Значит, вы не из Мильвы, если вам неизвестны Тихомировы.
- Я лет двадцать не был там.
- Все равно. А вы тоже впервые? - спросил студент Бархатова.
- Да-а, - сказал он. - Там у меня ни родных, ни знакомых, если не считать одного девятилетнего школьника. К нему-то я и заеду, а потом уже займусь своими делами.
Далее Бархатов подробно развил старую версию о желании открыть мастерскую мелкого ремонта обуви, объяснил, почему он решил оставить Пермь, и не преминул рассказать о своих дальнейших намерениях, так как он теперь был уверен, что один, а то и двое из слушающих его хотят знать подробнее:
- Если в Мильве нашего брата достаточно, поеду попытать счастья в Пожву, в Чердынь, а то и дальше...
IV
Все слушали Бархатова с одинаковым интересом, и ни один ничем не выдал себя, только старичок спросил:
- А что же вы без инструмента?
- Мой инструмент - молоток да шило. Они при мне. Если угодно, подлатаю на ходу.
Солнце стремительно подымалось. Студент предложил трогаться. Все поднялись.
- Ой! - тихо простонал Иван Макарович. - Опять, кажется, правая нога.
- Что такое? - забеспокоился студент.
- Может, водочкой натереть? - предложил полицейский.
- Да нет. Пройдет. Часок посидишь, и проходит. Что-то вроде ревматизма. Идите, - попросил Бархатов. - Не сидеть же вам тут со мной. Случается, и два часа мучит, а потом как рукой снимет.
Бархатов придумал эту новую проверку, чтобы выяснить, кто с ним останется. Студент сказал, что по жаре ему будет трудно идти, затем, попросив извинения, посоветовал Бархатову не экономить полтинник и воспользоваться попутной лошадью.
- А мне беспременно надо быть на базаре, - сказал пильщик.
- И я по жаре не ходок, - объяснил свой уход полицейский.
- Что и говорить, что и говорить, у каждого свое дело, - сказал сочувственно старичок. - А мне торопиться некуда. Вы меня на пристани не бросили, - обратился он к Бархатову, - и я вас не брошу.
"Неужели он?" - подумал Бархатов.
Нелюдимый молодой монах с жиденькой бородкой тоже поплелся за ушедшими, постукивая о сухую дорогу посохом.
Иван Макарович, не просидев и полчаса, сказал старичку про ногу:
- Опять как новенькая. Я готов.
И они пошли. Старичок ничем не проявлял своего интереса к Ивану Макаровичу. Они шли молча и только на мосту, нагнав монаха, любующегося резвящейся рыбой, старичок заметил:
- Опять он тут? И что ему нужно от нас?
- А что ему может быть нужно от нас? - насторожился Иван Макарович. Мы сами по себе. Он сам по себе.
- Это безусловно, и тем не менее меня всегда берет сомнение, ежели не отстает незнакомый человек, хоть бы и монах.
Тогда Бархатов попробовал прощупать старичка прямее.
- А меня не берет сомнение, ежели, - повторил он его слова, - от меня не отстает незнакомый человек. Хоть бы вы. Я же не знаю вашего имени, фамилии, ни кто вы.
- А я не таюсь от вас, - ответил, заметно смутившись, старичок. Могу не толи что себя назвать, и паспорт... Вот он, пожалуйста.
- Да что я, проверщик какой? Я же к слову... Вы о монахе, а я о вас. Привык, знаете ли, хорошо думать о людях...
В это время они проходили по мосту. Перегнувшись через перила, монах бросал рыбам сухарики и тихо напевал:
Афон-гора, гора святая...
За мостом начались заводские покосы, медленный подъем на Мертвую гору. Бархатов и старик снова пошли молча. Поднявшись на гору и увидев Мильву, старичок спросил:
- А нельзя у ваших знакомых часок-другой обсидеться с дороги?
Бархатов решительно отказал:
- Я и сам не знаю, могу ли воспользоваться их гостеприимством. И к тому же я прежде отправляюсь на базар, а потом уже к Зашеиным...
- К кому-с?
- К Зашеиным, - повторил Бархатов. - Ходовая улица, дом девять...
- Адрес мне ни к чему. Я же так просто спросил.
- И я просто, - сказал Бархатов. - Н-ну... простимся тут... Бывайте...
- Куда же вы?
- Хочу зайти с устатку. - Иван Макарович указал на окраинную пивную с вывеской "Пиво и воды товарищества Болдыревых".
- И я, пожалуй...
- Не советую. Берегите деньги внукам на пряники.
- И то, - согласился старичок, но не отставал от Бархатова. Дождался его у пивной.
По улице прошел монах с кружкой. Он шел, пыля по дороге.
- Опять роковая встреча, - сказал, выходя из пивной, Бархатов. - И вы и он. Пошли тогда на базар.
И старичок поплелся за Бархатовым, а монах, гундося себе под нос все ту же "Афон-гору, гору святую", прошел мимо, никого не видя, не обращая внимания на дома, на встречных, на широкую Купеческую улицу.
На базаре в торговом ряду Бархатов добросовестно стал заходить в сапожные лавки, приценяться, спрашивать, как идет сапожный товар, много ли мастерских по чинке обуви, принимая все меры, чтобы измотать старичка, затеряться, а потом решить, как себя вести дальше.
Было ясно, что ему не придется воспользоваться ни одним из адресов мильвенских подпольщиков. У него не вылетит пломба, и он не пойдет к зубному врачу Матушкиной. Не будет рисковать он появлением в штемпельной мастерской Киршбаума, где в базарные дни бывает множество разного народа. Нельзя рисковать. За ним следят.
V
- А к нам кто-то приехал, - сообщила Екатерина Матвеевна вернувшемуся из школы Маврику. Он вторую неделю жил у тетки.
- Кто?
- Угадай!
Маврик вбежал в большую комнату и увидел сидящего за столом мужчину в темном пиджаке с коротко стриженной русой бородкой и остановился, не узнав своего пермского друга сапожника Ивана Макаровича.
Но когда он улыбнулся, Маврик взвизгнул и бросился к Бархатову.
- Как вы здесь очутились, Иван Макарович?
- Соскучился по тебе. Ты же приглашал...
- Нет, я серьезно...
- И я серьезно. Ты вырос, бараша. Ну, рассказывай, как живешь? спросил Иван Макарович, усадив Маврика к себе на колени. - Кое-что о тебе я уже слышал и даже читал в "Губернских ведомостях". Молодец. И не могло быть иначе. Я же знал, с кем вожу дружбу.
Пока так говорил Бархатов, лаская мальчика, Екатерина Матвеевна думала о Герасиме Петровиче, и опять невольно сравнивала его с этим чужим человеком, которому доставляет неподдельную радость встреча с ее племянником.
А Маврик думал, как было бы хорошо, если бы Иван Макарович поселился в тети Катином доме. Сначала бы так просто... А потом бы тетя Катя узнала, какой он хороший, как ему скучно жить одному, и, может быть, согласилась стать его женой? А уж он-то захочет. Маврику стоит только попросить его, и он захочет.
А почему бы им не стать мужем и женой? Ведь его второй папа, Герасим Петрович, ничуть не лучше Ивана Макаровича и женился на такой красивой его маме. И дом бы тогда не надо продавать. Зачем же продавать дом, когда в нем есть мужчина? Иван Макарович открыл бы в нижнем этаже хорошую сапожную мастерскую. Вскопал бы заброшенный огород. Купили бы курицу с цыплятами. Цыплятки бы выросли и стали бы большими курицами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
- Я лет двадцать не был там.
- Все равно. А вы тоже впервые? - спросил студент Бархатова.
- Да-а, - сказал он. - Там у меня ни родных, ни знакомых, если не считать одного девятилетнего школьника. К нему-то я и заеду, а потом уже займусь своими делами.
Далее Бархатов подробно развил старую версию о желании открыть мастерскую мелкого ремонта обуви, объяснил, почему он решил оставить Пермь, и не преминул рассказать о своих дальнейших намерениях, так как он теперь был уверен, что один, а то и двое из слушающих его хотят знать подробнее:
- Если в Мильве нашего брата достаточно, поеду попытать счастья в Пожву, в Чердынь, а то и дальше...
IV
Все слушали Бархатова с одинаковым интересом, и ни один ничем не выдал себя, только старичок спросил:
- А что же вы без инструмента?
- Мой инструмент - молоток да шило. Они при мне. Если угодно, подлатаю на ходу.
Солнце стремительно подымалось. Студент предложил трогаться. Все поднялись.
- Ой! - тихо простонал Иван Макарович. - Опять, кажется, правая нога.
- Что такое? - забеспокоился студент.
- Может, водочкой натереть? - предложил полицейский.
- Да нет. Пройдет. Часок посидишь, и проходит. Что-то вроде ревматизма. Идите, - попросил Бархатов. - Не сидеть же вам тут со мной. Случается, и два часа мучит, а потом как рукой снимет.
Бархатов придумал эту новую проверку, чтобы выяснить, кто с ним останется. Студент сказал, что по жаре ему будет трудно идти, затем, попросив извинения, посоветовал Бархатову не экономить полтинник и воспользоваться попутной лошадью.
- А мне беспременно надо быть на базаре, - сказал пильщик.
- И я по жаре не ходок, - объяснил свой уход полицейский.
- Что и говорить, что и говорить, у каждого свое дело, - сказал сочувственно старичок. - А мне торопиться некуда. Вы меня на пристани не бросили, - обратился он к Бархатову, - и я вас не брошу.
"Неужели он?" - подумал Бархатов.
Нелюдимый молодой монах с жиденькой бородкой тоже поплелся за ушедшими, постукивая о сухую дорогу посохом.
Иван Макарович, не просидев и полчаса, сказал старичку про ногу:
- Опять как новенькая. Я готов.
И они пошли. Старичок ничем не проявлял своего интереса к Ивану Макаровичу. Они шли молча и только на мосту, нагнав монаха, любующегося резвящейся рыбой, старичок заметил:
- Опять он тут? И что ему нужно от нас?
- А что ему может быть нужно от нас? - насторожился Иван Макарович. Мы сами по себе. Он сам по себе.
- Это безусловно, и тем не менее меня всегда берет сомнение, ежели не отстает незнакомый человек, хоть бы и монах.
Тогда Бархатов попробовал прощупать старичка прямее.
- А меня не берет сомнение, ежели, - повторил он его слова, - от меня не отстает незнакомый человек. Хоть бы вы. Я же не знаю вашего имени, фамилии, ни кто вы.
- А я не таюсь от вас, - ответил, заметно смутившись, старичок. Могу не толи что себя назвать, и паспорт... Вот он, пожалуйста.
- Да что я, проверщик какой? Я же к слову... Вы о монахе, а я о вас. Привык, знаете ли, хорошо думать о людях...
В это время они проходили по мосту. Перегнувшись через перила, монах бросал рыбам сухарики и тихо напевал:
Афон-гора, гора святая...
За мостом начались заводские покосы, медленный подъем на Мертвую гору. Бархатов и старик снова пошли молча. Поднявшись на гору и увидев Мильву, старичок спросил:
- А нельзя у ваших знакомых часок-другой обсидеться с дороги?
Бархатов решительно отказал:
- Я и сам не знаю, могу ли воспользоваться их гостеприимством. И к тому же я прежде отправляюсь на базар, а потом уже к Зашеиным...
- К кому-с?
- К Зашеиным, - повторил Бархатов. - Ходовая улица, дом девять...
- Адрес мне ни к чему. Я же так просто спросил.
- И я просто, - сказал Бархатов. - Н-ну... простимся тут... Бывайте...
- Куда же вы?
- Хочу зайти с устатку. - Иван Макарович указал на окраинную пивную с вывеской "Пиво и воды товарищества Болдыревых".
- И я, пожалуй...
- Не советую. Берегите деньги внукам на пряники.
- И то, - согласился старичок, но не отставал от Бархатова. Дождался его у пивной.
По улице прошел монах с кружкой. Он шел, пыля по дороге.
- Опять роковая встреча, - сказал, выходя из пивной, Бархатов. - И вы и он. Пошли тогда на базар.
И старичок поплелся за Бархатовым, а монах, гундося себе под нос все ту же "Афон-гору, гору святую", прошел мимо, никого не видя, не обращая внимания на дома, на встречных, на широкую Купеческую улицу.
На базаре в торговом ряду Бархатов добросовестно стал заходить в сапожные лавки, приценяться, спрашивать, как идет сапожный товар, много ли мастерских по чинке обуви, принимая все меры, чтобы измотать старичка, затеряться, а потом решить, как себя вести дальше.
Было ясно, что ему не придется воспользоваться ни одним из адресов мильвенских подпольщиков. У него не вылетит пломба, и он не пойдет к зубному врачу Матушкиной. Не будет рисковать он появлением в штемпельной мастерской Киршбаума, где в базарные дни бывает множество разного народа. Нельзя рисковать. За ним следят.
V
- А к нам кто-то приехал, - сообщила Екатерина Матвеевна вернувшемуся из школы Маврику. Он вторую неделю жил у тетки.
- Кто?
- Угадай!
Маврик вбежал в большую комнату и увидел сидящего за столом мужчину в темном пиджаке с коротко стриженной русой бородкой и остановился, не узнав своего пермского друга сапожника Ивана Макаровича.
Но когда он улыбнулся, Маврик взвизгнул и бросился к Бархатову.
- Как вы здесь очутились, Иван Макарович?
- Соскучился по тебе. Ты же приглашал...
- Нет, я серьезно...
- И я серьезно. Ты вырос, бараша. Ну, рассказывай, как живешь? спросил Иван Макарович, усадив Маврика к себе на колени. - Кое-что о тебе я уже слышал и даже читал в "Губернских ведомостях". Молодец. И не могло быть иначе. Я же знал, с кем вожу дружбу.
Пока так говорил Бархатов, лаская мальчика, Екатерина Матвеевна думала о Герасиме Петровиче, и опять невольно сравнивала его с этим чужим человеком, которому доставляет неподдельную радость встреча с ее племянником.
А Маврик думал, как было бы хорошо, если бы Иван Макарович поселился в тети Катином доме. Сначала бы так просто... А потом бы тетя Катя узнала, какой он хороший, как ему скучно жить одному, и, может быть, согласилась стать его женой? А уж он-то захочет. Маврику стоит только попросить его, и он захочет.
А почему бы им не стать мужем и женой? Ведь его второй папа, Герасим Петрович, ничуть не лучше Ивана Макаровича и женился на такой красивой его маме. И дом бы тогда не надо продавать. Зачем же продавать дом, когда в нем есть мужчина? Иван Макарович открыл бы в нижнем этаже хорошую сапожную мастерскую. Вскопал бы заброшенный огород. Купили бы курицу с цыплятами. Цыплятки бы выросли и стали бы большими курицами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80