Джонсон стоял, зажатый между двумя телохранителями, у противоположной стороны гроба. Поэтому майор Конверс взял факел у Теда и затушил его. Краткая церемония подошла к концу.
Закончилось вообще все: отпевание покойника, государственные похороны, вся эта удивительная церемония, столь гармоничная, сочетавшая в себе мистику Старого Света и американские традиции, весь этот причудливый парад мундиров и облачений, судей и агентов секретной службы, принцев и прелатов и безымянных граждан, влившихся по велению своих сердец в ряды похоронной процессии и вместе с нею устремившихся через мост на кладбище.
По возвращении с Арлингтонского кладбища Жаклин Кеннеди определила себе двухнедельный срок для переезда из Белого дома. В находившейся возле бассейна президента комнате для подарков слуги Джо Джордано и Бутси Миллер принялись упаковывать в большие картонные коробки картины, грампластинки и вынутые из четырех больших шкафов различные бумаги и памятные вещи. Наверху слуга Вест упаковывал книги, а камердинер Джордж Томас — одежду. Около сорока советников президента собралось в столовой для сотрудников аппарата Белого дома и размышляли о своей дальнейшей судьбе. «Мафия» совещалась в кабинете Лэрри О’Брайена.
Врач Беркли вторично вручил Уолтеру Дженкинсу свое заявление об отставке, Пьер Сэлинджер выполнял обязанности помощника президента по связи с прессой при двух правительствах, а Тед Клифтон поверял самые сокровенные военные тайны Соединенных Штатов не имевшим соответствующих допусков к секретной документации техасцам и к тому же совершенно ему не известным. Находившийся с ним рядом полковник Джексон поручился за этих людей как за самых доверенных лиц Джонсона. В западном крыле Белого дома Тед Соренсен, усевшись в свое кожаное кресло с высокой спинкой, приступил к чтению написанного Гэлбрайтом проекта речи нового президента на совместном заседании обеих палат конгресса. Прочитав ее, Тед отложил текст в сторону и принялся за другой проект выступления. После чтения обоих проектов он решил писать все заново.
Соренсен писал:
«Господин спикер, господин председатель, члены палаты представителей и сената, мои сограждане!
Я охотно отдал бы все самое мне дорогое, чтобы не быть здесь сегодня.
… Нет слов достаточно печальных, чтобы выразить владеющее нами горестное чувство утраты. Нет слов достаточно сильных, чтобы выразить решимость продолжать начатое им дело. Джон Фитцжеральд Кеннеди продолжает жить среди нас в своих словах и деяниях».
Соренсен написал семь страниц, набросав вчерне речь нового президента, с которой тот выступил два дня спустя в конгрессе. В этой речи содержался призыв Джонсона к конгрессу без промедления принять предложенные Кеннеди законопроекты о гражданских правах и сокращении налогов.
Пока Соренсен работал над текстом речи, семья Кеннеди была занята в приемных покоях Белого дома, где Энджи Дьюк провел заморских гостей к накрытым столам в парадном зале и президентской столовой.
Вряд ли какой-либо другой женщине удалось бы так быстро подготовиться для правительственного приема, как это сделала Жаклин. Не успел зять покойного президента Питер Лоуфорд войти в Западную гостиную, чтобы переговорить с Эвелин и тещей, как Жаклин, сняв траурную вуаль и черный берет, слегка поправила свою простую прическу и была готова к встрече гостей.
Начальник протокола был обеспокоен. Он считал, что Жаклин, когда она спустится к гостям, следует уделять равное внимание всем высокопоставленным лицам. Но Дьюк не мог понять, чего хочет Жаклин Кеннеди — приветствовать ли гостей, стоя в шеренге встречающих, или просто находиться среди них? Жаклин посмотрела вопросительным взглядом на супруга английской королевы герцога Эдинбургского.
Тот не замедлил откликнуться!
— Я бы посоветовал вам принять гостей, стоя у входа в зал. Это быстрее и лучше.
Большинство людей, собравшихся около столов с закусками, были удивлены, узнав, что вдова сошла вниз. Это превзошло все их ожидания, и выражение их лиц и стремление по возможности щадить ее чувства красноречиво свидетельствовали об их признательности.
Принц Филипп оказался прав: предложенная им процедура все очень ускорила. Задержки возникали лишь, когда сама Жаклин, желая сказать какие-то особые слова тому или иному посетителю, останавливала движение вереницы гостей. Стоя под ослепительным светом бронзовой люстры в Красной гостиной в окружении Тедди Кеннеди, Энджи Дьюка и Годфри Макхью, Жаклин еле слышным голосом приветствовала гостей, пожимала их руки и обменивалась с ними несколькими фразами.
Едва ли Людвиг Эрхард мог забыть о том, что в этот вечер ему предстояло быть гостем Джона Кеннеди, однако он был потрясен, когда Жаклин прошептала ему!
— Знаете, ведь именно сегодня мы с вами должны были встретиться за обедом. Я просила, чтобы к обеду подали немецкое вино и велела оркестру играть немецкую музыку. В эти минуты мы уже переодевались бы к обеду.
Затем Жаклин словно в тумане видела, как к ней подошла греческая королева, с протянутыми руками и выражением сочувствия на лице. А где-то дальше Жаклин Кеннеди совершенно отчетливо увидела приближающуюся фигуру первого заместителя председателя Совета Министров СССР Анастаса Микояна. Он выглядел искренне огорченным. Жаклин протянула ему руку и, отвечая на ее рукопожатие, Микоян, казалось, еще более расстроился. После приема в Белом доме де Голль обедал во французском посольстве на Колорама-Роуд с послом Альфаном и его супругой. А в это время президент Джонсон в зале приемов государственного департамента при свете свечей пожимал руки гостям. Он находился там с пяти часов вечера, его ожидало еще 220 человек, и поскольку ему впервые предоставлялась возможность в качестве главы государства проявить свою внушительную манеру и умение лично убеждать каждого — снискавшие ему такое влияние в сенате, — все это, разумеется, должно было занять немало времени. Де Голль был знаком с Джонсоном. Они познакомились в Париже 30 месяцев назад. Тогда генерал холодно оборвал тираду Джонсона вопросом:
— Чему вы приехали учиться?
Сейчас он передал Джонсону, что президенту Франции не подобает стоять в очереди. Он решил пообедать, принять ванну, переодеться и лишь после этого в сопровождении своих телохранителей пожаловать на прием.
Первого заместителя председателя Совета Министров СССР А. Микояна Джонсон принял без улыбки, кратко пожал ему руку и затем стал позировать для фотографов. Их встреча, длившаяся ровно тридцать пять секунд, оказалась самой короткой из всех 220 бесед. Как ни странно, но и советский гость, видимо, не испытывал никакого желания продлить эту встречу, и на его лице также не было улыбки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
Закончилось вообще все: отпевание покойника, государственные похороны, вся эта удивительная церемония, столь гармоничная, сочетавшая в себе мистику Старого Света и американские традиции, весь этот причудливый парад мундиров и облачений, судей и агентов секретной службы, принцев и прелатов и безымянных граждан, влившихся по велению своих сердец в ряды похоронной процессии и вместе с нею устремившихся через мост на кладбище.
По возвращении с Арлингтонского кладбища Жаклин Кеннеди определила себе двухнедельный срок для переезда из Белого дома. В находившейся возле бассейна президента комнате для подарков слуги Джо Джордано и Бутси Миллер принялись упаковывать в большие картонные коробки картины, грампластинки и вынутые из четырех больших шкафов различные бумаги и памятные вещи. Наверху слуга Вест упаковывал книги, а камердинер Джордж Томас — одежду. Около сорока советников президента собралось в столовой для сотрудников аппарата Белого дома и размышляли о своей дальнейшей судьбе. «Мафия» совещалась в кабинете Лэрри О’Брайена.
Врач Беркли вторично вручил Уолтеру Дженкинсу свое заявление об отставке, Пьер Сэлинджер выполнял обязанности помощника президента по связи с прессой при двух правительствах, а Тед Клифтон поверял самые сокровенные военные тайны Соединенных Штатов не имевшим соответствующих допусков к секретной документации техасцам и к тому же совершенно ему не известным. Находившийся с ним рядом полковник Джексон поручился за этих людей как за самых доверенных лиц Джонсона. В западном крыле Белого дома Тед Соренсен, усевшись в свое кожаное кресло с высокой спинкой, приступил к чтению написанного Гэлбрайтом проекта речи нового президента на совместном заседании обеих палат конгресса. Прочитав ее, Тед отложил текст в сторону и принялся за другой проект выступления. После чтения обоих проектов он решил писать все заново.
Соренсен писал:
«Господин спикер, господин председатель, члены палаты представителей и сената, мои сограждане!
Я охотно отдал бы все самое мне дорогое, чтобы не быть здесь сегодня.
… Нет слов достаточно печальных, чтобы выразить владеющее нами горестное чувство утраты. Нет слов достаточно сильных, чтобы выразить решимость продолжать начатое им дело. Джон Фитцжеральд Кеннеди продолжает жить среди нас в своих словах и деяниях».
Соренсен написал семь страниц, набросав вчерне речь нового президента, с которой тот выступил два дня спустя в конгрессе. В этой речи содержался призыв Джонсона к конгрессу без промедления принять предложенные Кеннеди законопроекты о гражданских правах и сокращении налогов.
Пока Соренсен работал над текстом речи, семья Кеннеди была занята в приемных покоях Белого дома, где Энджи Дьюк провел заморских гостей к накрытым столам в парадном зале и президентской столовой.
Вряд ли какой-либо другой женщине удалось бы так быстро подготовиться для правительственного приема, как это сделала Жаклин. Не успел зять покойного президента Питер Лоуфорд войти в Западную гостиную, чтобы переговорить с Эвелин и тещей, как Жаклин, сняв траурную вуаль и черный берет, слегка поправила свою простую прическу и была готова к встрече гостей.
Начальник протокола был обеспокоен. Он считал, что Жаклин, когда она спустится к гостям, следует уделять равное внимание всем высокопоставленным лицам. Но Дьюк не мог понять, чего хочет Жаклин Кеннеди — приветствовать ли гостей, стоя в шеренге встречающих, или просто находиться среди них? Жаклин посмотрела вопросительным взглядом на супруга английской королевы герцога Эдинбургского.
Тот не замедлил откликнуться!
— Я бы посоветовал вам принять гостей, стоя у входа в зал. Это быстрее и лучше.
Большинство людей, собравшихся около столов с закусками, были удивлены, узнав, что вдова сошла вниз. Это превзошло все их ожидания, и выражение их лиц и стремление по возможности щадить ее чувства красноречиво свидетельствовали об их признательности.
Принц Филипп оказался прав: предложенная им процедура все очень ускорила. Задержки возникали лишь, когда сама Жаклин, желая сказать какие-то особые слова тому или иному посетителю, останавливала движение вереницы гостей. Стоя под ослепительным светом бронзовой люстры в Красной гостиной в окружении Тедди Кеннеди, Энджи Дьюка и Годфри Макхью, Жаклин еле слышным голосом приветствовала гостей, пожимала их руки и обменивалась с ними несколькими фразами.
Едва ли Людвиг Эрхард мог забыть о том, что в этот вечер ему предстояло быть гостем Джона Кеннеди, однако он был потрясен, когда Жаклин прошептала ему!
— Знаете, ведь именно сегодня мы с вами должны были встретиться за обедом. Я просила, чтобы к обеду подали немецкое вино и велела оркестру играть немецкую музыку. В эти минуты мы уже переодевались бы к обеду.
Затем Жаклин словно в тумане видела, как к ней подошла греческая королева, с протянутыми руками и выражением сочувствия на лице. А где-то дальше Жаклин Кеннеди совершенно отчетливо увидела приближающуюся фигуру первого заместителя председателя Совета Министров СССР Анастаса Микояна. Он выглядел искренне огорченным. Жаклин протянула ему руку и, отвечая на ее рукопожатие, Микоян, казалось, еще более расстроился. После приема в Белом доме де Голль обедал во французском посольстве на Колорама-Роуд с послом Альфаном и его супругой. А в это время президент Джонсон в зале приемов государственного департамента при свете свечей пожимал руки гостям. Он находился там с пяти часов вечера, его ожидало еще 220 человек, и поскольку ему впервые предоставлялась возможность в качестве главы государства проявить свою внушительную манеру и умение лично убеждать каждого — снискавшие ему такое влияние в сенате, — все это, разумеется, должно было занять немало времени. Де Голль был знаком с Джонсоном. Они познакомились в Париже 30 месяцев назад. Тогда генерал холодно оборвал тираду Джонсона вопросом:
— Чему вы приехали учиться?
Сейчас он передал Джонсону, что президенту Франции не подобает стоять в очереди. Он решил пообедать, принять ванну, переодеться и лишь после этого в сопровождении своих телохранителей пожаловать на прием.
Первого заместителя председателя Совета Министров СССР А. Микояна Джонсон принял без улыбки, кратко пожал ему руку и затем стал позировать для фотографов. Их встреча, длившаяся ровно тридцать пять секунд, оказалась самой короткой из всех 220 бесед. Как ни странно, но и советский гость, видимо, не испытывал никакого желания продлить эту встречу, и на его лице также не было улыбки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171