* Джузеппе Тартини (1692-1770) - итальянский скрипач и композитор, автор множества сочинений для скрипки. Особенно известна его соната "Дьявольская трель".
Глава VI
Дом, в котором мне отвели квартиру, принадлежал деревенскому портному - худому человеку с воспаленными глазами и привычкой к ленивым телодвижениям. Он служил в свое время в драгунском полку в Оснабрюке, прошел мировую войну в качестве унтер-офицера и был ранен при наступлении на Варшаву. Он был женат вторым браком. Его первая жена умерла от "грудной болезни", а вторая принесла в качестве приданого небольшую сумму наличными и дом, в котором меня и поселили. Все это медленно и обстоятельно рассказал мне мой хозяин в первый же вечер, помогая распаковывать мои инструменты. Впоследствии я редко его видел, он почти постоянно сидел в своей мастерской. Из своей спальни я иногда слышал, как он колол дрова на дворе.
Его жену я встречал ежедневно - она убирала мою квартиру, следила за порядком моего гардероба и стирала мое белье. Вначале она мне и обед готовила, но впоследствии я попросил, чтобы еду приносили с постоялого двора. Она была очень прилежна, работала всегда бесшумно и очень мало говорила. По воскресным дням она надевала черное платье с желтыми оборками, прикрепляла к переднику атласные банты и накидывала на плечи синий платок. Такого наряда никто в деревне больше не носил.
Моя квартира состояла из трех комнат, старомодная обстановка которых с первого взгляда внушила мне ужасное отвращение. Мне стало ясно, что я буду не в состоянии прожить долго посреди этой украшенной резьбою мебели, этих частью бесполезных, а частью и просто неудобных вещей. В настоящее время я отношусь ко всем этим предметам гораздо снисходительнее и даже не без некоторой нежности вспоминаю о моем небольшом кабинете с гелиогравюрами в резных рамках, оленьими рогами, двумя загроможденными подушками соломенными креслами, терракотовой женской фигуркой на камине и о запыленных искусственных цветах, украшавших мою спальню. Все эти вещи были свидетелями моего безграничного блаженства, и я их уже никогда больше не увижу.
Первым посетителем, на следующее же утро усевшимся в мое соломенное кресло, был местный школьный учитель.
Из окон моей квартиры я видел, как он в нерешительности прогуливается взад-вперед перед воротами дома. Несколько раз он вот-вот уже, казалось, собирался войти, но затем снова удалялся. Он пришел как раз в тот момент, когда я стоял перед зеркалом и брился. У него было худое, изборожденное морщинами лицо и жидкие, длинные, зачесанные на "артистический" манер волосы. Одежда его была в нарочитом беспорядке - это, очевидно, должно было свидетельствовать о его презрительном отношении ко внешним проявлениям жизни. Одним словом, ему действительно удалось вырядить себя в полном соответствии с нашими представлениями о провинциальных актерах.
Он явился не в качестве пациента, а, как он меня немедленно уведомил, "руководствуясь чувством здорового недоверия к своим милым согражданам". По его словам, он уже давно усвоил привычку никогда не довольствоваться впечатлениями из вторых рук, а непременно выносить их лично. Он-де не дозволяет другим людям оказывать на него влияние. Ведь вся деятельность этих "других" - как здесь, так, должно быть, и в других местах -сводится преимущественно к тому, что они пытаются разъединить людей, которые в известной степени подходят друг другу и даже (здесь он сделал паузу) могут представлять друг для друга некоторый интерес.
Сидя в своем кресле, он задумчиво глядел на пылавшее в камине пламя, а набившийся в резиновые подошвы его ботинок снег тем временем таял и стекал на пол, где образовывал небольшие каналы и озерца.
В отдельных кругах местного общества он пользуется репутацией человека, с которым нелегко ужиться. С особенной же антипатией, продолжал он, делая неопределенный жест рукой по направлению к верхней части оконной рамы, к нему относятся представители аристократии. Но он охотно мирится со своей непопулярностью.
Она является результатом его склонности к откровенности, следствием его принципа говорить всегда правду и одну только правду. Он не привык носить намордник, а потому называет все вещи их подлинными именами. В этом отношении он не идет ни на какие уступки даже в общении с лицами, стоящими выше его на социальной лестнице. Разумеется, некоторым людям это его мужество и стремление к истине приходится не по вкусу. Особенно это касается тех, кому есть что скрывать, но с этим он, школьный учитель, не считается. Затем он переменил тему разговора:
- Здесь чрезвычайно нездоровая местность,- заметил он.- Во всем, что касается гигиены, мы отстали от всего мира. Здешний режим вообще относится враждебно ко всему прогрессивному. Так что работы у вас будет достаточно. Ваш предшественник в последние годы своей здешней деятельности твердил о том, что он ужасно устал и хотел бы отдохнуть, но, увы, он не мог себе этого позволить. Ему было семьдесят два, когда он умер. Я могу с полным правом сказать, что нашел в его лице истинного друга. Покойный и я отлично понимали друг друга всегда и во всем. Сколько вечеров провел я в этом доме, в этой самой комнате, за дружеской беседой, бутербродами и бутылкой пива!
Он указал на одну из гелиогравюр, изображавшую какого-то шекспировского короля на троне. У его ног распростерлись две молящие о защите женщины, а на заднем плане красовалось какое-то экзотическое посольство с верховыми лошадьми и верблюдами.
- Вот мой последний рождественский подарок,- сказал он.- Этот подарок доставил много радости старичку-доктору. Теперь эта картина принадлежит общине, как и вся прочая обстановка. Общинное управление приобрело все наследство с публичного торга. Само собою разумеется, что тут дело не обошлось без разных сомнительных комбинаций и некоторые господа заработали незаконным путем изрядные денежки. Но пусть они не воображают себе слишком много по поводу проявленной ими хитрости! Кое-кому проделки этих господ хорошо известны. Ничего, они еще всплывут наружу!
Некоторое время он сидел молча, погрузившись в созерцание картины. Когда я сообщил ему, что намереваюсь отправиться с визитом к владельцу поместья, он сейчас же предложил сопровождать меня и показать мне дорогу. Я прекрасно мог бы обойтись и без его помощи -хозяйское поместье, большой двухэтажный дом из красноватого песчаника с синей черепичной крышей, выглядывавшей из-за группы оголенных и покрытых снегом буковых деревьев, можно было увидеть из любой точки деревни,- но отделаться от него было невозможно.
По дороге мы заговорили о хозяине дома, в котором я поселился, и его первой жене.
- Что он вам рассказал о ней?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44