Такие случаи были ему привычны. Проскользнуть через комнату, не разбудив спящего, — это один из навыков его профессии.
На постели находились двое: мужчина и женщина.
Вор принялся размышлять. Хозяин, как видно, хорошенько выпил и закусил, после чего задремал в объятиях своей жены. Но он непременно должен сказать ему свое слово, даже если хозяина придется будить посреди ночи. Он стал лихорадочно соображать, как лучше приступить к делу.
«Мир вам и милость Христа, Господа нашего! — мысленно начал вор. — Ой, да он же, пожалуй, с ума сойдет, если услышит спросонья, что у него чума в овчарне… Нет уж, лучше подождать, пока они не проснутся, а я тем временем посмотрю, какой шелк будет эта парочка прясть в постели».
Вор забрался за печь, в тепло, и стал прислушиваться к ночным шорохам. Он был очень доволен, что судьба так быстро привела его к господину фон Крехвицу. Сначала до него доносилось только размеренное дыхание, затем он услышал сонный шепот женщины. Мужчина потянулся на кровати и неохотно положил руку на плечо женщине.
«Скажу так, — думал тем временем бродяга. — Мир вам и милость Христа, Господа нашего! Ваша милость отдыхает здесь на постели, не ведая, что у него в овечьем хлеву чумная зараза. Слуги ваши никуда не годны. Всех их следовало бы пороть как Сидоровых коз… — Тут он вдруг осекся. — Нет! Так начать — все равно что правой ногой лезть в левый сапог. Сперва ему надо сказать, кто я такой и от кого пришел».
— И что это вы, господин, все зеваете да зеваете? — вдруг заговорила женщина. — Неужели в этом для господина заключается все искусство любви? Почему вы больше не называете меня милочкой, ангелом, сокровищем, кошечкой, розовым бутончиком и душевной отрадой?
Давно ли господин заверял меня и своей преданности?
Вор навострил уши.
— Я обещал тебе любовь всадника, — сонным голосом отвечал мужчина. — Но любовь всадника не бывает долгой. Она как роса на поле, — утром была, а днем ее уже нет.
— Ага! Значит, я для вас уже не сокровище, не кошечка и не бутончик?
— Ох уж эти женщины! Вечно им надо совать в уши красивые слова, как ребенку в рот — сладкую овсяную кашку. Разве я не подарил тебе семь локтей шелковой ленты, два фунта сахару да серебряный талер со святым Георгием?
— Так-то оно так, да уж больно рано господин устал от любовной игры. Что же, масло истрачено и лампа погасла. Недолго же она горела…
Бродяга все еще обдумывал свою речь. «Господин фон Торнефельд, ваша милость его знает, послал меня за помощью. Сам он сидит на старой мельнице и хочет получить от вас атласный кафтан, шляпу, чулки, лошадь с повозкой и денег на дорогу…»
— Это все из-за поста, — возразил мужчина. — В отличие от тебя, я соблюдаю все постные дни и гонюсь за небесной благодатью, как охотник за диким кабаном. За это мне простятся все плотские грехи. Когда я стану богат, найму себе капеллана, чтобы он молился и постилcя за меня.
— Лучше бы господин завел капеллана, чтобы тот вместо него ложился с девушками!
— Молчи! — сердито прикрикнул на нее мужчина. — Ты что же, воображаешь себя приличной девушкой? Что-то я не заметил, чтобы ты была невинна! Цветочек-то твой, поди, уж не один раз сорван!
— Фи, какие грубые слова! Пусть я не девушка, да ведь и господин не в целости живет — у него только одно ухо и один глаз!
— Я получил эти раны от врагов в честном бою, — с гордостью отвечал мужчина, пытаясь побороть гнев.
— А я — от друзей! — вызывающе засмеялась девица.
Мужчина тоже разразился гулким хохотом, и так они веселились до тех пор, пока девица вдруг не заметила, что они смеются втроем. Бродяга за печкой не смог удержаться от смеха и прыснул в кулак — такой забавной показалась ему перебранка любовников.
— Тише! — воскликнула девица. — Слышишь? Здесь кто-то есть!
— Дура! — оборвал ее мужчина. — Кто, кроме нас, тут может быть? Да и как бы он вошел?
— Здесь кто-то есть. Я слышала смех, — шепнула красотка. Она села в постели и стала напряженно всматриваться во тьму, слабо подсвеченную тусклыми отблесками углей в печке.
— Да ложись же ты и успокойся! Я поставил у дверей своего драгуна — уж он-то никого сюда не пустит. А тебе, видно, пригрезилось, как свистят рыбы подо льдом!
— Нет! Вон, вон он стоит! — визгливо закричала девица, хватаясь одной рукой за руку мужчины, а другой указывая в темноту. — Вон там, за печкой! На помощь! На помощь!
Мужчина, как был голый, вскочил с кровати и схватил со стула шпагу.
— Эй! Там, за печкой! — рявкнул он. — Кто ты такой? Чего тебе надо? Стой и не шевелись, или я разрублю тебя как сосиску! Не двигайся, или я воткну шпагу тебе в брюхо!
Бродяга понял, что дело обернулось неожиданным для него образом. Покинув свое укрытие, он попытался объяснить господину, откуда он и зачем пришел.
— Мир вам и милость Христова! — начал он, торопливо поклонившись. — Меня послал к вашей милости ваш крестник, господин фон Торнефельд. Докладываю вашей милости, что сейчас он сидит на мельнице и ждет…
— Балтазар! — прервал его человек со шпагой. — Живо ступай сюда да прихвати с собой лампу! Посмотрим, кто это тут болтает о Христе и моем крестнике.
— Не надо лампы! Не надо! Я же голая, как Ева!
— Была Евой, так жила бы в раю! — мужчина рассмеялся, толкнул ее в постель и накрыл с головой одеялом. В следующую секунду в комнату вошел драгун с лампой и зажег восковую свечу на столе. В ее свете бродяга увидел перед собой невысокого коренастого человека в наспех натянутой ночной рубахе, шляпе с пером и шпагой наголо в руке.
Увидел — и оцепенел от ужаса.
Он знал этого человека. То был драгунский капитан, которого в округе прозвали Бароном Палачей. Как видно, он стоял здесь на зимних квартирах.
Бароном Палачей его называли потому, что его задачей было беспощадное уничтожение многочисленных разбойничьих шаек, слонявшихся по Силезии и Богемии. Он имел полномочия от самого императора. Со своим эскадроном драгун Барон Палачей непрерывно передвигался по стране, вылавливая мошенников и бродяг, ярмарочных воров и бандитов с больших дорог — словом, всех, кто жил за счет чужого добра. Все мелкие и крупные нарушители закона боялись его, как самого Сатаны. Палач, которого он возил с собой, иной раз не мог напастись веревок, и тогда ему приходилось проявлять «милосердие», которое означало огненные клейма на лбу и щеках, пожизненное рабство на венецианских галерах или адский труд на епископских рудниках. Именно от этого человека и его солдат бродяга хотел убежать, продав себя епископу и его ненасытным печам. Надо же было случиться такому, чтобы несчастная звезда привела его в эту треклятую комнату — к самой постели Барона Палачей!
Бежать было некуда — драгуны занимали весь дом и охраняли все выходы. Бродяга стоял, по рукам и ногам скованный ужасом, но к этому ужасу примешивалось легкое удивление — знаменитый барон был смехотворно мал ростом и при этом волосат как обезьяна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
На постели находились двое: мужчина и женщина.
Вор принялся размышлять. Хозяин, как видно, хорошенько выпил и закусил, после чего задремал в объятиях своей жены. Но он непременно должен сказать ему свое слово, даже если хозяина придется будить посреди ночи. Он стал лихорадочно соображать, как лучше приступить к делу.
«Мир вам и милость Христа, Господа нашего! — мысленно начал вор. — Ой, да он же, пожалуй, с ума сойдет, если услышит спросонья, что у него чума в овчарне… Нет уж, лучше подождать, пока они не проснутся, а я тем временем посмотрю, какой шелк будет эта парочка прясть в постели».
Вор забрался за печь, в тепло, и стал прислушиваться к ночным шорохам. Он был очень доволен, что судьба так быстро привела его к господину фон Крехвицу. Сначала до него доносилось только размеренное дыхание, затем он услышал сонный шепот женщины. Мужчина потянулся на кровати и неохотно положил руку на плечо женщине.
«Скажу так, — думал тем временем бродяга. — Мир вам и милость Христа, Господа нашего! Ваша милость отдыхает здесь на постели, не ведая, что у него в овечьем хлеву чумная зараза. Слуги ваши никуда не годны. Всех их следовало бы пороть как Сидоровых коз… — Тут он вдруг осекся. — Нет! Так начать — все равно что правой ногой лезть в левый сапог. Сперва ему надо сказать, кто я такой и от кого пришел».
— И что это вы, господин, все зеваете да зеваете? — вдруг заговорила женщина. — Неужели в этом для господина заключается все искусство любви? Почему вы больше не называете меня милочкой, ангелом, сокровищем, кошечкой, розовым бутончиком и душевной отрадой?
Давно ли господин заверял меня и своей преданности?
Вор навострил уши.
— Я обещал тебе любовь всадника, — сонным голосом отвечал мужчина. — Но любовь всадника не бывает долгой. Она как роса на поле, — утром была, а днем ее уже нет.
— Ага! Значит, я для вас уже не сокровище, не кошечка и не бутончик?
— Ох уж эти женщины! Вечно им надо совать в уши красивые слова, как ребенку в рот — сладкую овсяную кашку. Разве я не подарил тебе семь локтей шелковой ленты, два фунта сахару да серебряный талер со святым Георгием?
— Так-то оно так, да уж больно рано господин устал от любовной игры. Что же, масло истрачено и лампа погасла. Недолго же она горела…
Бродяга все еще обдумывал свою речь. «Господин фон Торнефельд, ваша милость его знает, послал меня за помощью. Сам он сидит на старой мельнице и хочет получить от вас атласный кафтан, шляпу, чулки, лошадь с повозкой и денег на дорогу…»
— Это все из-за поста, — возразил мужчина. — В отличие от тебя, я соблюдаю все постные дни и гонюсь за небесной благодатью, как охотник за диким кабаном. За это мне простятся все плотские грехи. Когда я стану богат, найму себе капеллана, чтобы он молился и постилcя за меня.
— Лучше бы господин завел капеллана, чтобы тот вместо него ложился с девушками!
— Молчи! — сердито прикрикнул на нее мужчина. — Ты что же, воображаешь себя приличной девушкой? Что-то я не заметил, чтобы ты была невинна! Цветочек-то твой, поди, уж не один раз сорван!
— Фи, какие грубые слова! Пусть я не девушка, да ведь и господин не в целости живет — у него только одно ухо и один глаз!
— Я получил эти раны от врагов в честном бою, — с гордостью отвечал мужчина, пытаясь побороть гнев.
— А я — от друзей! — вызывающе засмеялась девица.
Мужчина тоже разразился гулким хохотом, и так они веселились до тех пор, пока девица вдруг не заметила, что они смеются втроем. Бродяга за печкой не смог удержаться от смеха и прыснул в кулак — такой забавной показалась ему перебранка любовников.
— Тише! — воскликнула девица. — Слышишь? Здесь кто-то есть!
— Дура! — оборвал ее мужчина. — Кто, кроме нас, тут может быть? Да и как бы он вошел?
— Здесь кто-то есть. Я слышала смех, — шепнула красотка. Она села в постели и стала напряженно всматриваться во тьму, слабо подсвеченную тусклыми отблесками углей в печке.
— Да ложись же ты и успокойся! Я поставил у дверей своего драгуна — уж он-то никого сюда не пустит. А тебе, видно, пригрезилось, как свистят рыбы подо льдом!
— Нет! Вон, вон он стоит! — визгливо закричала девица, хватаясь одной рукой за руку мужчины, а другой указывая в темноту. — Вон там, за печкой! На помощь! На помощь!
Мужчина, как был голый, вскочил с кровати и схватил со стула шпагу.
— Эй! Там, за печкой! — рявкнул он. — Кто ты такой? Чего тебе надо? Стой и не шевелись, или я разрублю тебя как сосиску! Не двигайся, или я воткну шпагу тебе в брюхо!
Бродяга понял, что дело обернулось неожиданным для него образом. Покинув свое укрытие, он попытался объяснить господину, откуда он и зачем пришел.
— Мир вам и милость Христова! — начал он, торопливо поклонившись. — Меня послал к вашей милости ваш крестник, господин фон Торнефельд. Докладываю вашей милости, что сейчас он сидит на мельнице и ждет…
— Балтазар! — прервал его человек со шпагой. — Живо ступай сюда да прихвати с собой лампу! Посмотрим, кто это тут болтает о Христе и моем крестнике.
— Не надо лампы! Не надо! Я же голая, как Ева!
— Была Евой, так жила бы в раю! — мужчина рассмеялся, толкнул ее в постель и накрыл с головой одеялом. В следующую секунду в комнату вошел драгун с лампой и зажег восковую свечу на столе. В ее свете бродяга увидел перед собой невысокого коренастого человека в наспех натянутой ночной рубахе, шляпе с пером и шпагой наголо в руке.
Увидел — и оцепенел от ужаса.
Он знал этого человека. То был драгунский капитан, которого в округе прозвали Бароном Палачей. Как видно, он стоял здесь на зимних квартирах.
Бароном Палачей его называли потому, что его задачей было беспощадное уничтожение многочисленных разбойничьих шаек, слонявшихся по Силезии и Богемии. Он имел полномочия от самого императора. Со своим эскадроном драгун Барон Палачей непрерывно передвигался по стране, вылавливая мошенников и бродяг, ярмарочных воров и бандитов с больших дорог — словом, всех, кто жил за счет чужого добра. Все мелкие и крупные нарушители закона боялись его, как самого Сатаны. Палач, которого он возил с собой, иной раз не мог напастись веревок, и тогда ему приходилось проявлять «милосердие», которое означало огненные клейма на лбу и щеках, пожизненное рабство на венецианских галерах или адский труд на епископских рудниках. Именно от этого человека и его солдат бродяга хотел убежать, продав себя епископу и его ненасытным печам. Надо же было случиться такому, чтобы несчастная звезда привела его в эту треклятую комнату — к самой постели Барона Палачей!
Бежать было некуда — драгуны занимали весь дом и охраняли все выходы. Бродяга стоял, по рукам и ногам скованный ужасом, но к этому ужасу примешивалось легкое удивление — знаменитый барон был смехотворно мал ростом и при этом волосат как обезьяна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51