Натолкнувшись на очередную помеху в неуместно элегантном сером наряде, я поступила с ней точно так же – двинула локтем, чтоб не путалась под ногами. Серая фигура заверещала, ей вторил встревоженный баритон. Я остановилась, рукавом смахнула заливающий глаза пот... и узнала леди Баскервиль. От такого удара мадам должна была сложиться посередине, да корсет спас. На пару с мистером Вандергельтом. Американец бережно поддерживал безутешную вдовушку. Сама же леди Баскервиль сверлила меня яростным взглядом из-под полей шляпки, которая моими усилиями съехала ей чуть ли не на нос.
– Доброе утро, миссис Эмерсон, – первым опомнился Вандергельт. – Шляпу снять не могу, простите великодушно.
– Пустяки! Доброе утро, леди Баскервиль. Извините, не заметила вас. Извините еще раз, я вас на минутку оставлю, выброшу мусор.
К моему возвращению леди Баскервиль успела перевести дух, вернуть на положенное место шляпку и нервы. А вид растрепанной, взмыленной и чумазой особы окончательно привел мадам в чувство. Ее лучезарная улыбка, по-видимому, задумывалась как знак сострадания.
– Миссис Эмерсон, дорогая! Вот уж никак не ожидала, что вы будете трудиться наравне с мужчинами!
– Выхода нет, – отрезала я. – Людей маловато. – Потом осмотрела ее с головы до пят, дождалась, пока лицо мадам не пошло красными пятнами, и добавила: – Надеюсь, мистер Милвертон идет на поправку?
– Вам лучше знать. Вы ведь, говорят, перед выходом его осматривали. – Леди Баскервиль засеменила рядом со мной, поскольку я и не подумала откладывать работу. Еще чего! Поздоровались – и хватит.
– Осматривала. И велела не вставать с постели. Он пока...
В следующую секунду я выронила корзину и помчалась к гробнице – на крик, от которого, казалось, вздрогнули окрестные горы. Оценив важность момента, толпа зрителей тоже хлынула ко входу. Мне пришлось вовсю работать кулаками, локтями и коленками, чтобы добраться наконец до лестницы. Думаю, только благодаря репутации «неистового Эмерсона» никто из зевак не скатился вслед за мной.
Сначала я не увидела ровным счетом ничего, достойного столь оглушительного вопля. Но когда глаза привыкли к полумраку, сама чуть не запрыгала от радости. Расчищенная на несколько футов поверхность стены явила нашим взорам древний рисунок – фигуру мужчины с воздетой в угрожающем жесте рукой. Столетия не притушили яркости красок. Портрет сиял насыщенными цветами, как в тот день, когда их нанес неведомый художник. Затаив дыхание, я любовалась смуглым глянцем тела, коралловыми, зелеными и густо-синими переливами драгоценного ожерелья, золотым сиянием плюмажа, венчающего черноволосую голову.
– Амон! – Это египетское божество я узнала сразу. – Какое чудо, Эмерсон!
– Тончайшая работа. Не хуже, чем в гробнице Сети Первого, – кивнул мой муж. – Будем очищать потихоньку, чтобы не повредить рисунок.
На нижней ступеньке лестницы возник Вандергельт.
– Неужели вы собираетесь полностью расчистить завал, профессор? А почему бы просто не сделать ход, чтобы поскорей добраться до усыпальницы?
– Да потому, что цель у меня другая, Вандергельт! Что я, по-вашему, газетную шумиху раздувать приехал? Или помочь ворам из Гурнеха быстренько разграбить могильник?
– Сдаюсь, профессор! – Вандергельт с улыбкой вскинул руки. – Не просите меня задержаться, никак не могу! Нужно проводить леди Баскервиль домой.
Мы же трудились еще много часов. К концу первого рабочего дня проход был расчищен на несколько ярдов, и теперь уже на обеих стенах заиграли краски божественных портретов. Процессию небожителей пополнили Осирис, Мут, Изис. Обнаружились и надписи. Карл их старательно скопировал, но, к величайшему сожалению, имени хозяина гробницы мы среди них так и не нашли.
Проверив надежность запоров на решетке и на двери небольшого сарайчика с инструментами, мы двинулись в обратный путь. Темнота уже вытягивала перед нами длинные руки теней, но сзади последние лучи еще пронзали фиолетово-багровое небо.
II
Эмерсон, конечно, имеет право (и пользуется им без зазрения совести) критиковать никому не нужные излишества, однако я что-то не заметила, чтобы он отверг излишество в виде очаровательной ванной комнатки в бывших покоях лорда Баскервиля. Боже, какое это наслаждение – после целого дня в пыли и духоте ощутить на теле прохладу чистой воды!
В гостиной нас ждал накрытый для чая стол. В распахнутые окна вливались вечерняя свежесть и благоухание жасмина.
Мы пришли первыми, но только я успела занять свое место, как появились Карл с мистером Милвертоном, а следом и Вандергельт. Этот вынырнул из темноты лоджии и с фамильярностью друга семьи устремился прямиком к столу.
– Приглашен хозяйкой, – уверил он, склоняясь к моей руке. – Впрочем, явился бы и без приглашения. Умираю от желания услышать новости с раскопок. Где же леди Баскервиль?
А прекрасная вдовушка тут как тут, вплыла в гостиную облаком газа и кружев, со шлейфом аромата духов. После наилюбезнейших препирательств роль хозяйки за столом досталась мне. Я разлила чай, а Эмерсон снизошел наконец к просьбам вкратце обрисовать наши достижения.
Начал он, благородная душа, с моего личного и далеко не малого вклада. Всю вторую половину дня я жарилась на солнце, перебирая выброшенный из прохода мусор. Редко кто из археологов утруждает себя этой никчемной, в сравнении с грандиозностью их цели, задачей. Но мой муж не таков. Эмерсон не успокоится, пока не проверит все до последнего камешка. В крайнем случае перепоручит грязную работу мне. Его рвение было вознаграждено, и я с понятной гордостью разложила на столе находки: горку черепков (ерундовые глиняные осколки), пригоршню мелких костей (останки грызунов) и медный нож.
Леди Баскервиль изволила хохотнуть.
– Бедная вы моя миссис Эмерсон! Сколько усилий – и все ради кучки хлама.
Мистер Вандергельт глубокомысленно пригладил эспаньолку.
– Не скажите, мэм, не скажите. Вид, конечно, непрезентабельный, но будь я проклят, если этот хлам не означает кое-что... довольно неприятное. Как по-вашему, профессор?
Эмерсон угрюмо кивнул. Он терпеть не может, когда его великие догадки кто-то смеет предсказывать.
– Соображаете, Вандергельт. Глиняные осколки когда-то были кувшином для ароматического масла. Боюсь, леди Баскервиль, что не мы первые нарушаем покой фараона.
Мадам премило захлопала ресницами.
– Н-не понимаю...
– Но это же очевидно! – воскликнул Карл. – Кувшины с ароматическими маслами, еду, одежду, мебель – все, что могло понадобиться умершему в загробной жизни, оставляли в усыпальницах. Раскопки древних гробниц, а также сведения, почерпнутые из папирусов, говорят...
– Отлично, отлично, – нетерпеливо прервал Эмерсон. – Карл хочет сказать, леди Баскервиль, что осколки кувшина могли оказаться в коридоре в одном-единственном случае:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76