Уилл сидел рядом, скрестив ноги по-турецки, и смотрел. Потом покопался в шкатулке, отыскал другую пару ножниц и тоже начал что-то вырезать из остатков погибшей безрукавки.
— Что-нибудь хочешь сшить, Уилл?
— Мальчики не шьют, — ответил он, один в один копируя папин голос, что мне пришлось прикусить губу, чтобы не засмеяться.
Он выкроил из чёрного бархата длинную полосу, сужающуюся посередине, как песочные часы.
— Что это ты делаешь? Ей будет не по размеру.
— Это не для феечки. Это для тебя, — сказал Уилл и быстро завязал мне лентой глаза, пристроив узкую часть на переносице и затянув узел на затылке. — Ты тоже отправишься на бал-маскарад, Золушка.
— А кем будешь ты? Феей-крёстной?
Я старалась делать вид, будто мы все ещё дурачимся, хотя сердце у меня гулко колотилось. Я уже предвидела, что произойдёт дальше.
Дорогой К. Г.!
Вам когда-нибудь бывает страшно?
Вы в детстве играли в страшные игры, по-настоящему страшные?
В Вашей книжке «Полночь» есть одна страничка, она меня буквально преследует. На первый взгляд это абсолютно чёрная иллюстрация, местами глянцевая, местами матовая. Но когда присмотришься, замечаешь глаза, сверкающие в темноте, янтарные, оранжевые, зеленые, а если смотреть очень внимательно, можно разглядеть причудливые извивающиеся фигуры. То ли это корявые дряхлые деревья, то ли какие-то существа, которые только и ждут, чтобы на тебя наброситься.
У меня каждый раз сердце колотится, когда смотрю на эту страничку.
С любовью,
Фиалка
Из книги Каспера Грёзы «Цветочные феи»
Фея Фиалка
Крошечная фея, очень застенчивая,
голубовато-сиреневая. На неё легко наступить, не заметив.
ГЛАВА 2
М ы с Уиллом много лет подряд играли «в маски». Это началось, когда мы были ещё совсем маленькими. Уиллу тогда было, наверное, шесть, мне — четыре. Папа заставил нас пойти на рождественский праздник в клуб полицейских. Мы оба терпеть не могли детские утренники. Уиллу совсем не хотелось гонять мяч и драться с другими мальчишками. А мне застенчивость мешала хвастаться нарядными платьями и танцевать диско с девочками. Нам обоим ужасно не нравился клоун с его дурацкими фокусами. Уилл просто скучал, а я пугалась: я ведь была совсем малявка. Правда, я любила старомодные игры, которые начинались после того, как все наедятся булочек с сосисками, чипсов и мороженого. Особенно мне нравилась «Морская фигура, замри», хоть я и была одной из самых младших, играла я хорошо, а в «Передай свёрток» даже получила призовую розовую щётку для волос, расчёску и набор заколок.
Зато ужасно не понравились жмурки. Особенно когда здоровенный полицейский дядя завязывал мне глаза так крепко, что невозможно было даже моргнуть. Не нравилось, что меня начинали раскручивать в этой внезапной темноте. Было очень противно ковылять, спотыкаясь, вслепую протягивая руки, пока другие дети с хохотом носятся вокруг.
Я бросалась то в одну, то в другую сторону и каждый раз ловила руками воздух. Какой-то мальчишка начал тыкать меня в спину и пытался поставить подножку. Я попробовала стащить маску, но мужской голос сказал: «Чур, не подглядывать!» — и кто-то отвёл мои руки от лица.
Мне показалось, что я навсегда останусь в этой страшной крутящейся тьме. Я заплакала. И вдруг почувствовала, как мою руку схватили другие руки, худенькие, но сильные.
— Ты меня поймала! — объявил Уилл. — Теперь я буду водить.
Он встал прямо передо мной и нарочно дал себя поймать. Но тогда я этого не понимала. Какая же я была неблагодарная! Кто-то из девчонок предложил мне пойти в уголок и поиграть в парикмахера, ведь теперь у меня были новая щётка, расчёска и заколки. Она была старше меня на год, очень хорошенькая, с длинными белокурыми вьющимися волосами. Я возгордилась, что она захотела со мной играть.
Я расчесала её длинные локоны, а потом аккуратно прикрепила все свои заколки, одну за другой. Они то и дело сползали, но я упорно трудилась и пыхтела, пока не закрепила их идеально ровно. Кудрявая девочка, очень довольная, пробежалась по ним пальцами.
— А теперь твоя очередь быть парикмахером, — сказала я.
Но она не захотела меняться ролями. Провела разок расчёской по моим густым чёрным волосам и тут же заявила, что они слишком спутались.
Я посоветовала сначала расчесать их щёткой, но она решила, что это слишком тяжкий труд. Потыкала щёткой в мою гриву и сказала, что у неё разболелась рука.
— И вообще мне надоело играть с тобой, — объявила она и ушла.
Я испугалась и побежала за ней.
— Нет-нет, я теперь пойду играть со взрослыми девочками. А ты ещё маленькая, — сказала она, отталкивая меня.
— А как же мои заколки?
— Были ваши — стали наши! — ответила она и убежала.
Я завертела головой, отыскивая Уилла. Игра в жмурки закончилась. Он стоял в одиночестве и хмурился.
— Эй, Уилл, — позвала я со страхом. — Мне не нравится та девочка с кудряшками. Она украла мои заколки. Забери их у неё, пожалуйста!
— Ты сама их ей отдала, — сказал Уилл.
— Нет, не отдавала!
— Нет, отдала. Я видел. Когда ты пошла с ней играть.
— Я не хотела, — солгала я. — Она меня заставила. Я лучше буду играть с тобой, Уилл.
— А я не хочу с тобой играть, — сказал Уилл.
И ушёл. Я осталась совсем одна.
На обратном пути в машине он со мной не разговаривал. Не сказал ни слова, пока мы укладывались спать. Когда мы уже лежали в кроватях, я позвала его, но он не ответил. Ночью я пробралась в его комнату и только собралась забраться к нему в постель, как он спихнул меня на пол. Я заплакала и упрашивала его помириться, но он не захотел.
Это продолжалось много дней.
— Уилл, поиграй со мной, пожалуйста, — взмолилась я однажды.
Он посмотрел на меня. Его зеленые глаза сверкнули.
— Тебе очень хочется со мной поиграть, да?
— Да. Сам знаешь.
— В любую игру, какую я захочу?
— Конечно. Выбирай.
— Тогда я выбираю жмурки.
Я попалась. То, что задумал Уилл, оказалось куда страшнее игры на утреннике. Мне всегда доставалось водить. Брат заставлял меня бесконечно долго тыкаться вслепую во все стороны, прежде чем позволял себя поймать. Но это ещё был не конец, а только начало. Он даже не разрешил мне снять маску. Снова меня крутанул, а затем долго-долго водил по комнатам, лестницам и коридорам, после чего останавливался, а я должна была угадывать, где мы находимся.
— Прекрати! Ты же знаешь, Фиалка, её нельзя снимать.
— Мы уже переросли эту глупую игру, Уилл, — молила я.
— Значит, можно чуть-чуть усложнить правила, — сказал Уилл.
— Мне надоело играть.
— Глупости, тебе всегда хочется со мной играть.
— Только не в жмурки!
— Это же наша любимая игра. Не забывай, Фиалка, сегодня я — за главного. Ты должна меня слушаться.
— Ага, как будто ты мой хозяин, а я твоя рабыня! — возмутилась я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Что-нибудь хочешь сшить, Уилл?
— Мальчики не шьют, — ответил он, один в один копируя папин голос, что мне пришлось прикусить губу, чтобы не засмеяться.
Он выкроил из чёрного бархата длинную полосу, сужающуюся посередине, как песочные часы.
— Что это ты делаешь? Ей будет не по размеру.
— Это не для феечки. Это для тебя, — сказал Уилл и быстро завязал мне лентой глаза, пристроив узкую часть на переносице и затянув узел на затылке. — Ты тоже отправишься на бал-маскарад, Золушка.
— А кем будешь ты? Феей-крёстной?
Я старалась делать вид, будто мы все ещё дурачимся, хотя сердце у меня гулко колотилось. Я уже предвидела, что произойдёт дальше.
Дорогой К. Г.!
Вам когда-нибудь бывает страшно?
Вы в детстве играли в страшные игры, по-настоящему страшные?
В Вашей книжке «Полночь» есть одна страничка, она меня буквально преследует. На первый взгляд это абсолютно чёрная иллюстрация, местами глянцевая, местами матовая. Но когда присмотришься, замечаешь глаза, сверкающие в темноте, янтарные, оранжевые, зеленые, а если смотреть очень внимательно, можно разглядеть причудливые извивающиеся фигуры. То ли это корявые дряхлые деревья, то ли какие-то существа, которые только и ждут, чтобы на тебя наброситься.
У меня каждый раз сердце колотится, когда смотрю на эту страничку.
С любовью,
Фиалка
Из книги Каспера Грёзы «Цветочные феи»
Фея Фиалка
Крошечная фея, очень застенчивая,
голубовато-сиреневая. На неё легко наступить, не заметив.
ГЛАВА 2
М ы с Уиллом много лет подряд играли «в маски». Это началось, когда мы были ещё совсем маленькими. Уиллу тогда было, наверное, шесть, мне — четыре. Папа заставил нас пойти на рождественский праздник в клуб полицейских. Мы оба терпеть не могли детские утренники. Уиллу совсем не хотелось гонять мяч и драться с другими мальчишками. А мне застенчивость мешала хвастаться нарядными платьями и танцевать диско с девочками. Нам обоим ужасно не нравился клоун с его дурацкими фокусами. Уилл просто скучал, а я пугалась: я ведь была совсем малявка. Правда, я любила старомодные игры, которые начинались после того, как все наедятся булочек с сосисками, чипсов и мороженого. Особенно мне нравилась «Морская фигура, замри», хоть я и была одной из самых младших, играла я хорошо, а в «Передай свёрток» даже получила призовую розовую щётку для волос, расчёску и набор заколок.
Зато ужасно не понравились жмурки. Особенно когда здоровенный полицейский дядя завязывал мне глаза так крепко, что невозможно было даже моргнуть. Не нравилось, что меня начинали раскручивать в этой внезапной темноте. Было очень противно ковылять, спотыкаясь, вслепую протягивая руки, пока другие дети с хохотом носятся вокруг.
Я бросалась то в одну, то в другую сторону и каждый раз ловила руками воздух. Какой-то мальчишка начал тыкать меня в спину и пытался поставить подножку. Я попробовала стащить маску, но мужской голос сказал: «Чур, не подглядывать!» — и кто-то отвёл мои руки от лица.
Мне показалось, что я навсегда останусь в этой страшной крутящейся тьме. Я заплакала. И вдруг почувствовала, как мою руку схватили другие руки, худенькие, но сильные.
— Ты меня поймала! — объявил Уилл. — Теперь я буду водить.
Он встал прямо передо мной и нарочно дал себя поймать. Но тогда я этого не понимала. Какая же я была неблагодарная! Кто-то из девчонок предложил мне пойти в уголок и поиграть в парикмахера, ведь теперь у меня были новая щётка, расчёска и заколки. Она была старше меня на год, очень хорошенькая, с длинными белокурыми вьющимися волосами. Я возгордилась, что она захотела со мной играть.
Я расчесала её длинные локоны, а потом аккуратно прикрепила все свои заколки, одну за другой. Они то и дело сползали, но я упорно трудилась и пыхтела, пока не закрепила их идеально ровно. Кудрявая девочка, очень довольная, пробежалась по ним пальцами.
— А теперь твоя очередь быть парикмахером, — сказала я.
Но она не захотела меняться ролями. Провела разок расчёской по моим густым чёрным волосам и тут же заявила, что они слишком спутались.
Я посоветовала сначала расчесать их щёткой, но она решила, что это слишком тяжкий труд. Потыкала щёткой в мою гриву и сказала, что у неё разболелась рука.
— И вообще мне надоело играть с тобой, — объявила она и ушла.
Я испугалась и побежала за ней.
— Нет-нет, я теперь пойду играть со взрослыми девочками. А ты ещё маленькая, — сказала она, отталкивая меня.
— А как же мои заколки?
— Были ваши — стали наши! — ответила она и убежала.
Я завертела головой, отыскивая Уилла. Игра в жмурки закончилась. Он стоял в одиночестве и хмурился.
— Эй, Уилл, — позвала я со страхом. — Мне не нравится та девочка с кудряшками. Она украла мои заколки. Забери их у неё, пожалуйста!
— Ты сама их ей отдала, — сказал Уилл.
— Нет, не отдавала!
— Нет, отдала. Я видел. Когда ты пошла с ней играть.
— Я не хотела, — солгала я. — Она меня заставила. Я лучше буду играть с тобой, Уилл.
— А я не хочу с тобой играть, — сказал Уилл.
И ушёл. Я осталась совсем одна.
На обратном пути в машине он со мной не разговаривал. Не сказал ни слова, пока мы укладывались спать. Когда мы уже лежали в кроватях, я позвала его, но он не ответил. Ночью я пробралась в его комнату и только собралась забраться к нему в постель, как он спихнул меня на пол. Я заплакала и упрашивала его помириться, но он не захотел.
Это продолжалось много дней.
— Уилл, поиграй со мной, пожалуйста, — взмолилась я однажды.
Он посмотрел на меня. Его зеленые глаза сверкнули.
— Тебе очень хочется со мной поиграть, да?
— Да. Сам знаешь.
— В любую игру, какую я захочу?
— Конечно. Выбирай.
— Тогда я выбираю жмурки.
Я попалась. То, что задумал Уилл, оказалось куда страшнее игры на утреннике. Мне всегда доставалось водить. Брат заставлял меня бесконечно долго тыкаться вслепую во все стороны, прежде чем позволял себя поймать. Но это ещё был не конец, а только начало. Он даже не разрешил мне снять маску. Снова меня крутанул, а затем долго-долго водил по комнатам, лестницам и коридорам, после чего останавливался, а я должна была угадывать, где мы находимся.
— Прекрати! Ты же знаешь, Фиалка, её нельзя снимать.
— Мы уже переросли эту глупую игру, Уилл, — молила я.
— Значит, можно чуть-чуть усложнить правила, — сказал Уилл.
— Мне надоело играть.
— Глупости, тебе всегда хочется со мной играть.
— Только не в жмурки!
— Это же наша любимая игра. Не забывай, Фиалка, сегодня я — за главного. Ты должна меня слушаться.
— Ага, как будто ты мой хозяин, а я твоя рабыня! — возмутилась я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35