Ни одного такого сигнала не должно быть упущено, понятно? Ни одного.
Чтобы вернуть навыки скорой расшифровки, Джерихо взял в регистратуре трехмесячную подборку и в тот день, сидя в Большой комнате на своем старом месте у окна, проверил с помощью логарифмической линейки то, что уже знал заранее: семнадцать сообщений о контактах с конвоями, полученных в пределах двадцати четырех часов, дадут восемьдесят пять расшифрованных знаков, и это может — при условии должного процента везения у криптоаналитиков — открыть доступ в Акулу, если они получат по меньшей мере десяток машин, которые будут попеременно работать на протяжении минимум тридцати шести часов…
И все это время он неотрывно думал о Клэр.
Здесь он практически мало что мог сделать. Ему удалось дважды сбегать в телефонную будку и позвонить ее отцу: один раз когда все отправились обедать, а он, не дойдя до ворот, незаметно отстал; второй раз к концу дня, под предлогом, что хочет немного размяться. Оба раза его соединяли, но никто не отвечал. Им все больше овладевал страх, усугублявшийся ощущением бессилия. Вернуться в третий барак не представлялось никакой возможности. Еще раз проверить ее дом не было времени. Надо бы сходить в гостиницу и забрать радиоперехваты, спрятанные за картиной на каминной доске, — разве не безумие? — но быстрее чем минут за двадцать не обернуться, да и повода отлучиться нет.
В конечном счете ближе к восьми часам удалось уйти. Проходя Большую комнату, Логи задержался у стола Джерихо и сказал, чтобы он, бога ради, шел в свою нору и хоть немного отдохнул.
— Тебе здесь больше нечего делать, старина, кроме как ждать. Думаю, всем нам придется попотеть завтра примерно в это же время.
Джерихо с радостью потянулся за пальто.
— Говорил со Скиннером?
— О намеченном плане. Не о тебе. Он не спрашивал, а я, конечно, не стал затевать разговор.
— Уж не собираешься ли ты соврать, что он забыл? Логи пожал плечами.
— Кажется, у него голова занята еще какой-то неприятностью.
— Что это за неприятность? Но Логи зашагал прочь.
— До утра. Постарайся выспаться.
Джерихо сдал радиоперехваты Акулы и вышел на улицу. Мартовское солнце, которое и днем едва поднималось выше деревьев, спряталось за особняк, оставив на краю темно-синего неба блекнущую желтовато-оранжевую полоску. Луна уже взошла. Вдали слышался гул множества бомбардировщиков, которые выстраивались для ночного налета на Германию. Джерихо в немом изумлении огляделся вокруг. Диск луны над неподвижным озером, пламя заката на горизонте — необычайное сочетание оттенков света и символов, чуть ли не зловещее знамение. Это зрелище настолько завладело его вниманием, что он чуть было не прошел мимо пустой телефонной будки.
Попробовать в последний раз? Он посмотрел на луну. Почему бы и нет?
Кенсингтонский номер не отвечал, и Джерихо вдруг решил позвонить в Форин Оффис. Телефонистка соединила его с дежурным, и он спросил Эдварда Ромилли.
— Какой отдел?
— К сожалению, не знаю.
В трубке тишина. Вероятность того, что Эдвард Ромилли в воскресный вечер сидит за рабочим столом, невелика. Джерихо оперся плечом о стеклянную стенку будки. Мимо медленно проехал автомобиль и ярдов через десять остановился. В сумерках светились тормозные огни. В трубке щелкнуло, и Джерихо переключил внимание на телефон.
— Соединяю.
Гудки, затем вежливый женский голос:
— Германский сектор.
Германский сектор? Джерихо на мгновение растерялся.
— Э-э, Эдварда Ромилли, пожалуйста.
— Как мне сказать, кто спрашивает? Боже, он там. Джерихо снова заколебался.
— Приятель его дочери.
— Подождите, пожалуйста.
Пальцы до боли сжали трубку. Надо постараться расслабиться. Почему бы Ромилли не работать в германском секторе? Разве Клэр не рассказывала ему, что отец был младшим сотрудником в посольстве в Берлине, как раз когда нацисты шли к власти? Ей, должно быть, было лет десять-одиннадцать. Наверное, тогда и выучила немецкий.
— К сожалению, сэр, мистер Ромилли уже ушел. Как мне сказать, кто звонил?
— Благодарю вас. Это несущественно. Доброй ночи. Джерихо быстро повесил трубку. Не нравилось ему все это. Не нравилась и эта машина. Выйдя из телефонной будки, направился к ней — приземистой, черной, с выкрашенной в белый цвет широкой подножкой. Мотор все еще работал. Когда Джерихо подошел поближе, машина сорвалась с места и, вписавшись в поворот, помчалась к главному входу. Он трусцой побежал следом, но когда подошел к воротам, ее там уже не было.
***
По мере того как Джерихо спускался под гору, расплывчатые очертания города постепенно терялись в темноте. Ни одно поколение жителей, по крайней мере за последние сто лет, не было свидетелем такого явления. Даже во времена прадедов, должно быть, существовало какое-то освещение: слабый свет газового рожка или фонаря на карете, голубоватый отблеск керосиновой лампы ночного сторожа. Не то что теперь. Исчезал свет, и с ним исчезал Блетчли.
Словно тонул в черной пучине. Можно представить, будто находишься где угодно.
Теперь, когда Джерихо в некотором роде овладела паранойя, ночь усиливала его страхи. У железнодорожного моста он миновал трактир, похожее на мавзолей сооружение викторианских времен с выложенной на манер эпитафии золотом по почерневшему кирпичу надписью «Отборные виски, портвейны и пиво». Изнутри доносились звуки расстроенного пианино, игравшего «Дыханье Лондондерри», и Джерихо на какое-то мгновение захотелось зайти, заказать выпивку и найти собеседника. Но потом он представил себе разговор:
— Чем занимаемся, приятель?
— Да так, служу.
— На гражданской?
— В службе связи. Не ахти, конечно. Давай закажу еще по одной?
— Из местных?
— Не совсем…
… и подумал: нет, лучше держаться подальше от незнакомых людей, а самое лучшее — не пить. Сворачивая на Альбион-стрит, услыхал позади скрип шагов и резко обернулся. Дверь пивной распахнулась, выплеснув на миг свет и музыку, потом захлопнулась, и улица снова погрузилась в темноту.
Гостиница находилась почти посередине Альбион-стрит, с правой стороны. Чуть не доходя, он заметил стоявшую на левой стороне машину. Замедлил шаги. Джерихо не был уверен, та ли это машина, что так странно вела себя в Парке, хотя выглядела она довольно похоже. Но потом, когда он почти поровнялся с ней, один из пассажиров чиркнул спичкой. Водитель наклонился, прикрывая ладонью огонек, и Джерихо заметил на его рукаве три белые нашивки сержанта полиции.
Войдя в гостиницу, он постарался проскользнуть на лестницу, прежде чем миссис Армстронг, подобно ночному истребителю, перехватит его в прихожей. Но опоздал. Она, похоже, ждала, когда в замке звякнет его ключ. Выплыла из кухни в облаке пара, пахнувшего капустой и дешевой рыбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Чтобы вернуть навыки скорой расшифровки, Джерихо взял в регистратуре трехмесячную подборку и в тот день, сидя в Большой комнате на своем старом месте у окна, проверил с помощью логарифмической линейки то, что уже знал заранее: семнадцать сообщений о контактах с конвоями, полученных в пределах двадцати четырех часов, дадут восемьдесят пять расшифрованных знаков, и это может — при условии должного процента везения у криптоаналитиков — открыть доступ в Акулу, если они получат по меньшей мере десяток машин, которые будут попеременно работать на протяжении минимум тридцати шести часов…
И все это время он неотрывно думал о Клэр.
Здесь он практически мало что мог сделать. Ему удалось дважды сбегать в телефонную будку и позвонить ее отцу: один раз когда все отправились обедать, а он, не дойдя до ворот, незаметно отстал; второй раз к концу дня, под предлогом, что хочет немного размяться. Оба раза его соединяли, но никто не отвечал. Им все больше овладевал страх, усугублявшийся ощущением бессилия. Вернуться в третий барак не представлялось никакой возможности. Еще раз проверить ее дом не было времени. Надо бы сходить в гостиницу и забрать радиоперехваты, спрятанные за картиной на каминной доске, — разве не безумие? — но быстрее чем минут за двадцать не обернуться, да и повода отлучиться нет.
В конечном счете ближе к восьми часам удалось уйти. Проходя Большую комнату, Логи задержался у стола Джерихо и сказал, чтобы он, бога ради, шел в свою нору и хоть немного отдохнул.
— Тебе здесь больше нечего делать, старина, кроме как ждать. Думаю, всем нам придется попотеть завтра примерно в это же время.
Джерихо с радостью потянулся за пальто.
— Говорил со Скиннером?
— О намеченном плане. Не о тебе. Он не спрашивал, а я, конечно, не стал затевать разговор.
— Уж не собираешься ли ты соврать, что он забыл? Логи пожал плечами.
— Кажется, у него голова занята еще какой-то неприятностью.
— Что это за неприятность? Но Логи зашагал прочь.
— До утра. Постарайся выспаться.
Джерихо сдал радиоперехваты Акулы и вышел на улицу. Мартовское солнце, которое и днем едва поднималось выше деревьев, спряталось за особняк, оставив на краю темно-синего неба блекнущую желтовато-оранжевую полоску. Луна уже взошла. Вдали слышался гул множества бомбардировщиков, которые выстраивались для ночного налета на Германию. Джерихо в немом изумлении огляделся вокруг. Диск луны над неподвижным озером, пламя заката на горизонте — необычайное сочетание оттенков света и символов, чуть ли не зловещее знамение. Это зрелище настолько завладело его вниманием, что он чуть было не прошел мимо пустой телефонной будки.
Попробовать в последний раз? Он посмотрел на луну. Почему бы и нет?
Кенсингтонский номер не отвечал, и Джерихо вдруг решил позвонить в Форин Оффис. Телефонистка соединила его с дежурным, и он спросил Эдварда Ромилли.
— Какой отдел?
— К сожалению, не знаю.
В трубке тишина. Вероятность того, что Эдвард Ромилли в воскресный вечер сидит за рабочим столом, невелика. Джерихо оперся плечом о стеклянную стенку будки. Мимо медленно проехал автомобиль и ярдов через десять остановился. В сумерках светились тормозные огни. В трубке щелкнуло, и Джерихо переключил внимание на телефон.
— Соединяю.
Гудки, затем вежливый женский голос:
— Германский сектор.
Германский сектор? Джерихо на мгновение растерялся.
— Э-э, Эдварда Ромилли, пожалуйста.
— Как мне сказать, кто спрашивает? Боже, он там. Джерихо снова заколебался.
— Приятель его дочери.
— Подождите, пожалуйста.
Пальцы до боли сжали трубку. Надо постараться расслабиться. Почему бы Ромилли не работать в германском секторе? Разве Клэр не рассказывала ему, что отец был младшим сотрудником в посольстве в Берлине, как раз когда нацисты шли к власти? Ей, должно быть, было лет десять-одиннадцать. Наверное, тогда и выучила немецкий.
— К сожалению, сэр, мистер Ромилли уже ушел. Как мне сказать, кто звонил?
— Благодарю вас. Это несущественно. Доброй ночи. Джерихо быстро повесил трубку. Не нравилось ему все это. Не нравилась и эта машина. Выйдя из телефонной будки, направился к ней — приземистой, черной, с выкрашенной в белый цвет широкой подножкой. Мотор все еще работал. Когда Джерихо подошел поближе, машина сорвалась с места и, вписавшись в поворот, помчалась к главному входу. Он трусцой побежал следом, но когда подошел к воротам, ее там уже не было.
***
По мере того как Джерихо спускался под гору, расплывчатые очертания города постепенно терялись в темноте. Ни одно поколение жителей, по крайней мере за последние сто лет, не было свидетелем такого явления. Даже во времена прадедов, должно быть, существовало какое-то освещение: слабый свет газового рожка или фонаря на карете, голубоватый отблеск керосиновой лампы ночного сторожа. Не то что теперь. Исчезал свет, и с ним исчезал Блетчли.
Словно тонул в черной пучине. Можно представить, будто находишься где угодно.
Теперь, когда Джерихо в некотором роде овладела паранойя, ночь усиливала его страхи. У железнодорожного моста он миновал трактир, похожее на мавзолей сооружение викторианских времен с выложенной на манер эпитафии золотом по почерневшему кирпичу надписью «Отборные виски, портвейны и пиво». Изнутри доносились звуки расстроенного пианино, игравшего «Дыханье Лондондерри», и Джерихо на какое-то мгновение захотелось зайти, заказать выпивку и найти собеседника. Но потом он представил себе разговор:
— Чем занимаемся, приятель?
— Да так, служу.
— На гражданской?
— В службе связи. Не ахти, конечно. Давай закажу еще по одной?
— Из местных?
— Не совсем…
… и подумал: нет, лучше держаться подальше от незнакомых людей, а самое лучшее — не пить. Сворачивая на Альбион-стрит, услыхал позади скрип шагов и резко обернулся. Дверь пивной распахнулась, выплеснув на миг свет и музыку, потом захлопнулась, и улица снова погрузилась в темноту.
Гостиница находилась почти посередине Альбион-стрит, с правой стороны. Чуть не доходя, он заметил стоявшую на левой стороне машину. Замедлил шаги. Джерихо не был уверен, та ли это машина, что так странно вела себя в Парке, хотя выглядела она довольно похоже. Но потом, когда он почти поровнялся с ней, один из пассажиров чиркнул спичкой. Водитель наклонился, прикрывая ладонью огонек, и Джерихо заметил на его рукаве три белые нашивки сержанта полиции.
Войдя в гостиницу, он постарался проскользнуть на лестницу, прежде чем миссис Армстронг, подобно ночному истребителю, перехватит его в прихожей. Но опоздал. Она, похоже, ждала, когда в замке звякнет его ключ. Выплыла из кухни в облаке пара, пахнувшего капустой и дешевой рыбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89