Она сочла эти переговоры за ее спиной унизительными. Покинув больницу, Джейн все с большей неприязнью относилась к бестактности врачей, их отвратительной манере держать себя с пациентами как с животными, не требующими приличного обхождения.
Наконец появился Крук. Он торопился: его ждали в больнице, и он не должен был опаздывать. Врач сообщил Джейн, что оставляет ее на попечение Сары Кэлхоун, предоставляя последней полную свободу действий. Джейн сначала решила обидеться, но знакомство с Сарой Кэлхоун развеяло ее дурное настроение.
У Сары были волосы истинной ирландки: рыжая шевелюра, кудрявая, как у барана, которому сделали укладку с помощью круглой щетки. Лоб и щеки женщины покрывали веснушки, и Джейн удивилась, что Сара не поступала подобно остальным калифорнийкам, которые давно бы уже избавились от них с помощью шлифовки кожи. Мелкие морщинки в уголках глаз, так называемые гусиные лапки, тоже выглядели странно в краю, где благодаря чудесам пластической хирургии женщины выглядят двадцатипятилетними до наступления климакса, по крайней мере до своего полувекового юбилея уж точно. Сара же словно напоказ выставляла свой возраст, с безразличием, в котором был вызов. Джейн дала бы ей лет сорок. Крупная, с молочно-белой кожей и проницательным взглядом, Сара была в рубахе лесоруба в черно-красную клетку и вылинявших джинсах. Мускулистые руки женщины слегка вспухали при каждом движении. Единственным кокетством Сары Кэлхоун был исходивший от нее аромат дорогих французских духов, которыми она пользовалась, разделяя расхожее мнение о том, что у всех рыжих женщин есть особый запах, считающийся неприятным.
Джейн, устроившись в кресле, обтянутом красной кожей, обозревала вид, который открывался из окна приемной офиса. Через пуленепробиваемое стекло немое оживление пляжа чем-то напоминало фильм при отключенном звуке.
— Крук сказал, вы занимаетесь вопросами безопасности, — нарушила молчание Джейн. — Что под этим подразумевается? Вы телохранитель?
Сара улыбнулась.
— Не только, — ответила она. — Люди часто испытывают тревогу, и наша фирма пытается удовлетворить желания тех, кто хочет ощущать себя в безопасности. И спрос на спокойствие в последние годы возрастает. Вам, должно быть, известно, что множество людей не выходят из дома без того, чтобы не заковать себя в броню с головы до ног. Раньше подобная публика удовлетворялась бронежилетами, но теперь им этого мало. Отныне клиент хочет, чтобы каждая клеточка его тела стала недоступной для пуль, даже если это заставляет его исходить кровавым потом. Эпидемия безумия. Жизнь в постоянном ожидании катастрофы. Единственная истинная религия значительного числа калифорнийцев — паранойя.
Она замолчала, чтобы зажечь сигариллу.
— Хуже всего с людьми, которые однажды стали жертвой агрессии или ограбления, — продолжила Сара. — Они готовы жить затворниками, стать добровольными пленниками одиночной камеры, которую сами для себя возводят. Сейчас, например, у нас появилось множество клиентов, которые требуют постоянного прослушивания.
— Прослушивания?
— Да, именно так. Мы снабжаем их высокочувствительными микрофонами, позволяющими нам прослушивать все, что с ними происходит, и представитель фирмы круглые сутки отслеживает разговоры клиента, разумеется, с его полного согласия. Предварительно мы заключаем с ним договор, который закрепляется его подписью.
— Но зачем все это?
— Фобия преследования. Все эти люди хотят, чтобы мы пришли им на помощь в любой момент. Наше незримое присутствие вселяет в них уверенность. Часто они разговаривают с нами через микрофон так, словно мы находимся в одной комнате. Нередко пускаются в откровения, «выговариваются», используя нас в роли конфидентов, рассказывают нам о своей жизни. Можно подумать, что это им нравится — становиться прозрачными, не сохраняя ничего интимного, тайного. Некоторые носят микрофончик на шее, как подвеску, чтобы мы могли по звукам знать обо всех их перемещениях, о пребывании, например, на деловом обеде.
— Бред какой-то, — в недоумении пробормотала Джейн. — И они никогда не отключают звук? Даже в постели с девицей?
— Конечно, нет. Особенно в постели. На этом пункте клиенты особенно зациклены. Иногда, чтобы проверить, внимательно ли мы за ними следим, они просят нас повторить то, что произнесли в микрофон. Они и не думают шутить. Я часто говорила, что постоянное прослушивание становится иногда неуместным и для них будет более приемлемым иметь возможность в любой момент отключить звук. Но они всегда отказываются.
Сара встала.
— Пойдемте, — предложила она. — Я хочу показать вам наш зал, где происходит прослушивание, там вы сможете лучше понять, о чем я говорю.
Она открыла тяжелую дверь. Женщины прошли в огромное помещение, разделенное на множество отсеков и напоминающее лингафонный кабинет или зал торговой службы приема заказов по телефону. Внутри каждого отсека сидела девушка-оператор в шлеме, которая с мрачным видом следила за крутящимися бобинами большого магнитофона.
— Так операторы по минутам следят за жизнью клиентов, — объяснила Сара. — В конце каждого дня пленка стирается, но некоторые клиенты требуют, чтобы им доставляли пленку с курьером.
— Из соображений безопасности или просто дань фетишизму?
— Большинство из них обычные коллекционеры. Они архивируют отдельные моменты своей жизни и в хронологическом порядке хранят их на полке. Я думаю, так у них создается впечатление, что их существование обретает наибольшую полноту. Это еще один способ сохранить прошлое, ничего не потеряв в потоке жизни. Иногда они берут ту или иную кассету и вновь переживают какой-нибудь важный разговор, записанную вечеринку. Странно, но они редко выбирают для этого какие-либо знаменательные события. Нет, это скорее то, что называют приятными моментами: званый ужин с друзьями, шутки, доверительный разговор у камина, телефонный разговор с любимым человеком.
— Они создают склад воспоминаний, — заметила Джейн. — Если однажды они потеряют память, им будет достаточно прослушать пленки, чтобы вспомнить о себе все.
— Сожалеете, что в вашем распоряжении не оказалось ничего подобного?
— Нет, — ответила Джейн. — Каким бы странным вам это ни показалось, я вовсе не стремлюсь узнать, кем была. Знаю, что мое нежелание узнать о прошлом настраивает против меня многих: в больнице соседки по палате считали меня чудовищем. Однако, повторяю, я не испытываю ни малейшего интереса к тому, что происходило со мной до несчастного случая. Пусть мне дадут возможность начать с нуля, с самого начала. Я мечтаю лишь о том, чтобы меня оставили в покое, перестали преследовать. Я прекрасно осознаю, что мне дан редкий шанс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Наконец появился Крук. Он торопился: его ждали в больнице, и он не должен был опаздывать. Врач сообщил Джейн, что оставляет ее на попечение Сары Кэлхоун, предоставляя последней полную свободу действий. Джейн сначала решила обидеться, но знакомство с Сарой Кэлхоун развеяло ее дурное настроение.
У Сары были волосы истинной ирландки: рыжая шевелюра, кудрявая, как у барана, которому сделали укладку с помощью круглой щетки. Лоб и щеки женщины покрывали веснушки, и Джейн удивилась, что Сара не поступала подобно остальным калифорнийкам, которые давно бы уже избавились от них с помощью шлифовки кожи. Мелкие морщинки в уголках глаз, так называемые гусиные лапки, тоже выглядели странно в краю, где благодаря чудесам пластической хирургии женщины выглядят двадцатипятилетними до наступления климакса, по крайней мере до своего полувекового юбилея уж точно. Сара же словно напоказ выставляла свой возраст, с безразличием, в котором был вызов. Джейн дала бы ей лет сорок. Крупная, с молочно-белой кожей и проницательным взглядом, Сара была в рубахе лесоруба в черно-красную клетку и вылинявших джинсах. Мускулистые руки женщины слегка вспухали при каждом движении. Единственным кокетством Сары Кэлхоун был исходивший от нее аромат дорогих французских духов, которыми она пользовалась, разделяя расхожее мнение о том, что у всех рыжих женщин есть особый запах, считающийся неприятным.
Джейн, устроившись в кресле, обтянутом красной кожей, обозревала вид, который открывался из окна приемной офиса. Через пуленепробиваемое стекло немое оживление пляжа чем-то напоминало фильм при отключенном звуке.
— Крук сказал, вы занимаетесь вопросами безопасности, — нарушила молчание Джейн. — Что под этим подразумевается? Вы телохранитель?
Сара улыбнулась.
— Не только, — ответила она. — Люди часто испытывают тревогу, и наша фирма пытается удовлетворить желания тех, кто хочет ощущать себя в безопасности. И спрос на спокойствие в последние годы возрастает. Вам, должно быть, известно, что множество людей не выходят из дома без того, чтобы не заковать себя в броню с головы до ног. Раньше подобная публика удовлетворялась бронежилетами, но теперь им этого мало. Отныне клиент хочет, чтобы каждая клеточка его тела стала недоступной для пуль, даже если это заставляет его исходить кровавым потом. Эпидемия безумия. Жизнь в постоянном ожидании катастрофы. Единственная истинная религия значительного числа калифорнийцев — паранойя.
Она замолчала, чтобы зажечь сигариллу.
— Хуже всего с людьми, которые однажды стали жертвой агрессии или ограбления, — продолжила Сара. — Они готовы жить затворниками, стать добровольными пленниками одиночной камеры, которую сами для себя возводят. Сейчас, например, у нас появилось множество клиентов, которые требуют постоянного прослушивания.
— Прослушивания?
— Да, именно так. Мы снабжаем их высокочувствительными микрофонами, позволяющими нам прослушивать все, что с ними происходит, и представитель фирмы круглые сутки отслеживает разговоры клиента, разумеется, с его полного согласия. Предварительно мы заключаем с ним договор, который закрепляется его подписью.
— Но зачем все это?
— Фобия преследования. Все эти люди хотят, чтобы мы пришли им на помощь в любой момент. Наше незримое присутствие вселяет в них уверенность. Часто они разговаривают с нами через микрофон так, словно мы находимся в одной комнате. Нередко пускаются в откровения, «выговариваются», используя нас в роли конфидентов, рассказывают нам о своей жизни. Можно подумать, что это им нравится — становиться прозрачными, не сохраняя ничего интимного, тайного. Некоторые носят микрофончик на шее, как подвеску, чтобы мы могли по звукам знать обо всех их перемещениях, о пребывании, например, на деловом обеде.
— Бред какой-то, — в недоумении пробормотала Джейн. — И они никогда не отключают звук? Даже в постели с девицей?
— Конечно, нет. Особенно в постели. На этом пункте клиенты особенно зациклены. Иногда, чтобы проверить, внимательно ли мы за ними следим, они просят нас повторить то, что произнесли в микрофон. Они и не думают шутить. Я часто говорила, что постоянное прослушивание становится иногда неуместным и для них будет более приемлемым иметь возможность в любой момент отключить звук. Но они всегда отказываются.
Сара встала.
— Пойдемте, — предложила она. — Я хочу показать вам наш зал, где происходит прослушивание, там вы сможете лучше понять, о чем я говорю.
Она открыла тяжелую дверь. Женщины прошли в огромное помещение, разделенное на множество отсеков и напоминающее лингафонный кабинет или зал торговой службы приема заказов по телефону. Внутри каждого отсека сидела девушка-оператор в шлеме, которая с мрачным видом следила за крутящимися бобинами большого магнитофона.
— Так операторы по минутам следят за жизнью клиентов, — объяснила Сара. — В конце каждого дня пленка стирается, но некоторые клиенты требуют, чтобы им доставляли пленку с курьером.
— Из соображений безопасности или просто дань фетишизму?
— Большинство из них обычные коллекционеры. Они архивируют отдельные моменты своей жизни и в хронологическом порядке хранят их на полке. Я думаю, так у них создается впечатление, что их существование обретает наибольшую полноту. Это еще один способ сохранить прошлое, ничего не потеряв в потоке жизни. Иногда они берут ту или иную кассету и вновь переживают какой-нибудь важный разговор, записанную вечеринку. Странно, но они редко выбирают для этого какие-либо знаменательные события. Нет, это скорее то, что называют приятными моментами: званый ужин с друзьями, шутки, доверительный разговор у камина, телефонный разговор с любимым человеком.
— Они создают склад воспоминаний, — заметила Джейн. — Если однажды они потеряют память, им будет достаточно прослушать пленки, чтобы вспомнить о себе все.
— Сожалеете, что в вашем распоряжении не оказалось ничего подобного?
— Нет, — ответила Джейн. — Каким бы странным вам это ни показалось, я вовсе не стремлюсь узнать, кем была. Знаю, что мое нежелание узнать о прошлом настраивает против меня многих: в больнице соседки по палате считали меня чудовищем. Однако, повторяю, я не испытываю ни малейшего интереса к тому, что происходило со мной до несчастного случая. Пусть мне дадут возможность начать с нуля, с самого начала. Я мечтаю лишь о том, чтобы меня оставили в покое, перестали преследовать. Я прекрасно осознаю, что мне дан редкий шанс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90