ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

ФРГ. Нервировал брезентовый плащ, в Западную Драгэ входили обычно играючи, все семь створов знали назубок, но страховки ради и уважая преданного ящикам капитан-лейтенанта, смотрели в три пары глаз, помощник взял штурвал в собственные руки. И были вознаграждены: через час после выгрузки пришла шифровкой благодарность командующего.
Кажется, судьба повернулась к Алныкину светлым и многообещающим ликом.Zv"и раньше не жаловался на нее, а теперь похваливал себя за глупость, за безрассудство тех минут, когда еще в училище пришел на кафедру военно-морской географии: с того позора пролегла дорога в Порккала-Удд, на улицу Пикк к таллинской школьнице. Где нашел бы он такую, да нигде ее и нет, кроме как на Вирмализе! А месяца через полтора он в Кирканумми встретит ее на вокзале и привезет в домик, что почти рядом с пирсом, — опять повезло, редкостная удача, тот командир тральщика, с кем уже не раз встречался после Таллина, получил назначение в Кронштадт, преподавателем в училище, ослабло зрение, не настолько, однако, чтоб не продолжить службу на берегу.
Расставался с бригадою ОВРа командир ТЩ, освобождал однокомнатную квартирку в домике на четыре семьи, и начальник КЭО закрепил жилище за молодоженами.
Заходить в дом Алныкин стеснялся, посматривал на него издали, но по часам вымерил путь — двадцать минут скорым шагом до пирса! Убыл в отпуск капитан 2-го ранга, заместитель начальника штаба бригады, тот, который десять месяцев назад прошелся вместе с Алныкиным по его анкете, свер слышанное с написанным. О предстоящем бракосочетании знал дивизионный замполит, и от командира катера, конечно, ничего не утаишь. Командир, однако, заартачился, когда Алныкин показал ему рапорт с просьбою дать трое суток на загс. Проявил таежно-черноземную дурость, потребовал изъяти из рапорта имени, отчества и фамилии жены, Алныкину же стало нравиться это диковинное сочетание пушистенькой «Леммикки» с колюче-шерстным «Йыги». Рапорт пришлось переписать, командир дивизиона недоверчиво хмыкнул, чинить препятствий не стал, но, как бы между прочим, сказал, что на трое суток пусть Алныкин не рассчитывает, неудачный день и месяц выбрал он для женитьбы, распоследнему матросу известно, что с нуля часов 25 мая начинается общефлотское учение, и хоть нет на него приказа или предупреждения, оно будет — это точно.
Еще помнилось построение в Зале Революции, оглашение секретного приказа министра о досрочном выпуске, то есть о том, что не было тайной, и Алныкин пригорюнился, обход с рапортом каюты «Софьи Павловны», ни на что уже не надеясь. Командир бригады возмутился:
— Не по-людски поступаете, Алныкин, не по-русски! На Руси издавна как рожь скошена, обмолочена, остатки заприходованы, то есть заскирдованы, вот тогда и свадьбы играют! А применительно к флоту — когда навигация окончена, вымпела спущены!.. Трое суток дать не могу! Сутки! Нет, до двадцати одного ноль-ноль. Предстоит мероприятие. К нулю часов двадцать пятого быть на корабле! Все!
Отгладили мятую тужурку, выдраили пуговицы, помощник повел было речь о кольцах, что носят на пальцах женатые мужчины и замужние женщины, этот обычай стал в Эстонии чуть ли не законом. Юная супруга лейтенанта Алныкина будет оскорблена, если выйдет из загса неокольцованной. С другой стороны, все совершается в тайне, ничего приметного быть не должно, да и офицер с обручальным кольцом — дикость, замполит тут же настрочит куда следует, есть неофициальный запрет на бороды, кольца, украшения вообще, усы не понравятся начальству — прикажут сбрить. В позапрошлом году, вспомнил помощник, на бригаду дуриком попал механик, кончавший арктическое училище, гражданский человек, не знавший флотских порядков и потому не снявший с пальца обручальное кольцо, за что и был препровожден на гауптвахту. И еще был случай, продолжал неисчерпаемый помощник, с одним вольнодумцем, на его золотое колечко командир бригады отреагировал так: «Вы что хотите этим сказать — что любите свою жену больше, чем я?» Так ничего и не решили с кольцами, оставили на будущее, на приезд жены в Порккала-Удд. Утром 24-го запропастился куда-то помощник, Алныкин торопливо простился с командиром и в тужурке, при кортике, извлеченном со дна чемодана, поспешил к буксиру. Близость предстоящих учений чувствовалась, на борту ни одного офицера из бригады, тральщики еще вчера ушли в море, небо казалось тревожным, зато силуэт Таллина чем-то напоминал письма Леммикки: буквы, как бы вставшие на цыпочки и тянувшиеся к облакам.
Он первым сошел на берег, и на автобусной остановке его догнал кто-то, дернул за локоть. Алныкин повернулся и ахнул: помощник! «В самоволке?» — прошептал он в испуге. Тот предостерегающе кивнул. Сели, поехали, сошли там, где продавали цветы. Распоряжался помощник, Алныкину было почему-то зябко, в такси оглядывался, будто за ним — погоня. Увидел Леммикки и обмер, вспомнилась мать. Отец ведь женился скоропалительно, приехал в Севастополь, пошел на пляж, накрыл своей тенью горожанку и сказал: «Девушка, я за вами прибыл…» И Настя-Аста Горошкина рядом, девица из тех, что все знают наперед. Еще две пары в приемной, толпа свидетелей на улице, какая-то музыка, дрожь в коленках, Леммикки стало душно, Алныкин повел ее на воздух, народу прибавилось, помощник блистал остроумием и улыбкой — в выцветшем кителе, стройный, горбоносый (дала о себе знать осьмушка армянской крови), фуражка мятая, белый чехол на ней грязноват, — на простоватого Алныкина внимания не обращали, но хорошо смотрелась Йыги Леммикки, решившая стать Алныкиной. Вдруг что-то изменилось, задвигалось, Горошкина, умевшая держать очередь, засуетилась, все четверо оказались в комнате, чем-то похожей на каюту комбрига, разжался кулачок Насти, свету явилс футлярчик с парою колец, потом какой-то документ, под которым надо было расписаться, затем ухо Леммикки, куда он вшептывал слова любви. Расплакалась Настя, оттерла Алныкина, подруги расцеловались. Помощник смахнул набежавшую слезу.
«Мадемуазель Горошкина, вас ждет та же участь…» Побывали на том углу улицы Пикк, где случилась вечером 13 марта перва встреча новобрачных, а потом стали удаляться от центра города. Намечалась, по всем признакам, облава на офицеров. Майор Синцов готовился к штурму и осаде «Глории», подтягивал подкрепления, офицеры же рассасывались по Таллину. Ни для кого не было секретом, что с часу на час из Москвы прилетит всесильное руководство, чтобы огорошить штаб флота внезапным приездом. До буксира не так уж много времени, сидели в знакомом кафе, и было почему-то грустно. Развеселились, когда Горошкина достала вдруг из сумочки аттестат зрелости. Алныкин и Леммикки часто вставали и под музыку целовались.
Помощник сказал, что никогда еще не был так счастлив, и повторил эти слова на Минной, когда прощались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27