Ему просто необходимо было обмануть кого-то, чтобы его измышления обрели видимость истины.
Все эти дни Софи звонила нам каждый вечер. Бьюсь об заклад, что, если бы Пурвьанш наконец показался, она бы успокоилась. Его отсутствие становилось еще тяжелее, чем присутствие, и это превращалось у нее в настоящую фобию. А может, какое-то давнее воспоминание, глубоко спрятанное в ее подсознании, пыталось таким образом выбиться на поверхность? Возможно, оказавшись рядом с Пурвьаншем, она разбередила старую рану, оставшуюся у нее с времен ее детства или юности?
Алиса считала, что дело тут, вероятно, в конфликте с отцом, о котором Софи в самом деле никогда нам не говорила. Позже мы узнали, что этот человек тоже был актером. Он в свое время выступал с остротами в разных кабаре. Бросив жену, он создал свой номер и ушел с каким-то фокусником по имени Маттео. А потеряв компаньона, впал в нищету и попытался восстановить отношения с женой и дочерью. Может, они его выгнали? Это вполне вероятно. И, изгоняя Пурвьанша, она как будто второй раз выставляла на улицу своего отца.
Тогда то, что мы принимали за иррациональный страх, было в действительности всего лишь замаскированной формой угрызений совести.
XXXI
Прошло два месяца, все это время о Пурвьанше не было ни слуху ни духу. Навязчивые страхи Софи вроде бы немного улеглись. Но однажды вечером Алиса выступала в кабаре «Лез Аббесс» и заметила в зале Ната. Он почти не изменился, но его одежда так отличалась от того, что он обычно носил, что ей понадобилось некоторое время, прежде чем она его узнала. Кроме того, намечающаяся бородка придавала его лицу вид бывалого путешественника, подчеркнутый пестрым походным нарядом, в котором он красовался с напускным равнодушием.
Алиса угрюмо нахмурилась, эта встреча ее не радовала. Но выбора у нее не было. Он поджидал ее прямо у артистического выхода. Едва увидев ее, он бросился вперед и заявил:
— Я должен поговорить с тобой!
Побуждаемая страхом и любопытством, встревоженная Алиса позволила отвести себя в кафе «Ла Буль д'Ор». Как только они сели за столик, он тут же заговорил:
— Я покинул Париж и вообще Францию… Надо было уехать подальше… Хватит с меня этих пыльных театров, в которых я так долго вращался… И как я теперь понимаю Рембо, оставившего Европу с ее чадящим светом! О, Африка! Пустыня! Саванна! Я плавал вниз по Нигеру! Я даже любил одну берберку! — Он растрогался. — Малышка берберка… Нежное дитя… Над Атласскими горами шел снег. Мы лежали в простой деревянной хижине и любили друг друга… Запах коз…
Звук его голоса завораживал. Опять начиналось это колдовство, только ноты были уже другими. Алиса чувствовала себя так, будто ее обволакивает и медленно смыкается над головой тонкая паутина. Тогда, повинуясь инстинкту выживания, она захотела вырваться.
— Знаете, нам вас не слишком-то не хватало… Он принял этот выпад с легкой улыбкой:
— Не важно! Я очень изменился… Жизнь для меня обрела другие краски. Знаешь ли ты, каким бывает закат в пустыне? Солнце садится в песок, а там, вдали, слышна песнь муэдзина, призывающего верующих к молитве.
Правда ли, что он уезжал, или это были новые сказки? Его белая кожа совсем не загорела.
— Я видел коптских монахов — паломников, ходивших к горе Атос; суфиев, слепых мудрецов, покинувших свою крепость и спускавшихся вниз к реке; я побывал в школах заклинателей змей, а на дороге между Бискрой и Тугуртом встречал шаманов… Думай что хочешь, но на этом пути я нашел Бога. Да и разве могло быть иначе?
Теперь еще и Бог! Возможно ли, чтобы он так изменился и всего за несколько месяцев?
— Извините меня, — сказала Алиса, — я должна возвращаться.
— О! — живо произнес он. — Мне не хотелось надоедать тебе. Я только вчера вернулся в Париж и думал, что ты могла бы рассказать мне последние новости…
Она встала, решительно обрывая навязанный им бессмысленный разговор. Он хитрил, это ясно. Быть может, он провел эти два месяца, не выезжая дальше Гаренн-Коломб!
— С «Двойным непостоянством» все в порядке! — бросила Алиса.
— Софи Бонэр будет превосходна, я в этом уверен. Кстати, как она?
С самого начала, вероятно, именно это и было истинной причиной их беседы.
— Ей будет гораздо лучше, если вы оставите ее в покое! — едко отрезала Атиса.
Они вышли на улицу, даже не подумав заказать себе кофе.
— Хватит! — сказал Пурвьанш. — Я очистил и душу, и чувства. Я стал другим человеком. Что может грозить той, кого я люблю всем сердцем? К чему меня бояться? Разве она не знает, что величайшие святые были сначала ужасными грешниками?
Алиса засмеялась:
— Вы считаете нас глупцами, способными поверить в эту безумную метаморфозу?
— Разница между добром и злом — не толще одного волоса! — возразил он.
— Послушайте. Я устала и абсолютно невежественна в теологии. Зато, если вы соберетесь когда-нибудь ставить новую пьесу, могу посоветовать вам «Тартюфа». В заглавной роли вы будете просто великолепны!
С этими словами она повернулась к нему спиной и спустилась в метро, оставив Пурвьанша предаваться благочестивым размышлениям.
— Ты правильно сделала, — воскликнул я, когда она рассказала мне эту историю. — Волк снова нарядился в овечью шкуру, но на этот раз он блеет неубедительно!
— Думаешь, он уже составил план, как подобраться к Софи в своем новом обличье бледного Пьеро?
— Ей хорошо знаком этот трюк, надеюсь, она сумеет разглядеть пудру на его лице и не даст себя провести, да и вряд ли в ее душе еще сохранилась наивная детская вера, будто можно взмахнуть волшебной палочкой, и дьявол с мешком своих хитростей превратится в святого! Скорее уж в ханжу! Должно быть, Нат полагает, что Волк и дьявол — превосходные персонажи, достойные занять место в его личном театре. Так и вижу, как он руководит репетицией: «Эй там, вы, Бог, входите через сад, а ты, Люцифер, со стороны двора. Ну а я, Натаниель Пурвьанш, новый Христос, встану в центре площадки. Оркестр, партитуру из „Парсифаля“, пожалуйста!»
Смеяться тут было нечему, и, однако, мы искренне развеселились, представив эту карикатуру на притязания Пурвьанша. Затем позвонили Софи, чтобы предупредить о возвращении ее невидимого мучителя и новой маске, которую он себе выбрал. Тотчас же все ее страхи воскресли снова.
— Мы заканчиваем работу над Мариво. Кто знает, не решит ли он появиться на премьере и учинить там скандал! Я должна предупредить Мадлен Герланд и Шаваля! Боже мой, и как только подобное существо могло родиться на этой земле?
Она была крайне взволнованна и, как всегда, ожидала худшего. Нам удалось успокоить ее немного. И тогда она сообщила, что обращалась в специальное агентство, которое провело по ее просьбе небольшое расследование с целью выяснить хоть что-то о прошлом Пурвьанша, о котором мы действительно совсем ничего не знали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Все эти дни Софи звонила нам каждый вечер. Бьюсь об заклад, что, если бы Пурвьанш наконец показался, она бы успокоилась. Его отсутствие становилось еще тяжелее, чем присутствие, и это превращалось у нее в настоящую фобию. А может, какое-то давнее воспоминание, глубоко спрятанное в ее подсознании, пыталось таким образом выбиться на поверхность? Возможно, оказавшись рядом с Пурвьаншем, она разбередила старую рану, оставшуюся у нее с времен ее детства или юности?
Алиса считала, что дело тут, вероятно, в конфликте с отцом, о котором Софи в самом деле никогда нам не говорила. Позже мы узнали, что этот человек тоже был актером. Он в свое время выступал с остротами в разных кабаре. Бросив жену, он создал свой номер и ушел с каким-то фокусником по имени Маттео. А потеряв компаньона, впал в нищету и попытался восстановить отношения с женой и дочерью. Может, они его выгнали? Это вполне вероятно. И, изгоняя Пурвьанша, она как будто второй раз выставляла на улицу своего отца.
Тогда то, что мы принимали за иррациональный страх, было в действительности всего лишь замаскированной формой угрызений совести.
XXXI
Прошло два месяца, все это время о Пурвьанше не было ни слуху ни духу. Навязчивые страхи Софи вроде бы немного улеглись. Но однажды вечером Алиса выступала в кабаре «Лез Аббесс» и заметила в зале Ната. Он почти не изменился, но его одежда так отличалась от того, что он обычно носил, что ей понадобилось некоторое время, прежде чем она его узнала. Кроме того, намечающаяся бородка придавала его лицу вид бывалого путешественника, подчеркнутый пестрым походным нарядом, в котором он красовался с напускным равнодушием.
Алиса угрюмо нахмурилась, эта встреча ее не радовала. Но выбора у нее не было. Он поджидал ее прямо у артистического выхода. Едва увидев ее, он бросился вперед и заявил:
— Я должен поговорить с тобой!
Побуждаемая страхом и любопытством, встревоженная Алиса позволила отвести себя в кафе «Ла Буль д'Ор». Как только они сели за столик, он тут же заговорил:
— Я покинул Париж и вообще Францию… Надо было уехать подальше… Хватит с меня этих пыльных театров, в которых я так долго вращался… И как я теперь понимаю Рембо, оставившего Европу с ее чадящим светом! О, Африка! Пустыня! Саванна! Я плавал вниз по Нигеру! Я даже любил одну берберку! — Он растрогался. — Малышка берберка… Нежное дитя… Над Атласскими горами шел снег. Мы лежали в простой деревянной хижине и любили друг друга… Запах коз…
Звук его голоса завораживал. Опять начиналось это колдовство, только ноты были уже другими. Алиса чувствовала себя так, будто ее обволакивает и медленно смыкается над головой тонкая паутина. Тогда, повинуясь инстинкту выживания, она захотела вырваться.
— Знаете, нам вас не слишком-то не хватало… Он принял этот выпад с легкой улыбкой:
— Не важно! Я очень изменился… Жизнь для меня обрела другие краски. Знаешь ли ты, каким бывает закат в пустыне? Солнце садится в песок, а там, вдали, слышна песнь муэдзина, призывающего верующих к молитве.
Правда ли, что он уезжал, или это были новые сказки? Его белая кожа совсем не загорела.
— Я видел коптских монахов — паломников, ходивших к горе Атос; суфиев, слепых мудрецов, покинувших свою крепость и спускавшихся вниз к реке; я побывал в школах заклинателей змей, а на дороге между Бискрой и Тугуртом встречал шаманов… Думай что хочешь, но на этом пути я нашел Бога. Да и разве могло быть иначе?
Теперь еще и Бог! Возможно ли, чтобы он так изменился и всего за несколько месяцев?
— Извините меня, — сказала Алиса, — я должна возвращаться.
— О! — живо произнес он. — Мне не хотелось надоедать тебе. Я только вчера вернулся в Париж и думал, что ты могла бы рассказать мне последние новости…
Она встала, решительно обрывая навязанный им бессмысленный разговор. Он хитрил, это ясно. Быть может, он провел эти два месяца, не выезжая дальше Гаренн-Коломб!
— С «Двойным непостоянством» все в порядке! — бросила Алиса.
— Софи Бонэр будет превосходна, я в этом уверен. Кстати, как она?
С самого начала, вероятно, именно это и было истинной причиной их беседы.
— Ей будет гораздо лучше, если вы оставите ее в покое! — едко отрезала Атиса.
Они вышли на улицу, даже не подумав заказать себе кофе.
— Хватит! — сказал Пурвьанш. — Я очистил и душу, и чувства. Я стал другим человеком. Что может грозить той, кого я люблю всем сердцем? К чему меня бояться? Разве она не знает, что величайшие святые были сначала ужасными грешниками?
Алиса засмеялась:
— Вы считаете нас глупцами, способными поверить в эту безумную метаморфозу?
— Разница между добром и злом — не толще одного волоса! — возразил он.
— Послушайте. Я устала и абсолютно невежественна в теологии. Зато, если вы соберетесь когда-нибудь ставить новую пьесу, могу посоветовать вам «Тартюфа». В заглавной роли вы будете просто великолепны!
С этими словами она повернулась к нему спиной и спустилась в метро, оставив Пурвьанша предаваться благочестивым размышлениям.
— Ты правильно сделала, — воскликнул я, когда она рассказала мне эту историю. — Волк снова нарядился в овечью шкуру, но на этот раз он блеет неубедительно!
— Думаешь, он уже составил план, как подобраться к Софи в своем новом обличье бледного Пьеро?
— Ей хорошо знаком этот трюк, надеюсь, она сумеет разглядеть пудру на его лице и не даст себя провести, да и вряд ли в ее душе еще сохранилась наивная детская вера, будто можно взмахнуть волшебной палочкой, и дьявол с мешком своих хитростей превратится в святого! Скорее уж в ханжу! Должно быть, Нат полагает, что Волк и дьявол — превосходные персонажи, достойные занять место в его личном театре. Так и вижу, как он руководит репетицией: «Эй там, вы, Бог, входите через сад, а ты, Люцифер, со стороны двора. Ну а я, Натаниель Пурвьанш, новый Христос, встану в центре площадки. Оркестр, партитуру из „Парсифаля“, пожалуйста!»
Смеяться тут было нечему, и, однако, мы искренне развеселились, представив эту карикатуру на притязания Пурвьанша. Затем позвонили Софи, чтобы предупредить о возвращении ее невидимого мучителя и новой маске, которую он себе выбрал. Тотчас же все ее страхи воскресли снова.
— Мы заканчиваем работу над Мариво. Кто знает, не решит ли он появиться на премьере и учинить там скандал! Я должна предупредить Мадлен Герланд и Шаваля! Боже мой, и как только подобное существо могло родиться на этой земле?
Она была крайне взволнованна и, как всегда, ожидала худшего. Нам удалось успокоить ее немного. И тогда она сообщила, что обращалась в специальное агентство, которое провело по ее просьбе небольшое расследование с целью выяснить хоть что-то о прошлом Пурвьанша, о котором мы действительно совсем ничего не знали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40