Стенли ЭЛЛИН
ЛУЧШЕЕ СРЕДСТВО
В то утро, когда ей исполнилось семьдесят пять лет, миссис Микер сидела за своим обычным завтраком, состоящим из кофе с сигаретой, не спеша просматривая поздравительные послания, ворохом лежавшие перед ней на столе. Телеграммы, записки и визитные карточки. Поздравления от самого губернатора Флориды, от городских сановников Майами-Бич, от старых-старых друзей, поселившихся севернее — в Палм-Бич и Хоуб-Саунд.
Была даже редакционная статья в городской газете, изобилующая эпитетами и посвященная ей. Полвека назад, говорилось в ней (и эта фраза заставила миссис Микер почувствовать себя невероятно древней), Маркус Микер привез с далекого Севера прелестную молодую жену (туристам на заметку, подумала миссис Микер), которая помогла ему превратить солнечный уголок Майами-Бич в великолепную страну чудес.
Почтим его память. И поздравим с днем рождения его супругу — первую даму города, — разделившую с ним радость его побед.
Там, конечно, не упоминалось о Маркусе-младшем, который в свое время обеспечил газете куда более сенсационный материал, чем его отец.
На миссис Микер нахлынули тягостные воспоминания о давно умершем сыне.
До чего же обаятельным он был. До чего веселым, умным и красивым. Но у него была роковая слабость. Когда речь шла о скачках, игре в карты или в кости, он становился просто беззащитным глупым теленком, обезумевшим от азарта. Жертвенным ягненком, легкой добычей для волков. Это из-за них он растратил состояние Микеров (сначала свое наследство, а потом и материнское), не заботился о своей больной жене до тех пор, пока не стало поздно делать что-то, кроме как оплакивать ее смерть, и сделался чужим для своей маленькой дочери. И в конце концов умер ужасной позорной смертью, убитый в темном переулке в назидание всем, кто не платит карточные долги.
"Да, каким очаровательным мальчиком он был, — думала миссис Микер, — и каким жалким мужчиной”.
Она отбросила мучительные воспоминания. Ей еще надо было разобраться с остальной почтой. Официальное предупреждение из налоговой комиссии, искренняя мольба из электрической компании, настойчивые напоминания от разных местных лавочников. Миссис Микер честно прочла их все, а затем пристально оглядела свою голую гостиную, размышляя, что еще из того, что есть в доме, можно продать и сколько можно запросить.
"Это, — думала она, — все равно что быть капитаном шикарного корабля, у которого кончилось топливо и приходится топить ненасытные котлы драгоценной мебелью”. С какого-то времени это стало ее образом жизни. Было мучительно наблюдать, как сначала уходят драгоценности, потом серебро и фарфор, и антиквариат, и книги, и картины, и, наконец, мебель, предмет за предметом; но все это было ничто по сравнению с тем горем, которое бы она испытала, если бы ей пришлось продать имение и доживать оставшуюся жизнь где-то еще.
Она улыбнулась портрету мужа на стене. Милый, ворчливый, упрямый Маркус, вышедший из бостонских трущоб, чтобы увезти принцессу с Биконстрит <Аристократический квартал Бостона>. Он привез ее на юг, уверенный в том, что сделает здесь состояние, и не ошибся. А когда состояние было нажито, он построил эту гасиенду, здание за зданием, по ее проекту.
"Казуарина”.., так назвали гасиенду из-за деревьев, которые ее окружали; и с того самого дня, как она увидела поместье готовым, утопающим в зелени казуарин и королевских пальм, на фоне бледнозеленых вод Мексиканского залива, она поняла, что хочет прожить свою жизнь здесь. Теперь здания хоть и обветшали от времени, но, все еще дерзко противостояли тропическому солнцу и ветру. Это ее дом, где живет ее сердце, и жить где-то еще было бы невыносимо.
Она была погружена в эти размышления, когда к завтраку спустилась ее внучка Полли с поздравительной песней на милых устах и с именинным подарком в руке. Это была серебряная брошь — слишком дорогой подарок, учитывая доходы Полли, и миссис Микер быстро подсчитала, что это может успокоить электрическую компанию примерно на месяц, а Полли даже не узнает, куда делась брошь.
Полли была прелестной девочкой, это ее бабушка с готовностью признавала. Наряду с “Казуариной” и со страстью к игре в крибидж Полли была среди всего того, что еще придавало смысл ее жизни. Но у Полли голова была забита чепухой, в этом не было сомнений. Она провалилась на экзаменах и вылетела из университета в конце первого семестра; получила место секретарши в юридической фирме “Пибоди и Сын” только потому, что молодой Дафф Пибоди был безнадежно в нее влюблен. В свои двадцать лет она настолько наивно относилась к жизни, что это иногда просто пугало.
Но миссис Микер и сама не знала, как обращаться с необыкновенно красивой молодой женщиной, которая упорно принимает все на свете за чистую монету.
Не успели они позавтракать, как раздался гудок автомобиля, и Полли вскочила.
— Это который? — спросила миссис Микер.
Для нее все увальни из университета, которые ухаживали за Полли, были на одно лицо. Все футболисты, все удивительно мускулистые, они за короткое пребывание Полли в университете поддались ее очарованию и теперь по очереди подвозили ее на работу.
— Это Фрэнк, — ответила Полли, — или Билли. Я не знаю кто. — Она обняла бабушку и звонко поцеловала ее. — Еще раз с днем рождения, дорогая, и, кто бы это ни был, я скажу, чтобы потом он отвез тебя за покупками.
Когда Полли ушла, миссис Микер велела Фрезьеру, своему слуге, убрать со стола и принести старую тетрадь с описью домашнего имущества. В молодости Фрезьер был управляющим многочисленной прислуги “Казуарины”. Теперь, уже седой, он был единственным оставшимся в доме слугой — поваром, дворецким, чернорабочим и агентом по продаже ее недвижимости.
Вместе с ним миссис Микер проштудировала инвентарную книгу, решая, чем из оставшейся мебели придется пожертвовать в пользу требовательных кредиторов. В доме было двадцать комнат, большинство из них уже давно были оголены, и у нее сердце сжималось, когда, листая страницу за страницей, она видела, как мало осталось для продажи. Единственной реальной ценностью было само поместье, но это, разумеется, неприкосновенная святыня.
Покончив наконец с этим грустным занятием, миссис Микер сбросила туфли, надела широкополую шляпу и темные очки и пошла прогуляться по берегу и успокоиться. Она сидела на корточках у самой воды и, как обычно, кормила чаек хлебными крошками, когда увидела, что какой-то человек вышел из дома и направился к ней через казуариновую рощу.
Когда он подошел, она поднялась. Это был мужчина лет тридцати пяти, приятной наружности, очень загорелый, в дорогом костюме. Не долговой инспектор, решила она со знанием дела — скорее, это дорогой юрист.
1 2 3 4 5