из других уголков европейского континента: бельгийское «континенталь супра де люкс» и австрийское «ферлах» с романтической надписью “Forever Yours”.
Управившись с пистолетами, Мальмстрём взялся за бельгийское ружье.
— Тому, кто обрезал этот ствол, самому всадить бы заряд дроби в корму, — проворчал он.
— Может быть, ему это ружье досталось не таким путем, как нам.
— Чего? Не усек.
— Я хочу сказать, что он добыл его не честным путем, — серьезно объяснил Мурен. — Скорее всего, украл.
Он опять приставил к глазам бинокль и немного спустя сказал:
— А все-таки Стокгольм смотрится, честное слово.
— Это как понимать?
— Только им надо любоваться издали. Собственно, даже хорошо, что мы редко бываем на улице.
— Боишься, как бы тебя не обчистили в метро?
— Бывает и хуже. Например, стилет в спину. Или топором по черепу. А попасть под копыта истеричной полицейской лошади — думаешь, лучше? Ей-богу, жаль мне людей.
— Каких еще людей?
Мурен взмахнул рукой.
— Да тех, которые там внизу ходят. Представь себе, что ты все жилы из себя выматываешь, чтобы внести очередной взнос за машину или дачу, а твои дети в это время наркотиками накачиваются. Если жена после шести вечера выйдет на улицу — того и гляди изнасилуют. На вечернее богослужение соберешься — сто раз подумаешь и дома останешься.
— На богослужение?!
— Это я так, к примеру. Положи в карман больше десятки — непременно ограбят. А если меньше десятки — шпана со зла пырнет тебя ножом. На днях я прочел в газете, что фараоны боятся по одному ходить. Мол, на улицах почти не видно полицейских, и поддерживать порядок в городе становится все труднее. Какой-то чин из министерства юстиции высказался. Да, хорошо будет уехать отсюда и больше никогда не возвращаться.
— И никогда больше родного бэя не увидим, — уныло пробурчал Мальмстрём.
— Что за вульгарное пристрастие к иностранным словам, — укоризненно произнес Мурен. — Сказал бы попросту: родного залива.
И деловито добавил:
— Кстати, из Кумлы его тоже не видно.
— Ну как же, а по телевизору?
— Не напоминай мне об этом изверге, — мрачно произнес Мурен.
Он встал, открыл окно, взмахнул руками и откинул голову назад, словно обращаясь к массам.
— Эй, вы там, внизу! — крикнул он. И пояснил: — Как сказал Линдон Джонсон, когда держал предвыборную речь с вертолета.
— Кто-кто? — спросил Мальмстрём.
Раздался звонок в дверь. Друзья внимательно слушали комбинацию условных сигналов.
— Похоже, Мауритсон, — Мурен глянул на часы. — Смотри-ка, даже не опоздал.
— Не доверяю я этому фрукту, — заметил Мальмстрём. — Лучше не рисковать.
Он зарядил один из автоматов.
— Держи. — Протянул автомат Мурену, сам взял «астру» и пошел двери.
Держа револьвер в левой руке — он был левша, — Мальмстрём правой снял несколько цепочек. Мурен стоял метрах в двух позади него.
Мальмстрём рывком распахнул дверь. Гость был готов к такому приему.
— Привет, — поздоровался он, опасливо глядя на револьвер.
— Здорово, — сказал Мальмстрём.
— Входи, входи, — пропел Мурен. — Привет тебе, милое создание.
Гость был весь обвешан сумками и пакетами. Складывая их на стол, он покосился на разложенное на полу оружие.
— Переворот замышляете?
— Всю жизнь только этим и занимаемся, — подтвердил Мурен. — Но в данный момент ситуация не революционная. Раков достал?
— Откуда вам раки четвертого июля?
— А за что мы тебе платим? — грозно произнес Мальмстрём.
— Справедливый вопрос, — подхватил Мурен. — Мне тоже непонятно, почему ты не можешь снабдить нас тем, что мы тебе заказываем.
— Имейте совесть, — сказал Мауритсон. — Я вам все обеспечил, черт дери: квартиры, машины, пушки, билеты, паспорта. Но раки! В июле даже сам король раков не видит.
— Так то король, — возразил Мурен. А ты бы поглядел на столик, за которым сидят наш премьер, и главный профсоюзный босс, и прочие демократы! Небось ломится от раков! Нет уж, придумай оправдание получше.
— И одеколона вашего тоже нигде нет, — поспешно продолжал Мауритсон. — Я весь город обегал, словно ошпаренная крыса, уже который год продавать перестали.
Мальмстрём насупился.
— Зато все остальное принес. А вот почта. — Мауритсон протянул гладкий коричневый конверт Мурену;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67