Понемногу я перестала грустить. Я привыкла к звукам гонга и кимвала, хотя вначале затыкала уши, чтобы их не слышать. Напротив, они стали мне приятны. Запах сжигаемых трупов уже не был мне противен, и я стала радоваться, когда бывало много погребений, потому что храму был от этого хороший доход.
По вечерам, когда приходил продавец саканы , я готовила белое мясо молодых утят, суп из рыбы фугу , сугияки и другие тонкие кушанья, а чтобы запах не просачивался наружу, закрывала жаровню крышкой, потому что все же приходилось немного опасаться людского суда.
Даже маленькие служки в храме, привыкнув к распущенности, проносят потихоньку в рукавах сушеные иваси и жарят их, завернув в обрывки старой бумаги, на которой написано святое имя Будды. Так проводят бонзы свои дни! Нет ничего мудреного, что они лоснятся от жиру и на работу крепки. Подвижников, которые по-настоящему покидают этот мир и скрываются в горных дебрях, питаясь дикими плодами, или людей, что по бедности довольствуются лишь растительной пищей, можно сразу узнать: они становятся похожими на сухое дерево.
Я служила в этом храме с весны до осени. Вначале настоятель до того мне не доверял, что, уходя, всегда запирал дверь на замок, чтобы не сбежала, но постепенно стал небрежен, и мне удавалось заглядывать на кухню храма. Как-то неприметно я осмелела и не убегала, даже завидев прихожан.
Однажды под вечер, когда осенний ветер шумел в вершинах деревьев, срывая засохшие листья бананов, и кругом все было угрюмо, я вышла на бамбуковую веранду. В душу мне глубоко проникло чувство перемены, совершавшейся в природе, и я, положив голову на руку, словно на изголовье, хотела забыться. Но не успела еще я уснуть, как передо мной явилось странное видение: вошла неверным шагом старуха, на голове — ни одной черной пряди, лицо покрыто волнами морщин, руки и ноги — словно полочки для углей. Почти неслышный голос наполнял состраданием сердце.
— Я долгие годы живу в этом храме. Меня считают старой матерью настоятеля. Собой я не так уж дурна, но нарочно стараюсь выглядеть как можно безобразнее. Я старше настоятеля на целых двадцать лет. Стыдно мне в этом сознаться, но только для того, чтобы как-нибудь жить на свете, я тайно для всех стала его возлюбленной. Сколько обещаний он мне давал, а теперь говорит, что я слишком стара. Я покинута в тени забвения. Мне дают есть только жертвенную пищу с алтаря. Настоятель пылает злобой против меня за то, что я все не могу умереть. Но не его жестокость больней всего ранит и наполняет гневом мое сердце. Ничего не зная о моей участи, ты теперь ведешь любовные речи с настоятелем на одном изголовье. Ты стала его возлюбленной недавно, всего в нынешнем году, но знай, что трудно тебе уйти от моей судьбы. И вот я усмирила в моем сердце яростное желание вцепиться в тебя зубами и решила все сказать тебе нынче ночью…
Ее слова поразили меня в самое сердце. «Нет, в этом страшном месте нельзя мне дольше оставаться, надо бежать отсюда», — решила я и вот какую придумала забавную уловку.
Я подложила вату под свое платье, чтобы казалось, будто у меня вырос живот, и сказала своему возлюбленному:
— До сих пор я от тебя скрывала свою беременность, но больше нельзя мне молчать, срок родин уже близко.
Настоятель ужасно перепугался:
— Поезжай скорей к себе в деревню, роди там благополучно и возвращайся назад.
Он собрал для меня деньги, скопленные им от мирских подаяний, и преподал тысячу наставлений насчет будущих родов.
В это время скончался какой-то ребенок, и родители, увлажняя слезами рукава, пожертвовали его платье в храм, говоря, что им отныне было бы слишком больно на него глядеть. Это платье настоятель отдал мне для новорожденного.
Он собрал все, что мог, не жалея, и дал не рожденному еще младенцу имя Исидзиё.
Мне так опостылел этот храм, что я больше не вернулась туда. И, хотя бонза понял, к своему большому огорчению, что его надули, он не посмел обратиться в суд.
Сочинительница писем
«Какие прекрасные ирисы вы мне прислали! Я все время любуюсь, как завороженная, вашим чудесным подарком!» — в столице есть немало женщин, которые умеют сочинять к случаю такие любезные письма и получают от этого хороший доход, после того как оставят службу в знатных домах, где долгое время изучали все тонкости этикета и учтивого обхождения. Родители отдают к ним в обучение своих дочерей. А так как я тоже в прежние времена жила в благородной семье, то решила открыть школу, чтобы учить юных девушек письму. Как я была рада, что смогу наконец безбедно жить в собственном доме! Я изящно убрала маленькую гостиную, развесила в ней на каждом столбе красивые прописи с образцами письма, принятого у женщин , и наняла для услуг деревенскую девушку.
Воспитывать юных учениц, вверенных родителями, дело ответственное. Я каждый день заботливо учила их чистописанию и наставляла в правилах благовоспитанного поведения, забыв о прежнем своем легкомыслии.
Иногда молодые люди в пылу сердечного увлечения просили меня сочинить любовное письмо. В прежние времена, когда я была гетерой, я узнала самые сокровенные глубины любви и потому могла ярко изобразить пылкую страсть юноши или тонко передать первое чувство молодой девушки. Нередко также мне случалось сочинять послания для бывалых и ловких распутниц. Для всех я умела найти подходящие слова, и не было случая, чтобы мне не удавалось склонить сердце того, кому я писала.
Что лучше письма передает чувства возлюбленного? Он может даже на своей далекой родине, в глуши, вверять бумаге свои заветные мысли. Но самое красноречивое послание быстро прискучит, если в нем таится обман, и будет безжалостно выброшено. Если же письмо написано от всего сердца, то оно всегда найдет отклик в другой душе. Когда читаешь такие письма, кажется, что ты видишь перед собой живого человека.
Когда я еще служила «в селении любви», был среди многих гостей один, кого я отличала от других. Только с ним я не чувствовала себя продажной женщиной, а говорила, что думаю, просто и откровенно. И он тоже не покидал меня, пока у него были деньги. Лишившись возможности посещать меня, он каждый день находил случай послать мне тайно весточку о себе, и, читая и перечитывая его письма без конца, я точно видела его перед собой. Я засыпала, прижимая их к своей обнаженной груди, и мне снился мой милый. Его письма стали моей второй душой, я бредила ими все ночи напролет, пугая спавшего со мной рядом гостя. Когда же мой возлюбленный стал сам себе господин и мы снова смогли встречаться по-прежнему, он рассказал мне про все, что было с ним в разлуке со мной, и я поняла, что он делился со мной в письмах каждой своей думой.
Так оно и должно быть! Пишите о самом заветном, не уклоняясь в сторону, и ваши слова найдут дорогу к сердцу любимого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30