Тем более здесь, в Иудее, под жестким контролем римского закона и под боком у Каиафы. Если они планировали надолго задержаться в этих краях, то ему следовало перевезти их в свои гефсиманские владения, где слуги всегда надежно охраняли неприкосновенность его жилища.
Отбросив в сторону эти мысли, он мягко остановил Учителя и потянул его за увитые виноградом шпалеры, не дав возможности гостям заметить их.
— Мой возлюбленный сын, — мягко сказал Иосиф, — ты так сильно изменился за короткий год моего отсутствия, что я просто не узнаю тебя.
Учитель обратил свой взор на Иосифа. Его удивительно ясные карие глаза с зеленоватыми и золотистыми крапинками всегда казались нереальными Иосифу. Это были глаза человека, хорошо знакомого с иными, нереальными мирами.
— Я не изменился, — печально сказал Учитель и улыбнулся. — Изменения происходят в окружающем нас мире, Иосиф. И во времена перемен мы, конечно, должны всецело сосредоточиться именно на неизменном и вечном. Грядет день, предсказанный Енохом, Илией и Иеремией. И так же как я помог вернуть юного Лазаря из могилы, так теперь наша задача доставить этот мир в его новую эпоху — такова моя земная миссия. Я надеюсь, что вы присоединитесь ко мне, все вы. Я надеюсь, вы останетесь со мной. Хотя вам не нужно следовать за мной туда, куда я должен пойти.
Иосиф не понял его последнего замечания, но решил пока не отвлекаться от намеченной темы.
— Мы все беспокоимся за тебя, Иисус. Пожалуйста, выслушай меня. Мой друг, один из членов синедриона, рассказал мне о твоем приходе из Галилеи на осенний праздник кущей. Иешуа, ты же понимаешь, что синедрион является твоим самым сильным сторонником. Уезжая в прошлом году, я думал, что все будет хорошо, что ты будешь миропомазан на празднике грядущей осенью. Они собирались сами миропомазать тебя как мессию — нашего помазанника, избранного царя и духовного вождя! Почему же ты отказался от всего этого? Почему стремишься уничтожить все, что так старательно планировалось нашими мудрецами?
Учитель потер руками глаза.
— Синедрион — не самый сильный из моих сторонников, Иосиф, — сказал он. Его голос звучал устало. — Самый сильный сторонник — мой Отец на небесах; я лишь выполняю Его распоряжения. Если Его планы порой не совпадают с планами синедриона, то, боюсь, им придется согласовывать свои дела с Ним. — И добавил, все с той же усмешкой глянув на Иосифа: — А поскольку здесь мы затрагиваем неизменное и вечное, то это узловая проблема.
Учитель любил говорить загадками, и сейчас Иосиф отметил его постоянные упоминания об узлах и узах. Иосиф хотел прояснить эту тему, когда из-за виноградной шпалеры к ним вдруг вышла Мариам, улыбаясь той сердечной, чувственной улыбкой, от которой обычно таяло сердце Иосифа.
Ее роскошные волосы, поблескивая на солнце, свободно рассыпались по плечам, придавая всему ее облику некую безудержную и своевольную чувственность, отчего не только старейшины, но даже и ближайшие ученики относились к ней как к неоправданно дорогой и излишне опасной игрушке в окружении Учителя. Иосифу подумалось, что ей присуща какая-то древняя первоосновная сила, сила природы. Она была подобна древней Лилит, которую старейшие еврейские тексты называли первой женой Адама: спелый плод, налитый неудержимой жаждой жизни.
— Иосиф Аримафейский! — воскликнула она, бросаясь в его раскрытые объятия и сама пылко обнимая его. — Мы все скучали по тебе, но я соскучилась больше всех. — Она отступила на шаг и серьезно взглянула на него большими серыми глазами, опушенными густыми ресницами. — Мы с Учителем часто вспоминали тебя. Ты так отлично умеешь все улаживать, разрешать жалобы и споры. Ты с легкостью решаешь любые проблемы, и жизнь становится простой и понятной.
— Хотелось бы мне самому понять, что же все-таки произошло после моего отъезда, ибо я вижу явные изменения, — сказал ей Иосиф. — Раньше ведь не бывало никаких разногласий.
— Безусловно, он сказал тебе, что ничего не изменилось! — воскликнула Мариам, с дразнящей усмешкой поглядывая на Учителя. — «Спасибо, дела идут превосходно» — так он, наверное, сказал? Ничего подобного. Месяцами он скрывался от всех, даже от своих последователей. И все ради того, чтобы с триумфом войти в город на Пасху в следующее воскресенье, в окружении…
— Ты собираешься идти в Иерусалим при нынешнем положении дел? — встревоженно спросил Иосиф Учителя. — Я не думаю, что это разумно. Синедрион, несомненно, откажется признать тебя помазанником грядущей осенью, если ты устроишь еще какой-нибудь скандал на этом празднике.
Раскинув руки, Учитель обнял Иосифа и Мариам и привлек их к себе, словно малых детей.
— Я не могу ждать до осени. Мое время пришло, — просто сказал Учитель. Потом, слегка прижав к себе Иосифа, он шепнул ему на ухо: — Оставайся со мной, Иосиф.
На закате солнца толпы умиротворенных приверженцев Иисуса поднялись на гору, оставив на прибрежных полянах и в садах белоснежный ковер из цветочных лепестков.
Когда сгустилась тьма, Марфа разожгла огонь в глиняных масляных светильниках на террасе и слуги накрыли легкую вечернюю трапезу перед отходом ко сну. Здесь были двенадцать учеников, а также юный Лазарь, который выглядел бледным и болезненным и целый день почти не раскрывал рта, еще несколько пожилых женщин и сами сестры. Матушка Учителя прислала свои извинения, сообщив, что сможет прийти из Галилеи только к концу пасхального праздника.
Эта небольшая компания уютно расположилась за столом, освещенным мерцающими огнями ламп. Учитель вознес благодарности, и все преломили хлеб над щедрыми порциями горячей похлебки, после чего Мариам поднялась со своего места, взяв стоявший перед ней красивый резной ларец. Она подошла к Иосифу, сидевшему рядом с Учителем, и попросила его подержать эту каменную вещицу. Молча открыв крышку ларца, Мариам окунула в него руки, и все сидевшие за столом вдруг прекратили разговоры, заметив, что она словно парит в этом дрожащем свете, подобно судьбоносному или пророческому ангелу.
Когда она вынула оттуда полные пригоршни благовонного масла, вся терраса, виноградник и сад сразу заполнились ошеломляюще сладостными ароматами нарда. Такая ароматическая смесь, как было известно Иосифу, стоила безумно дорого. Гораздо дороже полновесных пригоршней рубинов и золота.
Один за другим сотрапезники поняли, что должно произойти. Симон оттолкнул свою тарелку и с трудом поднялся с места; Иаков и Иоанн Зеведеи бросились к Мариам, желая остановить ее, Иуда вскочил на ноги… Однако все они опоздали.
Иосиф держал алебастровый ларец и изумленно смотрел, как Мариам с ангельски прекрасным выражением лица позволила благовонному маслу пролиться с ее ладоней на голову Учителя и оно заструилось по его лицу и шее под хитон, — традиционный священный ритуал миропомазания царя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
Отбросив в сторону эти мысли, он мягко остановил Учителя и потянул его за увитые виноградом шпалеры, не дав возможности гостям заметить их.
— Мой возлюбленный сын, — мягко сказал Иосиф, — ты так сильно изменился за короткий год моего отсутствия, что я просто не узнаю тебя.
Учитель обратил свой взор на Иосифа. Его удивительно ясные карие глаза с зеленоватыми и золотистыми крапинками всегда казались нереальными Иосифу. Это были глаза человека, хорошо знакомого с иными, нереальными мирами.
— Я не изменился, — печально сказал Учитель и улыбнулся. — Изменения происходят в окружающем нас мире, Иосиф. И во времена перемен мы, конечно, должны всецело сосредоточиться именно на неизменном и вечном. Грядет день, предсказанный Енохом, Илией и Иеремией. И так же как я помог вернуть юного Лазаря из могилы, так теперь наша задача доставить этот мир в его новую эпоху — такова моя земная миссия. Я надеюсь, что вы присоединитесь ко мне, все вы. Я надеюсь, вы останетесь со мной. Хотя вам не нужно следовать за мной туда, куда я должен пойти.
Иосиф не понял его последнего замечания, но решил пока не отвлекаться от намеченной темы.
— Мы все беспокоимся за тебя, Иисус. Пожалуйста, выслушай меня. Мой друг, один из членов синедриона, рассказал мне о твоем приходе из Галилеи на осенний праздник кущей. Иешуа, ты же понимаешь, что синедрион является твоим самым сильным сторонником. Уезжая в прошлом году, я думал, что все будет хорошо, что ты будешь миропомазан на празднике грядущей осенью. Они собирались сами миропомазать тебя как мессию — нашего помазанника, избранного царя и духовного вождя! Почему же ты отказался от всего этого? Почему стремишься уничтожить все, что так старательно планировалось нашими мудрецами?
Учитель потер руками глаза.
— Синедрион — не самый сильный из моих сторонников, Иосиф, — сказал он. Его голос звучал устало. — Самый сильный сторонник — мой Отец на небесах; я лишь выполняю Его распоряжения. Если Его планы порой не совпадают с планами синедриона, то, боюсь, им придется согласовывать свои дела с Ним. — И добавил, все с той же усмешкой глянув на Иосифа: — А поскольку здесь мы затрагиваем неизменное и вечное, то это узловая проблема.
Учитель любил говорить загадками, и сейчас Иосиф отметил его постоянные упоминания об узлах и узах. Иосиф хотел прояснить эту тему, когда из-за виноградной шпалеры к ним вдруг вышла Мариам, улыбаясь той сердечной, чувственной улыбкой, от которой обычно таяло сердце Иосифа.
Ее роскошные волосы, поблескивая на солнце, свободно рассыпались по плечам, придавая всему ее облику некую безудержную и своевольную чувственность, отчего не только старейшины, но даже и ближайшие ученики относились к ней как к неоправданно дорогой и излишне опасной игрушке в окружении Учителя. Иосифу подумалось, что ей присуща какая-то древняя первоосновная сила, сила природы. Она была подобна древней Лилит, которую старейшие еврейские тексты называли первой женой Адама: спелый плод, налитый неудержимой жаждой жизни.
— Иосиф Аримафейский! — воскликнула она, бросаясь в его раскрытые объятия и сама пылко обнимая его. — Мы все скучали по тебе, но я соскучилась больше всех. — Она отступила на шаг и серьезно взглянула на него большими серыми глазами, опушенными густыми ресницами. — Мы с Учителем часто вспоминали тебя. Ты так отлично умеешь все улаживать, разрешать жалобы и споры. Ты с легкостью решаешь любые проблемы, и жизнь становится простой и понятной.
— Хотелось бы мне самому понять, что же все-таки произошло после моего отъезда, ибо я вижу явные изменения, — сказал ей Иосиф. — Раньше ведь не бывало никаких разногласий.
— Безусловно, он сказал тебе, что ничего не изменилось! — воскликнула Мариам, с дразнящей усмешкой поглядывая на Учителя. — «Спасибо, дела идут превосходно» — так он, наверное, сказал? Ничего подобного. Месяцами он скрывался от всех, даже от своих последователей. И все ради того, чтобы с триумфом войти в город на Пасху в следующее воскресенье, в окружении…
— Ты собираешься идти в Иерусалим при нынешнем положении дел? — встревоженно спросил Иосиф Учителя. — Я не думаю, что это разумно. Синедрион, несомненно, откажется признать тебя помазанником грядущей осенью, если ты устроишь еще какой-нибудь скандал на этом празднике.
Раскинув руки, Учитель обнял Иосифа и Мариам и привлек их к себе, словно малых детей.
— Я не могу ждать до осени. Мое время пришло, — просто сказал Учитель. Потом, слегка прижав к себе Иосифа, он шепнул ему на ухо: — Оставайся со мной, Иосиф.
На закате солнца толпы умиротворенных приверженцев Иисуса поднялись на гору, оставив на прибрежных полянах и в садах белоснежный ковер из цветочных лепестков.
Когда сгустилась тьма, Марфа разожгла огонь в глиняных масляных светильниках на террасе и слуги накрыли легкую вечернюю трапезу перед отходом ко сну. Здесь были двенадцать учеников, а также юный Лазарь, который выглядел бледным и болезненным и целый день почти не раскрывал рта, еще несколько пожилых женщин и сами сестры. Матушка Учителя прислала свои извинения, сообщив, что сможет прийти из Галилеи только к концу пасхального праздника.
Эта небольшая компания уютно расположилась за столом, освещенным мерцающими огнями ламп. Учитель вознес благодарности, и все преломили хлеб над щедрыми порциями горячей похлебки, после чего Мариам поднялась со своего места, взяв стоявший перед ней красивый резной ларец. Она подошла к Иосифу, сидевшему рядом с Учителем, и попросила его подержать эту каменную вещицу. Молча открыв крышку ларца, Мариам окунула в него руки, и все сидевшие за столом вдруг прекратили разговоры, заметив, что она словно парит в этом дрожащем свете, подобно судьбоносному или пророческому ангелу.
Когда она вынула оттуда полные пригоршни благовонного масла, вся терраса, виноградник и сад сразу заполнились ошеломляюще сладостными ароматами нарда. Такая ароматическая смесь, как было известно Иосифу, стоила безумно дорого. Гораздо дороже полновесных пригоршней рубинов и золота.
Один за другим сотрапезники поняли, что должно произойти. Симон оттолкнул свою тарелку и с трудом поднялся с места; Иаков и Иоанн Зеведеи бросились к Мариам, желая остановить ее, Иуда вскочил на ноги… Однако все они опоздали.
Иосиф держал алебастровый ларец и изумленно смотрел, как Мариам с ангельски прекрасным выражением лица позволила благовонному маслу пролиться с ее ладоней на голову Учителя и оно заструилось по его лицу и шее под хитон, — традиционный священный ритуал миропомазания царя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176