Вставил в нее лист бумаги и отстучал:
«Стокгольм, 27 ноября 1973 года.
В Центральное полицейское управление.
Заявление об уходе…»
Подпер ладонью подбородок и уставился в окно. Как всегда в это время дня, магистраль была полна машин, которые в три ряда катили к центру. Глядя на кажущийся нескончаемым поток сверкающих легковых машин, Колльберг подумал, что, наверно, ни в одной стране владельцы не трясутся так над своими машинами, как в Швеции. То моют, то полируют; малейшая царапина или вмятина — целая катастрофа, скорей-скорей исправлять! Автомобиль стал важнейшим символом общественного положения, и, чтобы быть на уровне требований, многие без всякой нужды меняли старую модель на новую, даже если им это не по карману.
Внезапно Леннарта осенила какая-то мысль, он выдернул бумагу из машинки, разорвал на мелкие клочки и бросил в корзину. Живо надел пиджак и поспешил к лифту. Нажал кнопку с надписью «Гараж» — там стояла его машина, купленная семь лет назад, вся во вмятинах, — но передумал и вышел на первом этаже.
До Мидсоммаркрансена было недалеко; если бы окна его кабинета не выходили на Кунгсхольмсгатан, он мог бы, сидя за письменным столом, видеть район вчерашней неудавшейся операции.
За домом, где жила Магган, он увидел ее бежевую «вольво». Правда, номер не тот, который ему сообщил Скакке. Однако номерной знак старого образца нетрудно было поменять, и Колльберг не сомневался, что машина та самая. Он записал номер и вернулся в здание полицейского управления.
Вошел в свой кабинет, сел за письменный стол, отодвинул пишущую машинку и взялся за телефон.
Автоинспекция не заставила его долго ждать ответа: названного номера в картотеке нет и никогда не было. Рядом с буквами, присвоенными Стокгольму, стояли слишком высокие цифры, до каких на деле еще не дошло. И не могло дойти, поскольку стокгольмские машины снабжались теперь новыми номерными знаками, с другим кодом.
— Спасибо, — озадаченно произнес Колльберг.
Он не ожидал так быстро получить подтверждение, что знак на «вольво» фальшивый, — электронные машины не внушали ему доверия.
Ободренный успехом, он снова взял трубку, соединился с полицейским управлением Мальмё и попросил пригласить к телефону Бенни Скакке.
— Инспектор Скакке слушает, — тотчас ответил задорный голос.
Скакке еще не свыкся с новым званием и с явным удовольствием произносил слово «инспектор».
— Привет, Бенни, — поздоровался Колльберг. — Небось сидишь и в носу ковыряешь. У меня для тебя задание есть.
— Вообще-то я составляю рапорт. Но это не срочно. А в чем дело?
Голос его звучал уже не так задорно.
— Можешь сказать мне номера шасси и мотора на той «вольво», что угнали в Веллинге?
— Конечно. Сейчас скажу. Подожди минутку.
В трубке было слышно, как Скакке ищет в письменном столе. Стук ящиков, шелест бумаги, какое-то бормотание, наконец голос Скакке:
— Нашел. Прочесть?
— Конечно, черт возьми! Зачем же я тебе звоню!
Он записал номера, потом спросил:
— Ты будешь на месте в ближайший час?
— Ну да, мне же надо рапорт дописать. До обеда провожусь. А что?
— Я позвоню попозже, — объяснил Колльберг. — Мне надо задать тебе еще несколько вопросов, но сейчас некогда. Пока.
На этот раз Колльберг не стал класть трубку, а только нажал рычаг, дождался гудка и набрал нужный номер.
В этот день все сидели на месте и несли службу исправно. Шеф государственной криминалистической лаборатории сразу взял трубку.
— Криминалистическая лаборатория, Ельм.
— Колльберг. Привет.
— Привет, привет. Ну что тебе опять?
По его тону можно было подумать, что Колльберг только и делает, что звонит и отрывает его от дела и вообще отравляет ему жизнь, хотя на самом деле Колльберг больше месяца с ним не разговаривал.
— Речь идет о машине.
— Ясно, — вздохнул Ельм. — В каком она состоянии? Расплющенная, обгоревшая, затонувшая…
— Ни то, ни другое, ни третье. Обыкновенная, нормальная машина, находится на стоянке в Мидсоммаркрансене.
— И что ты хочешь, чтобы я с ней сделал?
— Бежевая «вольво». Адрес и номер известны, а также номера шасси и мотора. Ручка есть?
— Есть ручка, есть, — нетерпеливо ответил Ельм. — И бумага тоже есть. Говори.
Колльберг сообщил ему данные, подождал, пока Ельм все записал, и продолжал:
— Можешь ты послать кого-нибудь из твоих ребят, чтобы проверил, совпадают ли номера? Если номера на шасси и моторе те самые, пусть заберет машину в Сольну. Если не те — пусть оставит ее на месте и немедленно доложит мне.
Ельм ответил не сразу, и голос у него был недовольный:
— А почему ты сам не поедешь или не пошлешь кого-нибудь из своих? От вас туда рукой подать. Если машина не та, наш человек только даром проделает весь путь из Сольны. Будто у нас и без того дел не хватает…
Колльберг прервал тираду:
— Во-первых, я уверен, что это та машина, во-вторых, мне некого послать, и, в-третьих, криминалистическое исследование машин — ваше дело. — Он перевел дух, потом продолжал уже мягче: — И к тому же ваши люди лучше знают, как тут действовать. Мы только все испортим — насажаем свои отпечатки пальцев, уничтожим важные следы. Пусть уж с самого начала эксперты за дело берутся.
Собственный голос казался Колльбергу каким-то фальшивым.
— Ладно, пошлю человека, — ответил Ельм. — А что именно вам надо знать? Какие специальные исследования проводить?
— Пока пусть постоит у вас. Мартин Бек потом позвонит и скажет, что ему нужно.
— Ясно. Сейчас распоряжусь. Хотя, по правде говоря, у меня каждый человек на счету. И еще неизвестно, куда машину ставить. У нас тут пять машин ждут исследования. И в лаборатории лежит гора всевозможного хлама. Знаешь, что нам вчера подсунули?
— Нет, — уныло протянул Колльберг.
— Две бочки сельди. Каждая рыба разрезана и снова зашита, а внутри — по пластиковому мешочку с наркотиком. Как, по-твоему, пахнет от человека, который целую ночь копался в рассоле и чистил селедку?
— Не знаю, но могу представить себе. — Колльберг рассмеялся. — А что вы потом сделали с селедкой? Жареная сельдь в луковом соусе — чудо. Могу научить, как приготовить.
— Тебе хорошо шутить, — обиделся Ельм.
И положил трубку, не дожидаясь ответа; Колльберг все еще смеялся.
При одной мысли о жареной сельди он проголодался, хотя недавно позавтракал.
Несколько минут Колльберг рисовал в блокноте черточки, соображая, как действовать дальше, потом снова взялся за телефон.
— Инспектор уголовного розыска Скакке.
— Привет, это снова я. Ну как, дописал свой рапорт?
— Не совсем. Так о чем ты хотел меня спросить?
— Да все насчет той «вольво», которую Касперссон украл в Веллинге. Заявление о краже у тебя близко?
— Тут, в ящике лежит, — ответил Скакке. — Подожди минутку.
Он даже не стал класть трубку на стол и уже через полминуты достал нужную бумагу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
«Стокгольм, 27 ноября 1973 года.
В Центральное полицейское управление.
Заявление об уходе…»
Подпер ладонью подбородок и уставился в окно. Как всегда в это время дня, магистраль была полна машин, которые в три ряда катили к центру. Глядя на кажущийся нескончаемым поток сверкающих легковых машин, Колльберг подумал, что, наверно, ни в одной стране владельцы не трясутся так над своими машинами, как в Швеции. То моют, то полируют; малейшая царапина или вмятина — целая катастрофа, скорей-скорей исправлять! Автомобиль стал важнейшим символом общественного положения, и, чтобы быть на уровне требований, многие без всякой нужды меняли старую модель на новую, даже если им это не по карману.
Внезапно Леннарта осенила какая-то мысль, он выдернул бумагу из машинки, разорвал на мелкие клочки и бросил в корзину. Живо надел пиджак и поспешил к лифту. Нажал кнопку с надписью «Гараж» — там стояла его машина, купленная семь лет назад, вся во вмятинах, — но передумал и вышел на первом этаже.
До Мидсоммаркрансена было недалеко; если бы окна его кабинета не выходили на Кунгсхольмсгатан, он мог бы, сидя за письменным столом, видеть район вчерашней неудавшейся операции.
За домом, где жила Магган, он увидел ее бежевую «вольво». Правда, номер не тот, который ему сообщил Скакке. Однако номерной знак старого образца нетрудно было поменять, и Колльберг не сомневался, что машина та самая. Он записал номер и вернулся в здание полицейского управления.
Вошел в свой кабинет, сел за письменный стол, отодвинул пишущую машинку и взялся за телефон.
Автоинспекция не заставила его долго ждать ответа: названного номера в картотеке нет и никогда не было. Рядом с буквами, присвоенными Стокгольму, стояли слишком высокие цифры, до каких на деле еще не дошло. И не могло дойти, поскольку стокгольмские машины снабжались теперь новыми номерными знаками, с другим кодом.
— Спасибо, — озадаченно произнес Колльберг.
Он не ожидал так быстро получить подтверждение, что знак на «вольво» фальшивый, — электронные машины не внушали ему доверия.
Ободренный успехом, он снова взял трубку, соединился с полицейским управлением Мальмё и попросил пригласить к телефону Бенни Скакке.
— Инспектор Скакке слушает, — тотчас ответил задорный голос.
Скакке еще не свыкся с новым званием и с явным удовольствием произносил слово «инспектор».
— Привет, Бенни, — поздоровался Колльберг. — Небось сидишь и в носу ковыряешь. У меня для тебя задание есть.
— Вообще-то я составляю рапорт. Но это не срочно. А в чем дело?
Голос его звучал уже не так задорно.
— Можешь сказать мне номера шасси и мотора на той «вольво», что угнали в Веллинге?
— Конечно. Сейчас скажу. Подожди минутку.
В трубке было слышно, как Скакке ищет в письменном столе. Стук ящиков, шелест бумаги, какое-то бормотание, наконец голос Скакке:
— Нашел. Прочесть?
— Конечно, черт возьми! Зачем же я тебе звоню!
Он записал номера, потом спросил:
— Ты будешь на месте в ближайший час?
— Ну да, мне же надо рапорт дописать. До обеда провожусь. А что?
— Я позвоню попозже, — объяснил Колльберг. — Мне надо задать тебе еще несколько вопросов, но сейчас некогда. Пока.
На этот раз Колльберг не стал класть трубку, а только нажал рычаг, дождался гудка и набрал нужный номер.
В этот день все сидели на месте и несли службу исправно. Шеф государственной криминалистической лаборатории сразу взял трубку.
— Криминалистическая лаборатория, Ельм.
— Колльберг. Привет.
— Привет, привет. Ну что тебе опять?
По его тону можно было подумать, что Колльберг только и делает, что звонит и отрывает его от дела и вообще отравляет ему жизнь, хотя на самом деле Колльберг больше месяца с ним не разговаривал.
— Речь идет о машине.
— Ясно, — вздохнул Ельм. — В каком она состоянии? Расплющенная, обгоревшая, затонувшая…
— Ни то, ни другое, ни третье. Обыкновенная, нормальная машина, находится на стоянке в Мидсоммаркрансене.
— И что ты хочешь, чтобы я с ней сделал?
— Бежевая «вольво». Адрес и номер известны, а также номера шасси и мотора. Ручка есть?
— Есть ручка, есть, — нетерпеливо ответил Ельм. — И бумага тоже есть. Говори.
Колльберг сообщил ему данные, подождал, пока Ельм все записал, и продолжал:
— Можешь ты послать кого-нибудь из твоих ребят, чтобы проверил, совпадают ли номера? Если номера на шасси и моторе те самые, пусть заберет машину в Сольну. Если не те — пусть оставит ее на месте и немедленно доложит мне.
Ельм ответил не сразу, и голос у него был недовольный:
— А почему ты сам не поедешь или не пошлешь кого-нибудь из своих? От вас туда рукой подать. Если машина не та, наш человек только даром проделает весь путь из Сольны. Будто у нас и без того дел не хватает…
Колльберг прервал тираду:
— Во-первых, я уверен, что это та машина, во-вторых, мне некого послать, и, в-третьих, криминалистическое исследование машин — ваше дело. — Он перевел дух, потом продолжал уже мягче: — И к тому же ваши люди лучше знают, как тут действовать. Мы только все испортим — насажаем свои отпечатки пальцев, уничтожим важные следы. Пусть уж с самого начала эксперты за дело берутся.
Собственный голос казался Колльбергу каким-то фальшивым.
— Ладно, пошлю человека, — ответил Ельм. — А что именно вам надо знать? Какие специальные исследования проводить?
— Пока пусть постоит у вас. Мартин Бек потом позвонит и скажет, что ему нужно.
— Ясно. Сейчас распоряжусь. Хотя, по правде говоря, у меня каждый человек на счету. И еще неизвестно, куда машину ставить. У нас тут пять машин ждут исследования. И в лаборатории лежит гора всевозможного хлама. Знаешь, что нам вчера подсунули?
— Нет, — уныло протянул Колльберг.
— Две бочки сельди. Каждая рыба разрезана и снова зашита, а внутри — по пластиковому мешочку с наркотиком. Как, по-твоему, пахнет от человека, который целую ночь копался в рассоле и чистил селедку?
— Не знаю, но могу представить себе. — Колльберг рассмеялся. — А что вы потом сделали с селедкой? Жареная сельдь в луковом соусе — чудо. Могу научить, как приготовить.
— Тебе хорошо шутить, — обиделся Ельм.
И положил трубку, не дожидаясь ответа; Колльберг все еще смеялся.
При одной мысли о жареной сельди он проголодался, хотя недавно позавтракал.
Несколько минут Колльберг рисовал в блокноте черточки, соображая, как действовать дальше, потом снова взялся за телефон.
— Инспектор уголовного розыска Скакке.
— Привет, это снова я. Ну как, дописал свой рапорт?
— Не совсем. Так о чем ты хотел меня спросить?
— Да все насчет той «вольво», которую Касперссон украл в Веллинге. Заявление о краже у тебя близко?
— Тут, в ящике лежит, — ответил Скакке. — Подожди минутку.
Он даже не стал класть трубку на стол и уже через полминуты достал нужную бумагу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41