С тем же успехом можно было бы жить шикарно.
– Даже с большим, – полагает мистер Смоллуид.
– Конечно. Так и живут в высшем свете; а высший свет и бакенбарды всегда были моей слабостью, и мне наплевать, если кто-нибудь об этом знает, – говорит мистер Джоблинг. – Это – возвышенная слабость, будь я проклят, сэр, возвышенная. Ну! – продолжает мистер Джоблинг, с вызывающим видом глотнув еще рома, – что же мне с собой делать, спрошу я вас, как не завербоваться в солдаты?
Мистер Гаппи, решив принять более деятельное участие в разговоре, разъясняет, что именно, по его мнению, можно сделать. Он говорит серьезным и внушительным тоном человека, который еще ничем себя не уронил в жизни – разве что сделался жертвой своих нежных чувств и сердечных горестей.
– Джоблинг, – начинает мистер Гаппи, – я и наш общий друг Смоллуид…
(Мистер Смоллуид скромно вставляет: «Оба джентльмены!», после чего делает глоток.)
– Мы не раз беседовали на эту тему, с тех пор как ты…
– Скажи: получил по шеям! – с горечью восклицает мистер Джоблинг. – Скажи, Гаппи. Ведь ты именно это хотел сказать.
– Нн-е-ет! Бросил службу в Инне, – деликатно подсказывает мистер Смоллуид.
– С тех пор как ты бросил службу в Инне, Джоблинг, – говорит мистер Гаппи, – и я говорил нашему общему другу Смоллуиду об одном проекте, который на днях собирался тебе предложить. Ты знаешь Снегсби, того, что держит писчебумажную лавку?
– Знаю, что есть такой, – отвечает мистер Джоблинг. – Но он не был нашим поставщиком, и я незнаком с ним.
– А с нами он ведет дела, и я с ним знаком, – говорит мистер Гаппи. – Так вот, сэр! На днях мне довелось познакомиться с ним еще короче, так как непредвиденный случай привел меня к нему в дом. Сейчас незачем рассказывать об этом случае. Быть может, он имеет, – а может быть, и нет, – отношение к обстоятельствам, которые, быть может, набросили тень, – а может быть, и нет, – на мое существование.
У мистера Гаппи есть коварная привычка хвастаться своими горестями, соблазняя закадычных друзей завести разговор об упомянутых обстоятельствах, а как только друзья коснутся этой темы, накидываться на них с беспощадной суровостью, напоминая о струнах в человеческой душе; поэтому мистер Джоблинг и мистер Смоллуид обходят западню, сохраняя молчание.
– Все это может быть, а может и не быть, – повторяет мистер Гаппи. – Но не в этом дело. Достаточно тебе знать, что мистер и миссис Снегсби очень охотно сделают мне одолжение и что мистер Снегсби в горячую пору сдает много переписки на сторону. Через его руки проходит вся переписка для Талкингхорна, бывают и другие выгодные заказы. Я уверен, что, если бы нашего общего друга Смоллуида допросили на суде, он подтвердил бы это.
Мистер Смоллуид кивает и, как видно, жаждет, чтобы его привели к присяге.
– Ну-с, джентльмены присяжные, – говорит мистер Гаппи, – то бишь ну, Джоблинг, ты, может быть, скажешь, что это незавидный образ жизни. Согласен. Но это лучше, чем ничего, и лучше, чем солдатчина. Тебе необходимо переждать непогоду. Нужно время, чтобы забылись твои недавние истории. И смотри – как бы тебе не пришлось провести это время похуже, чем в работе по переписке для Снегсби.
Мистер Джоблинг хочет прервать мистера Гаппи, но проницательный Смоллуид останавливает его сухим кашлем и словами:
– Ишь ты! Говорит, как пишет, – ни дать ни взять Шекспир!
– Вопрос делится на два пункта, Джоблинг, – продолжает мистер Гаппи. – Это первый. Перехожу ко второму. Ты знаешь Крука, по прозвищу «Канцлер», проживающего на той стороне Канцлерской улицы? Да ну же, Джоблинг, ты, конечно, знаешь Крука, по кличке – «Канцлер», – того, что живет на той стороне Канцлерской улицы, – настаивает мистер Гаппи понукающим тоном следователя, который ведет допрос.
– Я знаю его в лицо, – говорит мистер Джоблинг.
– Знаешь в лицо. Очень хорошо. А ты знаешь старушку Флайт?
– Ее все знают, – отвечает мистер Джоблинг.
– Ее все знают. Оч-чень хорошо. Так вот, с недавнего времени в число моих обязанностей входит выдача этой самой Флайт недельного денежного пособия с вычетом из него недельной квартирной платы, каковую я (согласно полученным мною инструкциям) регулярно вручаю самому Круку в присутствии Флайт. Поэтому мне пришлось завязать знакомство с Круком, и я теперь знаю, какой у него дом и какие привычки. Мне известно, что у него сдается комната. Ты мог бы ее снять задешево и жить в ней под любым именем так же спокойно, как в ста милях от города. Он не будет задавать никаких вопросов и возьмет тебя в квартиранты по одному моему слову – хоть сию секунду, если хочешь. И вот еще что я скажу тебе, Джоблинг, – продолжает мистер Гаппи, внезапно понижая голос и снова переходя на дружеский тон, – это какой-то необыкновенный старикан… вечно роется в кипах каких-то бумаг, всеми силами старается научиться читать и писать, но, кажется, без всякого успеха. Совершенно необычайный старикашка, сэр. Не знаю, пожалуй, стоило бы последить за ним немножко.
– Ты хочешь сказать… – начинает мистер Джоблинг.
– Я хочу сказать, что даже я не могу его раскусить, – объясняет мистер Гаппи, пожимая плечами с подобающей скромностью. – Прошу нашего общего друга Смоллуида дать показание, слышал он или нет, как я говорил, что не могу раскусить Крука?
Мистер Смоллуид дает весьма краткое показание:
– Несколько раз.
– Я кое-что понимаю в своей профессии и кое-что понимаю в жизни, Тони, – говорит мистер Гаппи, – и мне лишь редко не удается раскусить человека в той или иной степени. Но с таким старым чудаком, как он, с таким скрытным, хитрым, замкнутым (хотя трезвым он, кажется, никогда не бывает) я в жизни не встречался. Ну-с, лет ему, должно быть, немало, а близких у него нет ни единой души, и поговаривают, будто он страшно богат; но кто бы он ни был – контрабандист, или скупщик краденого, или беспатентный содержатель ссудной кассы, или ростовщик (а я в разное время подозревал, что он занимается либо тем, либо другим), ты, может статься, сумеешь извлечь кое-какую выгоду для себя, если хорошенько его прощупаешь. Не вижу, почему бы тебе не заняться этим, если все прочие условия подходят.
Мистер Джоблинг, мистер Гаппи и мистер Смоллуид опираются локтями на стол, а подбородками на руки и устремляют глаза в потолок. Немного погодя все они выпивают, медленно откидываются назад, засовывают руки в карманы и переглядываются.
– Если бы только была у меня моя прежняя энергия, Тони! – говорит мистер Гаппи со вздохом. – Но в человеческой душе есть такие струны…
Оборвав эту грустную фразу на половине, мистер Гаппи пьет ром с водой и заканчивает свою речь передачей дела в руки Тони Джоблинга, добавив, что до конца каникул, пока в делах застой, его кошелек «в размере до трех, четырех и даже пяти фунтов, уж коли на то пошло», предоставляется в распоряжение Тони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308
– Даже с большим, – полагает мистер Смоллуид.
– Конечно. Так и живут в высшем свете; а высший свет и бакенбарды всегда были моей слабостью, и мне наплевать, если кто-нибудь об этом знает, – говорит мистер Джоблинг. – Это – возвышенная слабость, будь я проклят, сэр, возвышенная. Ну! – продолжает мистер Джоблинг, с вызывающим видом глотнув еще рома, – что же мне с собой делать, спрошу я вас, как не завербоваться в солдаты?
Мистер Гаппи, решив принять более деятельное участие в разговоре, разъясняет, что именно, по его мнению, можно сделать. Он говорит серьезным и внушительным тоном человека, который еще ничем себя не уронил в жизни – разве что сделался жертвой своих нежных чувств и сердечных горестей.
– Джоблинг, – начинает мистер Гаппи, – я и наш общий друг Смоллуид…
(Мистер Смоллуид скромно вставляет: «Оба джентльмены!», после чего делает глоток.)
– Мы не раз беседовали на эту тему, с тех пор как ты…
– Скажи: получил по шеям! – с горечью восклицает мистер Джоблинг. – Скажи, Гаппи. Ведь ты именно это хотел сказать.
– Нн-е-ет! Бросил службу в Инне, – деликатно подсказывает мистер Смоллуид.
– С тех пор как ты бросил службу в Инне, Джоблинг, – говорит мистер Гаппи, – и я говорил нашему общему другу Смоллуиду об одном проекте, который на днях собирался тебе предложить. Ты знаешь Снегсби, того, что держит писчебумажную лавку?
– Знаю, что есть такой, – отвечает мистер Джоблинг. – Но он не был нашим поставщиком, и я незнаком с ним.
– А с нами он ведет дела, и я с ним знаком, – говорит мистер Гаппи. – Так вот, сэр! На днях мне довелось познакомиться с ним еще короче, так как непредвиденный случай привел меня к нему в дом. Сейчас незачем рассказывать об этом случае. Быть может, он имеет, – а может быть, и нет, – отношение к обстоятельствам, которые, быть может, набросили тень, – а может быть, и нет, – на мое существование.
У мистера Гаппи есть коварная привычка хвастаться своими горестями, соблазняя закадычных друзей завести разговор об упомянутых обстоятельствах, а как только друзья коснутся этой темы, накидываться на них с беспощадной суровостью, напоминая о струнах в человеческой душе; поэтому мистер Джоблинг и мистер Смоллуид обходят западню, сохраняя молчание.
– Все это может быть, а может и не быть, – повторяет мистер Гаппи. – Но не в этом дело. Достаточно тебе знать, что мистер и миссис Снегсби очень охотно сделают мне одолжение и что мистер Снегсби в горячую пору сдает много переписки на сторону. Через его руки проходит вся переписка для Талкингхорна, бывают и другие выгодные заказы. Я уверен, что, если бы нашего общего друга Смоллуида допросили на суде, он подтвердил бы это.
Мистер Смоллуид кивает и, как видно, жаждет, чтобы его привели к присяге.
– Ну-с, джентльмены присяжные, – говорит мистер Гаппи, – то бишь ну, Джоблинг, ты, может быть, скажешь, что это незавидный образ жизни. Согласен. Но это лучше, чем ничего, и лучше, чем солдатчина. Тебе необходимо переждать непогоду. Нужно время, чтобы забылись твои недавние истории. И смотри – как бы тебе не пришлось провести это время похуже, чем в работе по переписке для Снегсби.
Мистер Джоблинг хочет прервать мистера Гаппи, но проницательный Смоллуид останавливает его сухим кашлем и словами:
– Ишь ты! Говорит, как пишет, – ни дать ни взять Шекспир!
– Вопрос делится на два пункта, Джоблинг, – продолжает мистер Гаппи. – Это первый. Перехожу ко второму. Ты знаешь Крука, по прозвищу «Канцлер», проживающего на той стороне Канцлерской улицы? Да ну же, Джоблинг, ты, конечно, знаешь Крука, по кличке – «Канцлер», – того, что живет на той стороне Канцлерской улицы, – настаивает мистер Гаппи понукающим тоном следователя, который ведет допрос.
– Я знаю его в лицо, – говорит мистер Джоблинг.
– Знаешь в лицо. Очень хорошо. А ты знаешь старушку Флайт?
– Ее все знают, – отвечает мистер Джоблинг.
– Ее все знают. Оч-чень хорошо. Так вот, с недавнего времени в число моих обязанностей входит выдача этой самой Флайт недельного денежного пособия с вычетом из него недельной квартирной платы, каковую я (согласно полученным мною инструкциям) регулярно вручаю самому Круку в присутствии Флайт. Поэтому мне пришлось завязать знакомство с Круком, и я теперь знаю, какой у него дом и какие привычки. Мне известно, что у него сдается комната. Ты мог бы ее снять задешево и жить в ней под любым именем так же спокойно, как в ста милях от города. Он не будет задавать никаких вопросов и возьмет тебя в квартиранты по одному моему слову – хоть сию секунду, если хочешь. И вот еще что я скажу тебе, Джоблинг, – продолжает мистер Гаппи, внезапно понижая голос и снова переходя на дружеский тон, – это какой-то необыкновенный старикан… вечно роется в кипах каких-то бумаг, всеми силами старается научиться читать и писать, но, кажется, без всякого успеха. Совершенно необычайный старикашка, сэр. Не знаю, пожалуй, стоило бы последить за ним немножко.
– Ты хочешь сказать… – начинает мистер Джоблинг.
– Я хочу сказать, что даже я не могу его раскусить, – объясняет мистер Гаппи, пожимая плечами с подобающей скромностью. – Прошу нашего общего друга Смоллуида дать показание, слышал он или нет, как я говорил, что не могу раскусить Крука?
Мистер Смоллуид дает весьма краткое показание:
– Несколько раз.
– Я кое-что понимаю в своей профессии и кое-что понимаю в жизни, Тони, – говорит мистер Гаппи, – и мне лишь редко не удается раскусить человека в той или иной степени. Но с таким старым чудаком, как он, с таким скрытным, хитрым, замкнутым (хотя трезвым он, кажется, никогда не бывает) я в жизни не встречался. Ну-с, лет ему, должно быть, немало, а близких у него нет ни единой души, и поговаривают, будто он страшно богат; но кто бы он ни был – контрабандист, или скупщик краденого, или беспатентный содержатель ссудной кассы, или ростовщик (а я в разное время подозревал, что он занимается либо тем, либо другим), ты, может статься, сумеешь извлечь кое-какую выгоду для себя, если хорошенько его прощупаешь. Не вижу, почему бы тебе не заняться этим, если все прочие условия подходят.
Мистер Джоблинг, мистер Гаппи и мистер Смоллуид опираются локтями на стол, а подбородками на руки и устремляют глаза в потолок. Немного погодя все они выпивают, медленно откидываются назад, засовывают руки в карманы и переглядываются.
– Если бы только была у меня моя прежняя энергия, Тони! – говорит мистер Гаппи со вздохом. – Но в человеческой душе есть такие струны…
Оборвав эту грустную фразу на половине, мистер Гаппи пьет ром с водой и заканчивает свою речь передачей дела в руки Тони Джоблинга, добавив, что до конца каникул, пока в делах застой, его кошелек «в размере до трех, четырех и даже пяти фунтов, уж коли на то пошло», предоставляется в распоряжение Тони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308